— Нет, просто, черт возьми, не останавливайся.

Пока я держал ее бедра, она качнулась обратно на мой член, встречая меня толчком за толчком. Я шлепал ее по заднице, входя и выходя из нее, ладоня ее грудь и перекатывая ее сосок между кончиками пальцев.

«Кто тебя трахает?»

Мой кончик вытянулся почти полностью, но тут же вонзился обратно. Она всхлипнула, ее голова тряслась у меня на плече.

"Кто?" — повторил я гортанным голосом.

Она застонала. — Да, муж.

Я снова включил ее. Дрожь сотрясала мое тело, когда я снова и снова въезжал глубоко, блаженство было таким сильным. Она упала на руки, и я склонился над ее спиной, растирая и толкая ее, вонзаясь в нее, как животное.

— Хорошая девочка, — проворчал я. «Sei perfetta. »

Она умела сводить меня с ума, заставляя меня сходить с ума, требуя большего. Я хотел похоронить себя внутри нее и никогда не уходить.

— Скажи, что ты мой, — прорычал я.

— Боже, да… да, да… пожалуйста, — выдохнула она, прижимаясь ко мне задницей.

Мои яйца напряглись, готовые вывалиться, но мне нужно, чтобы она кончила первой. Я трахал ее так сильно, что боялся сломать ее. Еще один щелчок пальца. Еще один толчок. А затем она разбилась, удовольствие прокатилось по ней, когда ее внутренние мышцы сжались вокруг меня, выжимая из меня все, что у меня было.

Ее стоны и всхлипы побуждали меня доводить ее до оргазма, пока я с ревом не развалился на части прямо позади нее.

Я провел губами по ее затылку, осыпая ее кожу поцелуями.

«Tu sei perfetta, amorina », — пробормотал я. «Я сделаю тебя и нашего малыша счастливыми».

Когда мое дыхание замедлилось и я спустился с кайфа, я обнаружил, что Афина смотрит на меня через плечо со слезами на глазах.

Паника охватила меня за секунду.

"Что это такое?" — прохрипел я. «Я был слишком груб?»

Она всхлипнула. «Ты слишком милый. Это вызывает у меня эмоции».

На меня обрушилось облегчение. Я приблизил ее губы к своим для долгого поцелуя.

Спустя четыре десятилетия я нашел то, что посчастливилось иметь моим родителям. Я позабочусь о ней, несмотря ни на что. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она знала, что она в безопасности.

Чтобы сдержать это обещание, я был готов отказаться от Омерты.

ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

АФИНА

я

не мог жаловаться на свою брачную ночь. Не считая моего кошмара и небольшой ссоры с мамой, это было абсолютное совершенство. И последующие дни были такими же волшебными.

За последние две недели мы впали в рутину.

Мануэль пожирал меня несколько раз за ночь, сильно и быстро, затем медленно и сладко, давая моим любовным романам конкуренцию. Утром мы вместе выпивали чашку кофе (для меня, конечно, без кофеина), а затем он занимался работой, а я направлялся в библиотеку, чтобы позаботиться о своей. После обеда мы либо плавали под парусом, либо гуляли по пляжу. Да, это был декабрь, и температура была недостаточно высокой, чтобы купаться, но она идеально подходила для исследования острова.

Мои глаза танцевали по экрану, читая строки с легкой улыбкой на лице. Никогда еще слова не приходили так легко, и я не мог не испытывать гордости. Это было остроумно, необычно и настолько чертовски горячо, что я знал, что это будет успех.

«Это здорово», — пробормотала я, улыбаясь и похлопывая себя по спине. Дела шли хорошо, а жизнь на острове была еще лучше. Каким-то образом я начала думать обо всем этом как о своем доме, хотя знала, что это во многом связано с моим мужем.

Мой муж.

Я все еще привыкал называть его так, но должен был признать, что чувствую к нему неоспоримое чувство собственности. Я лучше умру, чем позволю другой женщине прикоснуться к нему. Даже когда во время наших прогулок по городу я ловил на себе взгляды женщин, мне приходилось бороться с желанием выцарапать им глаза.

Определенно это не то, чем я гордился, но он, похоже, не возражал против этого.

Мы с мамой заключили перемирие. Мы избегали разговоров о моем браке, но ей было искренне интересно узнать о моей беременности. Я поделилась с ней результатами всех посещений и отметила уверенность доктора Ферреры в том, что ребенок совершенно здоров.

Я взглянул на часы. У меня было около часа до встречи в городе.

Я откинулся на спинку стула, вытянув руки над головой, прежде чем опустить их на грудь. Мои легкие расширились, счастье наполнило меня. Закрыв глаза, я пропел первую ноту и, прежде чем опомнился, начал петь.

Впервые за всю жизнь я спел знакомые слова арий, позволяя нотам наполнить меня. Это было не для моей матери. Это было не для того, чтобы увлечь публику. Это было не для того, чтобы произвести впечатление.

Это было просто для меня.

Спустя, возможно, часы, я открыл глаза и увидел стоящего там Мануэля, смотрящего на меня с недоверием.

— Это был ты, — выдохнул он.

Мои брови нахмурились. «Кем был я?»

«Этот ребенок, которого я поймал на пении одиннадцать лет назад», — сказал он, и осознание улеглось. Он не помнил того ребенка, которого поймал. Никогда не соединял точки. «Девушка, которая пнула меня и сбежала».

Я застенчиво улыбнулся.

"Я думал ты знаешь." Он покачал головой, и тревога затопила мой разум. "Вы с ума сошли?"

«Я злюсь, что ты меня пнул? Нет." Он провел рукой по волосам. «Я злюсь, что твоя мать так с тобой обращалась? Черт возьми, да.

Я закрыла ноутбук и встала, обняв его. «У нее действительно не было выбора. В тот день она не могла петь, потому что ее голосовые связки были повреждены».

— Тогда ей следовало сообщить об этом оперному театру и отложить спектакль; не использовал тебя».

«Нам нужны были деньги», — слабо возразил я. Только когда я стал взрослым, я узнал, что оперный театр на самом деле приносил маме деньги. Мы могли бы уехать в Штаты сразу после нападения Триад. Вместо этого она задержалась, дав им шанс напасть на меня через неделю и похоронить в ящике, фактически гарантируя жизнь, полную ужасных воспоминаний.

Мануэль обхватил мои щеки. — Ты не веришь в это, аморина .

«Честно говоря, я не понимаю, почему она настояла на этом», — признался я. — Или почему мы остались после того, как ты узнал, что мы сделали.

Выражение его лица стало грозным. «Может быть, потому, что она была занята придумыванием того, как выглядеть жертвой».

Моя бровь нахмурилась в замешательстве. "Что ты имеешь в виду?"

Он издал пренебрежительный звук в глубине своего горла. «Примерно через неделю после того выступления мне срочно позвонили карабинеры ». Я пытался подобрать это слово в своем постоянно растущем словарном запасе и не смог его найти. «Полицейские силы», — добавил он. «Она подкупила персонал больницы, чтобы тот ее принял, солгав о нападении. Она попросила их позвонить мне, и это звучало так, будто она была на смертном одре».

Я напрягся, перебирая в уме события той недели. Нападение в нашей квартире. Представление. Потом, через неделю, когда… коробка…

Ой, мама, что ты сделала?

У меня по коже побежали мурашки, а в груди сдавил страх.

— Через неделю после выступления? — спросил я с трепетом.

"Да."

Одно слово изменило все, и мои отношения с матерью никогда не будут прежними.

СОРОК

АФИНА

М

У Ануэля зазвонил телефон, и он выругался себе под нос.

Я обхватила пальцами его предплечье и сжала его.

«Позаботьтесь об этом. Я потрачу время на то, чтобы закончить книгу, — солгал я.

«Вы позволите мне прочитать вашу книгу до того, как ее получат ваши поклонники, верно?» Он поднял бровь, когда я не ответил. — Верно, моли ?

Черт, мне нравилось, когда он называл меня своей женой. Я стала лучше изучать итальянский благодаря моему приложению и терпеливому мужу.