Второй мужчина пожимает плечами. «Ладно, значит, Ганс его убил. Он, должно быть, уже давно ушел».

Первый мужчина хрюкает и толкает плечом дверь. «Из чего эта штука сделана?» — ворчит он, затем возвращается к замку.

«Я просто говорю, что Ганс, чертов убийца людей-призраков, не будет сидеть внутри и ждать засады». Второй Человек качает головой.

Я поднимаю взгляд на Ганса и молча признаю, что он прав. Ганс стоит.

В динамике раздается громкий щелчок. «Наконец-то», — хрюкает Первый Человек и толкает дверь. «И не будь идиотом, он явно сбежал из города. Мы здесь просто ищем улики».

Второй мужчина указывает на другую сторону улицы, где — к моему ужасу — двое других мужчин уже выломали мою входную дверь.

С моих губ срывается возмущенный звук, и Ганс перемещает руку со спинки стула на мое плечо.

Дерзость.

Кипя от злости, я снова перевожу взгляд на первый монитор как раз вовремя, чтобы увидеть, как эти два придурка входят в дом Ганса.

Ганс нажимает еще несколько клавиш, и некоторые наружные камеры заменяются видами внутри дома.

«Что мы будем делать?» — шепчу я.

Ганс нажимает еще несколько клавиш, и звук переключается на происходящее внутри дома.

Думаю, мы останемся и посмотрим.

Мой пульс подскакивает. «У меня дома есть камеры?» — спрашиваю я, надеясь, что они есть, чтобы я могла увидеть, что там делают мужчины.

Рука на моем плече сжимается. «Нет, извини».

Я вздыхаю, полностью осознавая, что это должно быть хорошо. Затем мне приходит в голову другая мысль. «У тебя в гараже есть камеры?»

«Нет, извини». Еще одно сжатие, пока Ганс повторяет те же извинения. Мы оба расстроены тем, что у нас нет записи нашего первого секса.

Сосредоточься, Кэсси.

Мы наблюдаем на мониторах, как мужчины быстро обходят дом Ганса, проверяя каждую комнату.

Когда я вижу, как Второй Человек, тот, что кружил вокруг дома, направляется в подвал, я напрягаюсь.

Но Ганс не меняет своей позиции. Он не тянется за пистолетом и не выключает свет.

Конечно, Ганс был прав, не паникуя. Мужчина заглядывает в углы пустого подвала, прежде чем повернуться и побежать обратно вверх по лестнице.

«Там даже коробки нет», — кричит Второй Человек через весь дом, стоя в гостиной. «Это не может быть его постоянным домом».

Этот комментарий заставляет меня чувствовать себя немного грустно, потому что это постоянный дом Ганса. Или был им уже некоторое время, по крайней мере.

Из того, что мне рассказал Ганс, до недавнего времени за ним гонялись и хорошие, и плохие парни. Все его либо боялись, либо ненавидели. Так что неудивительно, что он не чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы обосноваться и сделать этот дом своим домом.

Я тянусь к его теплу.

И теперь, когда мы наблюдаем, как они вытаскивают ящики и роются в каждом дюйме его дома, становится ясно, что это больше не его дом. Даже если он убьет главного негодяя, это место будет раскрыто. Ганс сам сказал это; у него много врагов. Он никогда не сможет просто жить в таком уютном районе, как этот, и не оглядываться постоянно через плечо.

Второй Человек хихикает, тянется к мечу, висящему на стене над кушеткой Ганса. «Не возражаешь, если я возьму».

Ему требуется секунда, чтобы опустить его, но как только он это делает, он начинает размахивать им, как идиот.

На другом экране Первый Человек копается в спальне Ганса. Когда он двигается к тумбочке, Ганс выпрямляется рядом со мной.

Мужчина открывает ящик и наклоняется над ним, роясь в его содержимом.

Из другой части дома раздается голос Второго мужчины. «Пойду проверю гараж».

«Ладно», — отвечает Первый Человек. Затем он бормочет: «Что это за херня?»

Он выпрямляется, и в его руке оказывается стопка желтых стикеров.

Рука Ганса на столешнице сжимается в кулак. «Вот и все», — рычит он.

«Что…»

Прежде чем я успеваю закончить спрашивать, Ганс пересекает комнату. Открывает дверь. И выбегает в подвал.

Я открываю рот, чтобы крикнуть ему вслед. Спросить, какого черта он делает. Сказать ему, чтобы он схватил пистолет, нож или что-нибудь еще. Но я не хочу кричать и быть услышанной злоумышленниками.

Дверь захлопывается, запирая меня.

«Обугленное сладкое кукурузное печенье», — говорит мужской голос в замешательстве. «Это что, код?»

Я медленно поворачиваюсь к мониторам.

Это мои заметки-стикеры. Те, что я написала от руки для каждой выпечки. Те, что я отдала Гансу.

И Первый Человек касается их.

Мой взгляд метнулся в сторону экрана и я увидела Ганса.

Он уже поднимается по лестнице.

Второй Человек все еще в гараже, осматривается. Но он может вернуться в дом в любой момент, и тогда будет двое на одного, а Ганс безоружен.

«Пожалуйста, будь осторожен».

Но Ганс не замедляет шага. Он не двигается осторожно.

Он делает шаги по три за раз и распахивает дверь наверху. Оставив ее открытой, он шагает через гостиную. Руки разжимаются и сжимаются в кулаки по бокам.

Мужчина в гараже не выходит. Он не видит Ганса и не включает сигнализацию.

Это значит, что Первый Человек понятия не имеет, что его ждет.

ГЛАВА 87

Ганс

Когда я вхожу в спальню, мои ботинки бесшумно ступают по ковру.

«Это мои».

Услышав мой голос, Первый Мужчина оборачивается.

И тут я вижу их. Мои девственные квадратики бумаги разорваны, скомканы в две неровные стопки. И… Этот порван?

Красный цвет, который обычно виден краем глаза, ярко вспыхивает перед моими глазами.

Он замирает всего на секунду, но я использую эту секунду, чтобы выхватить заметки из его рук.

Первый Мужчина быстро приходит в себя и тянется за пистолетом, который он держал в кобуре.

Признавая, что они уже повреждены и что мне нужно держать их под рукой, я засовываю стикеры в рот и прикусываю их, удерживая их там, пока они не выпирают изо рта, словно пучок сена.

Пистолет мужчины обтянут чистой кожей.

Он большой. Мы почти друг перед другом.

У меня нет с собой оружия. Но это неважно.

Я — оружие.

И я злюсь.

Прежде чем он успевает поднять пистолет, я прыгаю вперед, переношу вес на кулак и бью в грудину мужчины.

Его диафрагма сокращается, лишая его возможности дышать и звать на помощь.

Моя левая рука уже в движении, и я бью в идеальное место на внутренней стороне его правой руки, в нескольких дюймах от локтя. Ту, что держит пистолет.

Мой удар попадает в триггерную точку его двуглавой мышцы плеча, и он отпускает пистолет.

Он пытается уйти от меня, спотыкаясь, отходит в сторону. Но я шагаю вместе с ним.

Спина Первого Мужчины ударяется о стену, параллельную моей кровати, и я прижимаю его к ней левой рукой.

Я чувствую момент, когда мышцы под его легкими начинают расслабляться, и он пытается сделать вдох.

Прежде чем его дыхательные пути успевают открыться, я поворачиваю свое тело и бью локтем по передней части его горла, чувствуя, как его трахея не выдерживает удара.

Его глаза выпучиваются, но зажатые в зубах стикеры напоминают мне о том, что он сделал. Что он отнял у меня.

Я снова бью локтем в горло.

Этот ублюдок испортил первую вещь, которую я получил от Кассандры.

Он уничтожил одну из немногих вещей, которые мне дороги.

Все еще пытаясь уйти от меня, он бьется головой о мою стену. О плоскую сторону катаны, закрепленной там.

Я вытягиваю правую руку в сторону его головы и хватаюсь за рукоять меча.

Мои мечи — не украшения.

Они были созданы для того, чтобы их использовали.

Я убираю левую руку с его груди и хватаю прядь его волос.

Я оттягиваю его от стены всего на несколько дюймов, пока моя правая рука крутит рукоять катаны. Останавливаюсь только тогда, когда острая сторона оказывается обращенной наружу.

Затем, схватив его за волосы, я откидываю его голову назад, удерживая его неподвижно, и тяну меч к себе.