Поскольку я все еще смотрю на профиль Кассандры, я наблюдаю, как она медленно поворачивается ко мне лицом. Она явно заинтересована моим ответом, но не может признаться, что не знает.

Честно говоря, я тоже никогда не спрашивал ее о работе. Я просто знаю ответ, потому что… ну, потому что.

«Я санитарный инспектор». Эту ложь я готовил годами.

Мне не приходится часто ей пользоваться, поскольку я нечасто общаюсь с людьми за пределами своей основной профессии, но я знаю более чем достаточно о мире инспекторов, чтобы ответить на любой вопрос, который может задать миссис Кантрелл или кто-либо другой.

«Спорим, вы посещаете интересные места», — говорит мистер Кантрелл, жуя бекон. «Это объясняет одежду».

«Папа, с его одеждой все в порядке», — возражает Кассандра.

Я чувствую искру тепла от того, что Кассандра защищает меня.

Мистер Кантрелл запихивает последний кусок в рот, подняв руки вверх. «Я не говорил, что это не так. Но такой наряд обычно означает военный или строитель. Санитарный инспектор — это не совсем строитель, но, находясь на кухнях, в подвалах и где угодно еще, вам, вероятно, понадобится прочная одежда, которую легко чистить».

Я поднимаю бровь. Он был более внимателен, чем я предполагал. «Вы военный?»

«Войска связи. Служил сразу после школы, вышел на пенсию примерно в твоем возрасте, чтобы мы с женой смогли вернуться сюда и завести семью». Выражение его лица было мягким, когда он смотрел на свою дочь.

Меня не пугает мужчина за семьдесят, который раньше служил в армии, но я понимаю, что не стоит недооценивать его наблюдательные способности.

«Наш маленький чудо-ребенок», — улыбается миссис Кантрелл Кассандре.

«Да, да». Моя соседка качает головой. Она тянется за металлической лопаткой и указывает на мою тарелку. «Хочешь еще кусочек?»

Я смотрю вниз и вижу, что съел все до кусочка.

Я считаю, что Кассандра переняла любовь к еде от своей мамы. Но, и я унесу это с собой в могилу, еда ее матери скорее вкусная, чем едва съедобная, поэтому я киваю.

На моей тарелке лежит большой кусок яичной запеканки, и я, не теряя времени, начинаю ее есть.

«А как насчет твоей семьи?» — спрашивает миссис Кантрелл. «Твои родители живут где-то здесь?»

Меня застает врасплох острая боль, прежде чем я отвечаю честно. «Они умерли. Давным-давно».

Вдох Кассандры как-то успокаивает эту боль.

«Мне очень жаль это слышать», — голос миссис Кантрелл полон сострадания.

Я опускаю подбородок, желая посмотреть на Кассандру, но не решаясь. Я знаю, что у нее большие чувства. И одного ее вдоха достаточно, чтобы сказать мне, что на ее лице появится такое выражение, которое заставит меня захотеть затащить ее в объятия. Прямо здесь. За столом с ее родителями.

Пока они меня не спросят…

«Есть ли у вас братья и сестры?» — задает миссис Кантрелл единственный вопрос, на который я не хочу отвечать.

Было бы так легко лгать.

Мне следует солгать.

«У меня была сестра. Я тоже потерял ее давным-давно». Я отложил вилку, мне нужна была минутка тишины.

Кассандра пытается заглушить хныканье рядом со мной.

Миссис Кантрелл подносит кончики пальцев к губам. «Они все попали в аварию?»

Я почти улыбаюсь. Насколько другой была бы моя жизнь, если бы все было так просто.

«Мама», — шипит Кассандра.

«Нет». Хотя лучше бы было так. И часть меня чувствует, что я должен быть честен с семьей прямо сейчас. «Мои родители умерли от пневмонии».

«О, Господи», — миссис Кантрелл опускает руку, чтобы прижать ее к сердцу. «В то же время?»

«О боже, мама! Ты не можешь этого спрашивать».

Я протягиваю руку и кладу свою поверх руки Кассандры, которая лежит на столе между нашими тарелками. «Все в порядке». Я наконец встречаюсь взглядом с соседкой, и они полны эмоций, как я и предполагал. «Это было двадцать лет назад». Я поворачиваюсь к ее маме. «Неделя разницы».

Рука Кассандры напрягается под моей, поэтому я сжимаю ее пальцы.

Миссис Кантрелл вытирает щеку. «О, Ганс. Мне так жаль. Я не должна была спрашивать».

Прежде чем я успеваю сказать ей, что все в порядке, и прежде чем Кассандра успевает напомнить ей, что она просила не спрашивать, мистер Кантрелл наклоняется вперед.

«Что случилось с твоей сестрой?»

«Папа!» — Кассандра хлопает свободной рукой по другой стороне тарелки.

Когда я встречаюсь взглядом со старшим мужчиной, у меня возникает грызущее подозрение, что это был не просто вопрос.

«Её убили», — слова застревают у меня в горле, вырываясь наружу.

Чего я не говорю, так это то, что мы нашли ее тело за два месяца до того, как мои родители отказались от жизни. И как в течение четырех долгих недель до этого мы не знали, где она. Не смогли найти ее или людей, которые ее украли.

Обе женщины за столом издают звуки, выражающие беспокойство.

Я поворачиваюсь к Кассандре. «Все в порядке».

Она качает головой, и я вижу, как одна слеза, затем другая, капает с ее ресниц. «Это не нормально». Она смотрит на отца, вибрируя от этих сильных чувств. «Ты не можешь просто так спрашивать людей о таких вещах».

«Я в порядке», — говорю я ей неправду.

Она смотрит на меня, не слыша. «Мне так жаль, Ганс. Мы не должны были…»

«Кассандра». Мой тон суров, и я наконец останавливаю ее поток слов. «Все в порядке».

Я вижу, как дрожит ее нижняя губа.

«Я в порядке». Это ближе к истине.

Кассандра шмыгает носом, и еще одна слеза скатывается по ее щеке, затем она отодвигает стул и встает. «Мы на минутку», — говорит она родителям, затем хватает меня за руку и тянет меня тем же путем, которым мы пришли, за угол и по короткому коридору к входной двери.

«Тебе не нужно…» Но она останавливает меня, обнимая за талию и крепко прижимая к себе.

Мое тело напрягается. Все мои мышцы неподвижны, руки широко расставлены.

Затем я чувствую, как ее грудь прижимается к моей, и я позволяю старым инстинктам взять верх. Я обнимаю ее в ответ.

Обняв ее, я опускаю лицо к ее макушке и дышу.

Ее женственный аромат наполняет мои легкие.

«Я в порядке», — на этот раз я шепчу.

Потому что я начинаю понимать, что на самом деле это не так. Потеря моей семьи два десятилетия назад все еще сильна. Даже мои воспоминания…

Я не могу думать ни об одном из них, не думая об их смерти. Как они умерли. Как я не смог… не спас никого из них.

Я закрываю глаза и крепче прижимаю к себе Кассандру.

Последнее объятие, которое я получил, было от моего отца. В ночь перед тем, как он позволил болезни забрать его.

Это были не такие объятия.

Он был хрупким. Дрожащим.

А закончилось все тем, что он указал на резную деревянную шкатулку рядом со своей кроватью.

Желание умирающего.

«Мне так жаль», — голос Кассандры пробормотал мне в грудь.

Я вдыхаю ее сострадание, позволяя ему просачиваться в пустые уголки внутри меня. Я провожу рукой вверх и вниз по ее боку. «Спасибо».

Она качает головой, а ее спина выгибается под моими руками. «Я должна была их остановить».

Я крепче обнимаю ее. «Тише, Бабочка». Я прижимаюсь губами к ее волосам. «Пожалуйста, перестань плакать».

Она принюхивается.

«Хочешь, я расскажу тебе, почему я тебя так называю?» — спрашиваю я ее.

Кассандра кивает.

«Потому что ты напоминаешь мне одну. Прекрасную. Завораживающую. Слишком хрупкую для этого ужасного мира». Я скольжу одной рукой вверх, чтобы погладить ее по затылку. «Прелестная маленькая бабочка, которую я не могу не защитить».

Она снова шмыгает носом, затем откидывается назад ровно настолько, чтобы посмотреть на меня. «Это действительно так?»

Я киваю. Я так и подумал, когда увидел ее в первый раз.

«Это действительно мило». Ее влажные ресницы блестят. «Но я не хрупкая».

Я провожу большим пальцем по ее щеке, ловя слезу. «Ты как стеклянная пряжа».

Уголок ее рта приподнимается. Она думает, что я ее дразню, но это не так. Она для меня самое дорогое.