— Я тебя отыскал, — слегка выдохнув, продолжил: — Но подойти достаточно близко, чтобы поговорить, не мог. Каждый раз ты ускользала. А чаще всего вообще не появлялась в обществе. А ты знала, что на твоем доме стоит просто непробиваемая защита? И дело даже не в замках. Я не мог в нем уловить твой запах. Словно дом прятал твое существование. Я знал, что ты там живешь, и все, на этом твой след терялся. Я не мог там превращаться, хотя пробовал. И не раз.

Конечно, я ничего такого не знала. И даже больше — не догадывалась. Не до этого как-то было. Я прозябала свою жизнь в отчем доме, в своей каморке, не подозревая ни о чем. Но вслух это не сказала, продолжая молча слушать Ника.

— Прознав, что в городе и за его пределами ошивается настоящий метаморф, на меня вышли очень влиятельные люди. Вернее, влиятельный один, остальные так, пешки…

Здесь взыграло мое любопытство. Я подняла голову. Он смотрел на меня в упор.

— Кто?

На лице мужчины появилась легкая улыбка. Он подловил меня, подогревая мой интерес интригующим рассказом. Но не ответил, продолжая мучить, намеренно игнорируя мой вопрос.

— Заказ я взял, сумма предлагалась баснословная. Когда стал изучать детали, понял, что заказали тебя…

Я даже приподнялась на кровати, забывая, что у груди удерживаю покрывало. Покрывало упало, его взгляд метнулся на мою грудь. Он весь напрягся. Я видела, как быстро поднимается его грудная клетка от тяжелого и прерывистого дыхания. Но причину поняла не сразу. Пока не опустила взгляд и не увидела, что сквозь тонкую ткань ночнушки хорошо просвечиваются темные ореолы сосков. Я зарделась и снова укрылась, натягивая покрывало до подбородка. Он тряхнул головой и, нервно сглатывая, вернулся к сути. Хотя голос звучал сипло и зрачки глаз вытянулись, словно передо мной кот, а не человек.

— Узнать, кто заказчик, тоже не составило труда... Даже если учитывать, что информация передавалась через заказное письмо, без обратного адреса и печати рода. Я давно научился считывать ауры по запаху. С ним и работал.

— Кто?

— Император...

Громко ахнула... Не может быть! Зачем... и, о Матерь драконов.

— Получается, что ты — это…

В одно мгновение передо мной на том же самом кресле, где секунду назад сидел метаморф, появился Веррион…

Кровь забурлила, по телу пронеслась огненная волна... Даже Бетрина зашевелилась, до этого момента равнодушно подслушивая наш разговор.

— Да... я притворился твоим истинным…

Даже голос его... и мимика. Я пребывала в шоковом состоянии от того, что пазл сложился и теперь стало понятным нынешнее поведение дракона. Это был не ОН!

— Но ты же знаешь больше.

Он, поджав губы, кивнул, снова становясь самим собой

— Знаю.

И я хотела знать. Очень. Ведь от его рассказа зависела моя жизнь, моя судьба. И осознание того, что все мы, не только я, лишь игрушки в руках безумного монарха.

— Говори, прошу.

— Мне не составило труда пробраться в императорский дворец. И даже ненадолго стать незаметным гостем в его личных покоях. В одну из ночей к нему пришел его главный мудрец. Почетный старец Энруа. Служитель центрального императорского храма. Я сначала удивился, почему так скрытно и в такой поздний час, который совсем не располагал к официальным беседам. Но когда стал вникать. Все сразу стало ясно. Эта информация не терпит большого количества ушей. Все дело в пророчестве. И главной фигурой в нем выступаешь ты... Ты единственная белая драконица.

— Ты и это знаешь?

Он кивнул.

А я похолодела от ужаса.

— И император?

— Еще нет, но догадывается. В пророчестве говорится о страшном проклятье. Которое легло на черных драконов. Ты же знаешь за что? Все знают.

Да, я знала. За истребление белых. Но никогда не упоминалось никакое пророчество.

— Да.

— И ты знаешь, что конкретно делает с черными это проклятье?

— В семьях все реже рождаются дети, а если и рождаются, то серые.

Мне больно было вспоминать отношение черных к таким как я... до сих пор в ушах звучали обидные и гневные слова.

Ник улыбнулся.

— Ты совсем не серая. Ты белая, Дара. Но продолжу. Ошибались все, все, кроме императора и того старца. Они знали правду. С уходом белых ушло самое главное, ушла истинность. Драконы перестали чувствовать, любить. Для них перестала существовать привязанность к родным, жене и даже детям. В семьях царит непонимание, вечные измены, ссоры. Все это привело к тому, что важным стало только тело. А ведь в нас живет душа дракона. Которая без истинности медленно погибает.

Я схватилась за грудь. Там, где всем сердцем ощущала Бетрину. Нет... не правда, ведь я ее так чувствую…

— Ты хочешь сказать, что в скором времени драконы потеряют возможность обращаться?

На его лице застыла кривая ухмылка.

— Уже потеряли. У императора нет дракона. Он больше его не чувствует.

Я вытаращила глаза. Ничего себе новость! Я помню его дракона... это же величественное, невероятной красоты животное и оно... О Матерь драконов!

— Подожди, а при чем здесь пророчество?

— Он узнал, как повернуть вспять проклятье. Как спасти целое государство.

Я поникла, понимая, что скорее всего эта непростая миссия ложится на мои хрупкие плечи.

— Я?

— Ты! Полюбив черного дракона, ты, белая драконица, возродишь в нем истинную любовь. И ради тебя он пожертвует своим драконом, умерев при этом сам! Так проклятье будет снято и все без исключения черные получат прощение от Матери драконов.

Голова закружилась, к горлу подкатила горечь. Бетрина, скуля, дернулась, слыша и понимая все до последнего слова.

Я, мы... мы не хотели обе смерти дракона... и Верриона... Он, несмотря ни на что, не заслуживал такой участи. В груди заныло, стоило мне представить мир без него... не хочу... пусть так, плохо, враждуя, но рядом... с ним... где он и его дракон живы и здоровы.

Слуха моего коснулись тяжелые шаги за дверью.

Пришел.

Посмотрела на кресло. Метаморфа и след простыл.

Я встала, вытирая бегущие по щекам, обжигающие душу слезы, и, отвернувшись к окну, приготовилась ждать... когда откроется дверь и я почувствую, всем сердцем и телом, почувствую его...

Каждый его шаг оставлял на моей коже ожог. Незаживающую рану, что теперь со мной навечно. Я, находясь в этой страшной агонии, подыхала от боли, которая как тиски, сжимала, дробя израненное сердце. Не свою боль ощущала, выпивая все до последней капли.

Бетрина — она изнывала, бесконечно ходя из стороны в сторону в своем логове, прекрасно осознавая, что у нас с ней нет выбора.

Я умоляла меня простить, уже заранее зная, что и, главное, как собиралась сказать, чтобы окончательно отвернуть от себя Верриона. С его приближением она выла все громче, разрывая меня на кусочки.

Как же больно!

Почему-то именно сейчас остро хотелось взглянуть в его лицо. Хотя и была уверенна на сто процентов, что не увижу там ничего хорошего. Но я жаждала его ненависти. Я хотела для себя малюсенький повод, чтобы ненавидеть и презирать в ответ.

Почувствовав его дыхание рядом, такое громкое, рваное, я дышала вместе с ним, задыхаясь от одиночества. Сейчас ничего не спасало, чтобы хоть ненадолго перестать ощущать это ядовитое, отравляющее все вокруг чувство.

Чтобы набраться храбрости и все-таки выполнить задуманное, я, смахнув непрошеную слезу, развернулась, встречаясь с его взглядом.

Холодный, колючий, но бесконечно голодный и горящий. Он поедал меня глазами, облизывал все тело.

В домашних брюках и белой рубашке с небрежно растянутым воротником, через вырез которой просматривалась бронзовая кожа.

И я не могла заставить себя отвернуться.

Я словно прозрела... окунаясь в его эмоции. За всей этой его показной ненавистью, злостью и яростью... я видела его настоящего. Видела, насколько обескуражен и потерян. Насколько сам сопротивляется своим чувствам, глядя сейчас на меня.