Ничего не изменилось. Я все еще не должен был держать ее здесь со мной. Не должен был подпускать ее к себе. Но я не могу найти в себе силы заставить ее уйти. Потому что в глубине души я хочу, чтобы она осталась.

«Я тоже решила выпить». Она машет мне своей кружкой, ставя мою на журнальный столик. «В конце концов, сейчас выходные». Затем она откидывается на спинку дивана, держа в руке напиток. «Что ты смотришь?» Ее брови хмурятся под кудрявой челкой.

Мне хочется откинуть ее волосы в сторону и провести пальцем по милым морщинкам, которые появляются на ее лбу, когда она делает это выражение лица.

«Какой это язык?»

Что…?

Мой мозг осознает это, и я снова поворачиваюсь к телевизору.

Упс.

Это шведский фильм. На шведском языке.

Я обычно не совершаю таких промахов, случайно показывая кому-то что-то о себе. Мне не нужно, чтобы она знала, что я говорю по-шведски. Или по-итальянски. Или по-испански.

Сделав вид, что я ослышался, я беру пульт, чтобы выйти из фильма, а затем передаю его Кассандре.

«Ой, я не имела в виду…» Она пытается вернуть мне пульт, но я снова поднимаю его и указываю на горло.

Если мне придется притворяться, что мне больно, и есть подгоревший мясной суп вместо того, чтобы наслаждаться ее телом, я воспользуюсь теми немногими преимуществами, которые это мне дает.

Вздохнув, она просматривает доступные названия и останавливается на документальном фильме о тайных обществах.

Я чувствую, что она наблюдает за мной, ожидая знака того, что я чувствую, но когда я ничего не говорю, она выбирает его.

Кассандра кладет пульт на журнальный столик, затем ставит ноги рядом с ним, копируя мою позу. «Я собиралась это посмотреть. И если тебе не нравится…» Она делает глоток своего напитка. «Жаль. У тебя было достаточно возможностей возразить».

Я ухмыляюсь, съедая очередную ложку подгоревшего супа. У бабочки есть хребет.

ГЛАВА 21

Кэсси

Ганс доедает свою тарелку супа. Потом вторую, доедая то, что я принесла. Но когда я начала вставать, чтобы пойти помыть его тарелку, он махнул мне рукой, чтобы я продолжала сидеть.

Я так и сделала.

И, допив второй стакан виски, я позволил себе снова опуститься на его диван.

Мебель не представляет из себя ничего особенного, но она невероятно удобная. Совсем не дешевая подержанная вещь.

Я поворачиваюсь так, чтобы мой бок оказался у спинки дивана, затем поднимаю ноги на сиденье между нами.

Я просто останусь до конца шоу. Потом пойду домой и дам Гансу отдохнуть.

Пока ведущий документального фильма рассказывает о поездке жертвы в Европу, я вспоминаю фильм, который смотрел Ганс, и задаюсь вопросом, на каком языке он был снят.

И тут мои веки начинают опускаться.

ГЛАВА 22

Ганс

Я собираю посуду с журнального столика, десятилетия тренировок позволяют мне двигаться бесшумно.

Я ставлю их в раковину рядом с кастрюлей с супом, затем обхожу дом, проверяя входную дверь и дважды проверяя остальные точки доступа.

Наконец, когда единственным источником света остается лампа возле моей кровати, я возвращаюсь в гостиную и наклоняюсь, чтобы подхватить спящую Кассандру на руки.

ГЛАВА 23

Кэсси

Меня окутывает жар, и голова склоняется набок.

Когда я пытаюсь открыть глаза, они тяжелеют.

«Шшш», — глубокий голос Ганса вибрирует во всем моем теле. «Спи дальше».

ГЛАВА 24

Ганс

Я стою рядом с кроватью, прижимая Кассандру к груди.

Она снова уснула за те двенадцать секунд, что мне потребовались, чтобы добраться с дивана сюда, и я не хочу ее опускать. Я не хочу потерять ее вес в своих руках.

Держа ее так близко…

Тепло разливается по моим венам, и я прижимаю ее к себе крепче.

В ответ Кассандра вздыхает так удовлетворенно, что я чувствую это всем своим существом.

Просто положи ее. Ты можешь забраться в кровать и снова обнять ее в считанные минуты.

Понимая, что мне придется это сделать, я опускаю ее на матрас.

Кассандра издает тихий звук, затем переворачивается на бок.

Ее руки не нащупывают ничего, поэтому я хватаю свое одеяло, которое я откинул, прежде чем поднять ее, и накидываю ей на плечи.

Ее пальцы подтягивают ткань к лицу, прижимая ее ко рту.

Затем она успокаивается.

И она выглядит так естественно, так по-домашнему, свернувшись калачиком в моей постели.

Это идеальная пытка. Потому что теперь я знаю, какой она может быть.

Так же, как знать, какая она на вкус. Или знать, сколько тепла исходит от ее горячей маленькой киски, когда она возбуждена.

Теперь я знаю, как она выглядит под моим одеялом.

Я это знаю и никогда не смогу этого забыть.

Мое сердце сжимается, и я делаю единственно разумное, что могу. Я фотографирую ее на телефон, раздеваюсь до трусов-боксеров, выключаю лампу и забираюсь в кровать позади нее.

Я не беспокоюсь о притворстве, не беспокоюсь о ожидании. Я иду прямо к ней и прижимаюсь своим передом к ее спине, обхватывая ее тело своим.

Кассандра глубоко выдыхает, растворяясь во мне.

Давление в груди усиливается.

Что в ней такого?

Я был с женщинами. Со многими женщинами. Некоторые из них были потрясающими. Некоторые милыми. Некоторые, вероятно, имели потенциал стать отличными партнерами. Но мне это было неинтересно. Мне даже в голову не приходило нарушать свои жесткие границы или думать об уходе на пенсию.

Выход на пенсию.

Я обнимаю Кассандру за талию, кладу предплечье ей на живот, а ладонь просовываю между ее мягким телом и матрасом.

Другую руку я засовываю под подушку.

Это кажется таким правильным.

Я закрыл глаза и снова подумал об этом слове: «Пенсия».

Я не думаю, что я когда-нибудь полностью уйду на пенсию. Ты не уходишь из этой жизни, не с бьющимся сердцем.

И я не буду лгать и притворяться, что ненавижу это. Не буду притворяться, что что-то глубоко внутри меня не любит это. Не наслаждается насилием. Но мне не нужно делать каждый удар, который Кармина посылает мне. У нее полно девушек, которые могли бы делать то, что делаю я. Я делал это так долго — искал справедливости и прощения, так чертовски долго — это просто стало тем, что есть.

Но теперь…

Я вздыхаю.

Сейчас ничего не изменилось. Люди все еще преследуют меня. Они всегда будут преследовать меня. И пока я не смогу гарантировать безопасность окружающих, ничего не изменится.

Я не могу ее оставить.

Она не моя.

Гнев терзает мой череп, желая, чтобы все было по-другому.

Хотел бы я быть другим.

Только сегодня вечером я пытаюсь убедить себя в этом, прижимаясь носом к ее волосам.

Только сегодня вечером.

ГЛАВА 25

Кэсси

Этот пьянящий аромат сосны, который я люблю, наполняет мои чувства и вытаскивает мой разум из сна.

Ганс.

Тяжелая рука на моем боку не моя. Тепло на моей спине, дыхание на моих волосах, твердость на моей заднице… Это все Ганс.

Я делаю медленный вдох и открываю глаза, стараясь сохранить неподвижность тела.

Я в постели с Гансом.

Я в постели с Гансом.

Я делаю еще один медленный вдох.

Слабое воспоминание о его руках, обнимающих меня, мелькает в моем мозгу, и я вынуждена предположить, что он принес меня сюда. Что, во-первых, мне бы хотелось бодрствовать, а во-вторых, должно, вероятно, беспокоить меня не меньше, чем второй меч, который он прикрепил к стене, к которой я сейчас обращена.

Но это не так.

Возможно, Гансу не хватает навыков декорирования, но этот матрас — самое удобное, на чем я когда-либо лежала.

Совершая самые незначительные движения, на которые я способна, я утыкаюсь лицом в подушку.

Эта наволочка изготовлена из мягчайшего хлопка, а толщина подушки обеспечивает идеальную поддержку.

Это как его диван и его ножи. И, теперь, когда я об этом думаю, его грузовик. Все идеально. Все хорошо ухожено.