Любовь разрывает вас на части и разрывает на крошечные кусочки. Это было то, что она всегда мне говорила. Она сказала мне, что если будет больно, ты можешь быть уверен, что влюблен. Именно так я измерял все свои отношения — если их можно было так назвать. Я не позволил себе пострадать, значит, я, должно быть, никогда не был влюблен.

— Может, и хорошо, что ты этого не сделал, — криво парировал я.

«Говорят, что он очень хорошо обеспечен и может трахаться как…»

Я ахнула, яростно покраснев. "Мать!"

Она потянулась к моей руке и сжала ее. «Ой, тише. Мы не девственники».

Я никогда не говорил матери, что потерял девственность, но она так и предполагала. Ее теория заключалась в том, что когда пять девочек жили вместе, они обычно делали глупости.

«Ты самая нетрадиционная мать, какая только может быть у девочки», — заявил я, покачав головой.

Она со вздохом откинулась на сиденье. — Я стараюсь, Афина. Я не хочу, чтобы ты застрял в коробке». По моей спине пробежала дрожь. Мама вздрогнула и быстро взяла мою руку в свою, крепко сжав ее. «Я не хочу, чтобы ты был тем, чего от тебя ждут, потому что мужчины или общество ожидают от тебя этого».

— Я знаю, — пробормотала я, быстро отгоняя мрачные мысли. Я не мог думать об этом сейчас. Или когда-либо, особенно с моей матерью.

«Ожидания были возложены на мою сестру. Она была слишком напугана, чтобы пойти против них, поэтому вышла замуж за Ликоса Костелло, и это стоило ей всего, включая здравомыслие».

Я вздрогнула, бросив на нее удивленный взгляд. — Ты редко говоришь о своей сестре.

Она пожала плечами. «Я был намного моложе ее, и мы не были похожи. Она была застенчивой, религиозной и очень сдержанной». Моя мать определенно не была такой. «Я думала, она превратится в монахиню. Она этого не сделала. Она вышла замуж за греческого бандита и сошла с ума».

Мой рот отвис. «Мама… что ты говоришь? Она жива?»

— Честно говоря, я не знаю. Тень скользнула по ее лицу. «Я слышал, что ее поместили в психиатрическую больницу, но есть и другие истории, в которых утверждается, что она умерла».

— Разве ты не звонил ее мужу? — спросил я в недоумении. — Твой зять.

Она бросила на меня озадаченный взгляд. "Зачем мне? Они порвали со мной связи, а не наоборот».

Я покачал головой, озадаченный. «Что случилось, что твоя единственная сестра, моя тетя, порвала с нами все связи?» Она открыла рот, затем остановилась. Я не мог понять всей этой тайны. «Я думаю, ты захочешь, чтобы твоя сестра была в твоей жизни, мама. В конце концов, вы двое выросли вместе.

«Мы так и делали, но она всегда была в центре внимания».

Мои брови нахмурились. "Что ты имеешь в виду?"

Она вздохнула с раздражением. «Все всегда любили ее, и когда бы она ни была рядом, я был забытым. Потом был устроен ее брак с главой греческой мафии, и она стала невыносима. Никто не видел ее недостатков так, как я».

Что-то в ее комментарии оставило у меня кислый привкус во рту. Я знал, что моя мать сильно пострадала и, в свою очередь, ожесточилась, но ее сестра не имела к этому никакого отношения.

«Ну, никто не идеален», — заметил я. «Я имею в виду, что мне не очень хочется притворяться, что ты не моя мать, но я с этим справлюсь. Я определенно не избегаю тебя, потому что люблю тебя».

Она улыбнулась, но улыбка не коснулась ее глаз. — Я же говорил тебе, что это ради нашей безопасности. Я настаиваю на этом только потому, что люблю тебя».

— Я тоже тебя люблю, но было бы хорошо, если бы нас было не только двое. Она моргнула, глядя на меня с забывчивым выражением лица, и я объяснил. «Ваша сестра — это ваша семья, как и ее муж, их дети. Они наша семья. Тебе не кажется, что для меня было бы неплохо вырасти с кузенами?»

Она пожала плечами. «У моей сестры дети появились намного позже. Разница в возрасте между тобой и твоими кузенами слишком велика». Я закатил глаза. Она упустила мою точку зрения. — Кроме того, ты встретил своего дядю.

Мои брови нахмурились. «Думаю, я запомню встречу со своим дядей».

Она слегка побледнела, а затем прошептала: «Афина, он пришел в больницу после… после всего инцидента с горящей гробницей».

Я замерла, когда страх закрался в уголки моего сознания, сдавливая горло. Это я хорошо запомнил, хотя мне хотелось этого не делать. Мои легкие сжались. Тьма того дня превратилась в кошмары, которые я переживал снова и снова, пока мне не пришлось засунуть их всех в хранилище.

Я ненавидел то, как эти воспоминания могли так легко обездвижить меня. Я был сильнее этого, черт возьми. Я, черт возьми, был.

— Я не помню… его. Я согнула пальцы, ногти впились в ладони. Я не мог пойти туда сейчас. Никогда не. Я не хотел показывать маме или кому-либо еще, как сильно меня испортили события одиннадцатилетней давности. — Ты не беспокоишься о своей сестре?

Мама пожала плечами. «Мы не разговаривали десятилетиями». Я прищурился, и она покачала головой. «Я мог… допустить некоторые ошибки».

Я ждал, пока она объяснит. Неудивительно, что она этого не сделала. На самом деле, я был удивлен, что она вообще была готова поделиться этим. Но теперь, когда она открыла дверь, я намеревался узнать как можно больше о своем происхождении — с ее помощью или без нее.

— Ты человек, — заметил я. «Быть человеком — значит совершать ошибки. Как я уже сказал, мы все их делаем, поэтому я уверен, что твоя сестра и ее муж уже давно тебя простили.

Она вздохнула. — Нет, такого они бы не простили.

"Как что?"

Она остановилась, сжала губы и пристально посмотрела на меня. Что бы она ни увидела в них, она вздохнула.

«Ты помнишь, как мы сбежали обратно в Штаты, когда тебе было двенадцать», — заявила она, резко меняя тему. В ее голосе был намек на страх, который она пыталась подавить, но я слишком хорошо это знал. «После нападения Триад».

Я вздрогнула при воспоминании о мужчинах, ворвавшихся в нашу маленькую квартирку посреди ночи и причинивших ей боль, оставив ее с синяками и неспособной дышать. Мужчины, которые чуть не сожгли меня заживо.

Не думай об этом. Не думай об этом.

Это никогда не заканчивалось хорошо, когда я ослаблял свою защиту. Тот день был засунут в темное хранилище моего разума и запечатан наглухо. Оно должно было остаться там.

— Из-за нападения, — пробормотал я, давний ужас сжимал мою грудь.

Уголок ее рта приподнялся.

«Эта атака была результатом моей глупости». Ее взгляд бродил по комнате, пока не остановился на большом окне, где город Севилья купался в полуденном солнце. «Наши родители были частью греческой мафии, управляя делами семьи Костелло в Штатах. Вскоре после того, как моя сестра Амара вышла замуж за Ликоса, наши родители умерли, и она привезла меня в Грецию, чтобы я жил с ней и моим новым зятем. Мне было шестнадцать, я был наивен и глуп, и мир Ликоса сильно отличался от того, в котором мы выросли. вверх. Мужчины были жестче, но обладали такой харизмой и привлекательностью, что устоять перед ними было невозможно».

Моя мама рассказала мне много историй о моих дедушке и бабушке — греках в первом поколении, живущих в Соединенных Штатах и зарабатывающих себе на жизнь. Однако она ни разу не призналась в своей причастности к мафии. Я начал задаваться вопросом, что еще она скрывает от меня.

— Это когда вы встретились… — Я сглотнул комок в горле. Она ненавидела говорить о моем отце, и хотя я не мог ее винить, мне хотелось узнать немного своей истории.

— Да, примерно год спустя я встретил твоего отца Аттикуса.

— Насколько он был старше тебя, мама?

Прошло мгновение, прежде чем она ответила: «На двадцать лет старше».

«Значительная разница в возрасте», — пробормотал я, прекрасно понимая, что это выставляет меня в некотором роде лицемером. Но между ее сценарием и моим было одно существенное отличие: она едва достигла совершеннолетия, а я была взрослой женщиной.

«Я была зрелой для своего возраста», — заявила она, и в ее глазах светилась уверенность. «Я знал, чего хочу, и шел к этому».