Стук колес кареты время от времени сменялся шуршанием. Слуха доносились всхлипывания воды, шелест травы и деревьев. Я уже битый час притворялся спящим. После того как загадочный рыцарь забрал меня из застенок инквизиции, мы не разговаривали. Маркус Авалос грубо затолкал меня в карету, действуя с какой-то излишней поспешностью. Не взирая на всю помпезность, продемонстрированную рыцарем в момент своего явления в пыточную, едва мы оказались на улице, она улетучилась, будто унесённая ветром. Потом была долгая дорога в неизвестном направлении и томительная тишина. Я притворялся спящим, лежал с закрытыми глазами, обдумывая произошедшее.

«Кто он такой? Зачем я ему нужен? Стоп. Всё сначала, по порядку! Арест производил городской прокурор, но позднее я оказался в руках инквизиции. Как такое могло произойти? За всё время, что я прожил в Крампоре, не припомню, чтобы хоть что-то слышал о работе этого ведомства. Мне даже не было известно, где у них штаб? В вопросах религии господствовал компромиссный политеизм. Кто-то поклонялся мёртвому богу Лот, кто-то его ни то жене, ни то сестре Эвт. Лишь фигура Атраши витала где-то в сумерках, стыдливо спрятанная и позабытая. Зачем им инквизиция? Что считается ересью?».

Я припомнил слова инквизитора, пытавшего меня.

«К какому виду нечисти вы причисляете себя, заблудший? Чёрт, подери… Что он имел ввиду? Ему было известно, что я мормилай или же нет? Допустим, что нет, тогда какие могут быть варианты? Мормилай или вампир? Но вампир выглядит иначе, я сам видел. Впрочем, возможно, то чудовище — это не его первоначальный образ, а следствие длительной мутации, пока твари удалось до меня добраться. Но инквизитор не просто меня терзал, он изучал мою кровь. Тогда возвращаясь к вопросу о видах нечисти… А есть ли какие-то ещё?».

Маркус закашлялся, затем пробормотав ругательство. Я замер, вслушиваясь, но кроме скрипа колёс, более не раздавалось ни звука.

«Был ещё один любопытный момент на допросе. Инквизитор осведомился, какую именно семью я имею ввиду, назвав меня заблудшим. Ту, что поклоняется Атраше и терзает праведников в преисподней? — спросил он. Резюмируя услышанное, можно предположить, что они считают, будто кто-то втайне от церкви поклоняется Атраше, которая в свою очередь взращивает некий культ, условно, назовём его «культом про́клятых», что терзает праведников… Где? В преисподней. Бред какой-то. Если они считают себя праведниками, то как попадают в плен к той, кого отрицают? Ещё эта преисподняя. Что это за место? То, что я видел? Амбраморкс? Но там живёт не Атраша, если она вообще когда-то существовала. В Амбраморксе всем заправляет жирная тварь Дулкруд, который… Хм… Что ещё более странно… Вообще никак не отмечен во всеобщей религиозной бредятине, которая и без того не согласовывается!».

Я понял, что если пролежу ещё хоть минуту с закрытыми глазами, то совершенно точно рехнусь. Бесконечные вопросы, что сыпались на голову, вызывали уже не интерес или страх, а раздражение, граничащее с озверением. Хотелось вскочить и крушить всё вокруг. Я резко распахнул глаза, уставившись на паладина.

— Доброе утро, рыцарь Маркус Авалос, — поздоровался я, садясь.

— Скорее вечер, сударь, — заметил рыцарь.

Маркус сидел напротив, глядя так, словно ждал моего пробуждения, как второго пришествия Лот. В его глазах было нетерпение и интерес. Дождавшись, пока я приду в себя и сяду, рыцарь, не отрывая от меня взгляда, подхватил с сидения кожаный бурдюк. Вырвав зубами пробку, он сделал глоток и вытер пепельные усы, довольно причмокнув. В нос ударил пленительный аромат благородного виноградного вина. Рыцарь протянул бурдюк, ухмыльнувшись, и сообщил:

— Кровь Его.

— Ну, раз Его, — устало бросил я. — Тогда можно.

Учитывая контекст, с позволения сказать застолья, я без сомнений употребил бы и все содержимое бурдюка, но вынужденно отпрянул. Живительное тепло скользнуло по горлу, устремляясь дальше в пищевод, и наполняя тело жаром, разрастающимся в груди.

— Положите руки на стол, я осмотрю раны.

— Благодарю покорно, ничего не нужно. Ран нет, так пустяки.

— И всё же.

— Я отказался. Разве это не понятно?

— Вы не шибко то вежливо разговариваете с тем, кто спас вашу шкуру… Как бишь вас… Ах, да… Александр Веленский, если мне не изменяет память.

— Отнюдь, благородный рыцарь Маркус. Я же сказал «благодарю». Не вежлива была лишь ваша настойчивость.

Паладин зыркнул на меня тяжёлым, близким к раздражению взглядом. Шумно выдохнув, он смолк, изучающе глядя мне в глаза.

— У меня к вам очень серьёзное дело. Оно касается судьбы не только вашей, но и судеб многих других людей, — заговорил он, неспешно выстраивая слова в предложения, обстоятельно их проговаривая, будто беседовал с ребёнком. — Для того, чтобы не терять время, которого у нас с вами увы не в достатке, нужно достичь определённого доверия. Как я понимаю, тот факт, что вас освободили моими усилиями, не в счёт?

— Меня арестовали, не предъявив обвинения. Затем пытали, не предъявив обвинения. Затем вы освободили меня, предъявив поддельный документ. Я же никакой не ваш агент, сударь! Откуда мне знать, что вы и Матей Кнедлик не заодно?

— С какой стати мне быть заодно с этим мясником? — пророкотал рыцарь, глядя на меня стальным взглядом.

— Ну, даже и не знаю. Например, с такой, что освобождение может быть фикцией, призванной развязать мне язык.

— Вы меня разочаровали, — помолчав, заявил великан.

— Чем же?

— Очевидно, сударь, что вы мерите окружающих по себе. А то, что звучит из ваших уст, не делает чести говорящему.

— То есть по-вашему я подлец и интриган? — уточнил я.

— Выходит, что так, — пожав плечами, словно бы равнодушно ответил Маркус.

— Остановите карету.

— Сударь, прошу не глупите…

— Остановите карету! — взревел я, вскакивая.

Рыцарь и не подумал пошевелиться. Даже встав, я был немногим выше него. Маркус смотрел на меня с ещё большей антипатией, но всё же грохнул тяжёлым кулаком в стенку позади себя, зычно гаркнув:

— Алейо, останови!

— Тпрррр! — раздался голос невидимого возничего.

Не дожидаясь, пока карета полностью остановится, я открыл дверцу и выпрыгнул наружу. Мы были посреди тракта, где-то в глуши. Куда не глядь, убранные поля, то тут, то там с проседью снега. Повертев головой, я уставился на Маркуса, который последовав за мной, выбрался из экипажа.

— Вы забрали мои вещи?

— Да, — кивнул паладин.

— Когда планируете вернуть?

Рыцарь неспешно подошёл к объёмному сундуку, привязанному позади кареты. Вальяжно и будто бы даже сонно извлёк из объёмного кошеля на поясе связку ключей, затем отпер замок. Запустив огромную ручищу внутрь сундука, он извлёк нечто, обёрнутое плотной тканью, и передал мне. Я нетерпеливо сбросил ткань и чуть не ахнул. В ладони лежал амулет Арона. Поспешно осмотрев его, я нашёл заветную гравировку: «Ф.К».

«Подлинник, сомнений быть не может!».

Поскорее надев его на шею, я ощутил прежнее спокойствие. Очнувшись в застенках Крампорской инквизиции, самое большое разочарование заключалось в утрате амулета — единственной ниточки, связывавшей меня и мир Амбраморкс, в котором остались двое последних на всём свете людей, которые были за меня.

— Ваше оружие хранится там же. Вы сможете его забрать, как только выслушаете меня.

Маркусу действительно удалось меня заинтриговать.

— Спасибо, — бросил я, возвращаясь в экипаж.

Маркус последовал за мной. Всё так же невидимый кучер по имени Алейо взвизгнул на козлах, и карета снова тронулась в путь.

— Ладно, ваша взяла, — примирительно проговорил я. — Прошу простить мой прежний тон. Увы, некоторые обстоятельства моей недавней жизни, заставили меня стать прямолинейным и раздражительным.

— Вам не за что извиняться, я прекрасно понимаю о чём идёт речь, хоть мне и не известных все подробности ваших злоключений.

— Хорошо. Вы обещали мне что-то рассказать. Я очень внимательно вас слушаю.