Это не делает его лучше.

Я хватаю стакан воды со стойки и выпиваю его залпом, пытаясь размягчить застрявший в зубах комок арахиса и цуккини.

Наконец, прочищая рот, я возвращаюсь к холодильнику и на этот раз достаю бутылку пива.

Я открываю ее и попеременно то отпиваю из бутылки, то съедаю кусок печенья, пока не закончатся последние три кусочка.

Мой желудок протестует от последнего кусочка, но я не могу его выбросить. Неважно, насколько плохи ее творения, моя глубоко укоренившаяся потребность съесть каждую частичку Кассандры не позволяет мне выбросить их. И мои вкусовые рецепторы не позволят мне пройти через эту пытку дважды. Так что это стало нашим ритуалом. Кассандра оставляет мне что-то, что попадает где-то на шкале съедобности, и я съедаю это запоем, стоя в одиночестве на своей кухне, глядя в окно над раковиной и представляя, что я ем их у нее дома, а она рядом со мной.

Когда все ужасное печенье закончилось, я опрокидываю стеклянную емкость над раковиной, позволяя маленькой лужице зеленой жидкости вытечь. Затем я мою и высушиваю ее.

Закрыв крышку, я оставляю пустой контейнер на столешнице и беру стикер.

Я прохожу через гостиную, выключая по пути свет, и захожу в свою спальню.

Прикроватная лампа включена и освещает мои действия, пока я выдвигаю верхний ящик тумбочки.

Наклонившись, я аккуратно приклеиваю новый стикер поверх предыдущего, добавляя его к своей небольшой стопке желтых бумажных квадратиков.

По одному за каждую доставку от девушки по соседству.

ГЛАВА 4

Кэсси

«Ладно, пока! Вернусь позже!» — усмехаюсь я про себя, выходя из входной двери и запирая на ходу ручку.

У меня нет домашних животных. Внутри дома нет ничего живого, но я все равно прощаюсь с домом, когда ухожу. Это, наверное, глупо, но так возвращаться становится радостнее. Как будто само строение будет ждать моего возвращения.

Когда я делаю несколько шагов вниз к тротуару, который ведет от моей входной двери к моему подъезду, я бросаю взгляд через улицу. Это пасмурный день, но я ясно вижу пустое крыльцо моего соседа. Никакого контейнера для печенья в поле зрения.

Я прикусываю уголок губы.

Итак, он был дома, но не открыл дверь. Опять.

Или он вернулся домой после того, как я там была.

Или он был в душе.

Или он вернулся домой сегодня утром.

Я отвожу взгляд от дома Ганса и тороплюсь преодолеть остаток пути к своему старому седану. Мысль о том, что Ганс может проводить некоторые ночи с женщиной, приходила мне в голову чаще, чем я готова признаться. И хотя у меня нет никаких прав на моего неуловимого, красивого соседа, ревность в моем нутре реальна.

ГЛАВА 5

Ганс

Кассандра выезжает со своей подъездной дорожки, едва не задев почтовый ящик. Затем она не спеша играет с радио, прежде чем наконец отъезжает, выключая Holly Court и исчезая из виду.

Я даю ей обычные одиннадцать минут.

У нее есть опыт забывать вещи и возвращаться за ними, но она никогда не оборачивается, если находится дальше, чем в пяти минутах. Поэтому, когда начинается эта одиннадцатая минута, я беру пустой контейнер под мышку и выхожу на улицу.

Я не смотрю по сторонам. Я не пытаюсь прокрасться. Оба эти момента выдают тот факт, что ты делаешь что-то темное. Всегда лучше вести себя так, будто ты свой.

К тому же, здесь все равно никто не увидит, чем я занимаюсь.

Участки на нашем маленькой улице большие, а за краями наших подстриженных газонов находится густой лес деревьев. Как лиственных, так и вечнозеленых. Так что, если только кто-то не находится на одном из наших владений или не идет по нашей улице, они не увидят меня идущим между домом Кассандры и моим.

Они меня сейчас не увидят, и они не видели меня десятки раз, когда я это делал.

Мои ботинки бесшумно идут по ступенькам к ее входной двери, и я использую дубликат ключа в своей ладони, чтобы отпереть ручку. Когда она поворачивается и дверь открывается, я качаю головой.

«Зачем тебе засов, Бабочка, если ты им не пользуешься?»

Я ставлю пустую тарелку с крышкой на ее буквально приветственный коврик, вытираю об него свои ботинки, затем переступаю через него и закрываю за собой дверь, запирая ручку. То, что она ушла на некоторое время, не означает, что я не оставлю все так, как я это нашел.

Мне не требуется много времени, чтобы совершить обычный обход, но я не тороплюсь.

Я говорю себе, что это потому, что я хочу быть доскональным. Что мне нужно убедиться, что каждое окно надежно заперто — дважды, потому что я мог пропустить это в первый раз.

Я не зацикливаюсь на том, как мне нравится находиться в ее пространстве. Я не думаю о том, как воздух здесь ощущается по-другому. Он другой на вкус.

Гостиная также является домашним офисом Кассандры. С одной стороны комнаты серый диван смотрит на посредственный телевизор, установленный над камином, который она никогда не включает, потому что кто-то — я — постоянно отключает газовую линию, потому что кто-то — она — слишком много раз оставляла ее включенной без присмотра. К счастью, она отказалась от вызова ремонтника, потому что я не хочу чувствовать себя виноватым из-за того, что она тратит деньги на ремонт, когда я все равно снова все испорчу.

С другой стороны гостиной у стены стоит ярко-белый стол, на котором стоит небольшая лампа, ее рабочий ноутбук, керамический кактус и пустая чашка с цветочным принтом и подходящей розовой соломинкой, которая выглядит достаточно большой, чтобы вместить полгаллона жидкости.

Проходя по кухне, я убеждаюсь, что шнуры всех приборов полностью подключены к розеткам и не запутались с тех пор, как я проверял их три дня назад.

Я отодвигаю плиту от стены, проверяя, что соединения и клапаны находятся в том же положении, в котором я их оставил. Они такие.

Задвигая плиту на место, я замечаю, что ваза с фруктами рядом с раковиной переполнена. Цукини.

По моей спине пробегает дрожь, и я задаюсь вопросом, нельзя ли сделать с ними что-то такое, что заставит их сгнить за одну ночь, и она не сможет сделать из них ничего другого.

Я кладу руку в карман, готовясь вытащить телефон, чтобы поискать, возможно ли это, но останавливаю себя. Потому что, если Кассандра завтра проснется и увидит миску с гнилыми продуктами, ей будет грустно.

Она, вероятно, нахмурилась бы. Потенциально надулась бы. И я не могу быть причиной этого.

Я высвобождаю руку и позволяю ей задержаться на перилах, пока поднимаюсь по лестнице на ее второй этаж.

Этот дом такой же старый и дерьмовый, как мой, за исключением того, что Кассандра действительно приложила усилия, чтобы сделать свой дом уютным. Она покрасила стены в каждой комнате. Кухня ярко-синяя, ванные комнаты — бирюзовые, а ее спальня — я захожу в небольшое пространство — нежно-серая с нежно-розовым постельным бельем и коврами.

Я вдыхаю, и редкое чувство спокойствия охватывает мои плечи.

Ее кровать не заправлена; она никогда не заправлена.

Я включаю свет в ее ванной комнате без окон и оглядываюсь, чтобы убедиться, что ничего не оставлено включенным.

Зеркало все еще слегка запотело — это объясняется тем, что у нее были мокрые волосы, когда она вышла из дома, — а смесь шампуня, лосьона для тела и средств для волос вызывает у меня желание покататься по ее мохнатому коврику в ванной.

Но я этого не делаю.

Это было бы странно.

Выключив свет, я возвращаюсь в спальню.

Окно выходит на улицу, и через ее открытые шторы я вижу фасад своего дома. Но во дворе Кассандры растет высокое дерево, а это значит, что она не может хорошо видеть мою входную дверь, что я использую в своих интересах, чтобы она не могла видеть, как я забираю подношения, которые она оставляет для меня на моем крыльце. Я редко ошибаюсь в своих расчетах, но если бы она стояла прямо здесь, сорок восемь минут после того, как выключила свет в своей спальне на ночь, она бы не смогла ясно увидеть, как я открываю свою входную дверь.