Савва Лукич ходил по кабинету, временами заглядывая в двери. Уж был пятый час, и совет, верно, кончен.

Что ж не едет Егор Фомич порадовать его?.. О господи, как тянется время и как замирает сердце.

— Эй, кто там!

Явился слуга.

— Вели запречь Ваську и мигом слетай в департамент!

Лакей ушел.

Прошло четверть часа. Савва Лукич неистово шагал по кабинету. Раздался звонок. Он бросился в прихожую. В прихожей стоял департаментский курьер.

Отчего же он не поздравляет?

Савва Лукич вырвал из рук протянутый конверт, вошел в кабинет и, разорвав конверт, прочитал записку, в которой были написаны следующие строки:

Леонтьев, казалось, не понимал, что читает. У него помутилось в глазах; голова кружилась. Прошла секунда. Он заметался как бешеный по кабинету.

— Они меня зарезали! — зарычал он как зверь.

Когда лакей заглянул в кабинет, то Савва Лукич сидел на кресле, опустив кудрявую свою голову на грудь. Припадок бешенства прошел; наступила минута тяжкого раздумья. Он нищий, он, Савва Леонтьев, разорен! От этого туза, перед которым все кланялись, остался один прах.

«Нет, этому не бывать!» — вскочил он как ужаленный и вышел на улицу. Рысак дожидался его.

— В департамент!

Там воротилы не было, только что ушел.

— В Офицерскую! Да что есть духу!

Рысак помчался. Савва рассеянно глядел кругом и, казалось, ничего не видал. Мимо промчалась коляска, но он видел, кто в ней, отлично видел Хрисашку, пославшего ему поклон.

— Подлец! — прохрипел Леонтьев.

Он поднялся во второй этаж.

— Дома?

— Дома-с! Пожалуйте.

Егор Фомич встретил Савву Лукича с постной миной.

— Что это значит?

Он ничего не понимает. Еще вчера министр говорил, что концессия будет отдана Леонтьеву, а сегодня совет вдруг решил иначе.

— Но ведь большинство за нас. Зачем же деньги мы побросали?

В ответ Егор Фомич начал длинный рассказ об интриге, которую вел Хрисашка. Он советовал Савве Лукичу съездить завтра к министру.

Савва упал духом. Никто не знал силы удара, полученного так внезапно. «Как это случилось?.. Тут что-нибудь неладно. Уж не продал ли меня этот самый Егор Фомич Хрисашке так же, как прежде продал самого Хрисашку».

— Ты говоришь, к министру? — переспросил Савва.

— Ну да, поезжайте… Еще, быть может…

— Послушай…. Я не пожалею пятисот тысяч, если бы…

— Полноте, Савва Лукич, — успокоивал его Егор Фомич. — Теперь наша песня спета… На днях будет доклад.

— Эх вы, приятели! — прорычал Савва, уходя вон.

Ему было душно на воздухе. Дождь хлестал в лицо, но он этого не замечал.

— Куда прикажете?

Куда ехать? Уж поздно. Огни мелькают на улицах. Куда ехать? На него напала тоска. Ему вдруг захотелось услышать от кого-нибудь слово ласки и участия.

«Разве к Дуне поехать?»

Но мысль о муже, о Борисе Сергеевиче, остановила его. «Он, верно, уже знает. Он, верно, слышал, что я теперь не прежний Савва… И куда это все пошло прахом? Как, когда?» Он теперь не мог сообразить. Миллион был еще несколько времени тому назад, а теперь?.. Линия вышла.

Он вспомнил о Валентине. Голубушка последние дни так была ласкова и внимательна; она говорила о своей любви.

— Пошел к Трамбецкой!

Он все ей расскажет… Он признается ей в своем разорении. Она поймет его.

Рысак остановился у крыльца. Он выскочил из дрожек и вошел в квартиру.

Валентина сидела одна в маленькой гостиной. Савве показалось, что кто-то скользнул в дверь. «Верно, Аннушка!» Он приблизился к Валентине и опустился рядом с «прелестной малюткой».

— Что с вами?.. Вы совсем расстроены!

— Я разорен… Валентина. Подлецы меня разорили… — И он опустил голову.

Валентина молчала. Савва поднял голову и встретил безучастный взгляд «прелестной малютки». Этот взгляд сказал ему все. Леонтьев тихо поднялся и, горько усмехаясь, шепнул:

— Баба, баба! Зачем ты лукавила? Ты деньги мои любила?

Она надула губки. Он расстроен и не знает, что говорит.

— Чай, и обманывала. С другими шаталась?..

— Савва Лукич! Послушайте, это, наконец, чересчур…

— Что ж смолкла? Говори!..

Валентина не отвечала. Савва пожирал глазами маленькое создание и проговорил:

— Я испытать только… Я все наврал. Я богат… Я озолочу тебя… Скажи только, что я люб тебе, что ты не обманывала меня?..

Что такое с этим мужиком? Валентина не знала, как быть? Сегодня он такой странный. Она обдумывала, как бы отделаться от него, а он ждал ответа.

— Я вас никогда не обманывала! — наконец отвечала она, невольно бросая быстрый взгляд на двери будуара.

Мужик поймал этот взгляд, и ревность охватила все его существо. Он вспомнил о мелькнувшей фигуре, быстро отворил двери и остановился. Красивый молодой человек поспешно юркнул из спальни. Савва медленно подошел к Валентине.

— Кто это был? — задыхаясь, спросил он.

— Знакомый…

— Зачем же он убежал?..

— Вольно вам ревновать…

— Послушай, Валентина… Не ври. Это полюбовник был?

— А если бы и так… Какое вам дело… Я, кажется, свободна и прошу вас больше не бывать у меня!

— Ах ты, тварь! — вдруг зарычал Савва.

При виде зверя с налитыми кровью глазами и раздувающимися ноздрями Валентина быстро выбежала из комнаты и стала звать людей.

Словно раненый зверь выбежал он из квартиры, оглашая ее ругательствами.

Он велел кучеру ехать домой. Какая подлая, эта маленькая тварь, и как она хороша!.. Нет денег, — и она сейчас же выгнала. То-то в неделю она сто тысяч выманила… Ах, Савва, Савва, какой ты дурак!

Тяжело было на душе у Саввы; злоба душила его. Неужели счастие так-таки отвернулось от него… «Нет… не дамся я так, еще мы посмотрим…» Но чего смотреть? Сегодня уже все узнали, что он не получил концессии, и завтра все станут требовать уплаты. Приедет Кривский… Что он скажет ему?..

Когда он вошел в комнату матери и рассказал, что он разорен, то старуха тихо перекрестилась и промолвила:

— Моли бога, Савва, что господь послал тебе милость.

— Матушка… да ведь я теперь нищий… Теперь как на меня смотреть-то будут… Как я взгляну вокруг… Какая милость?

— Глупый, глупый Савва! Разве богатство не тлен?.. Ну, что в нем? На что оно тебе? Давало ли оно спокой тебе!.. Ведь ты, Савва, на угольях сидишь. Думаешь, тебя уважали? Твою мошну, глупый, уважали…

Савва слушал, беспомощно склонив голову, и вдруг зарыдал как ребенок. Старуха усмехнулась и молча стала гладить могучую голову сына бледной исхудалой рукой. Эта нежная ласка подействовала лучше слов.

Он вышел от нее с облегченным сердцем, но когда пришел в кабинет, то снова забушевало его сердце. Главное, как теперь Хрисашка-то будет смеяться… И все будут смеяться: «Вот, мол, миллионер! Хорош миллионер!»

— Не хочешь ли чаю? — тихо проговорила жена, входя в кабинет.

Это что значит? Она редко входила к нему, а теперь вот пришла и так ласково смотрит на Савву.

— Спасибо… Выпью…

Савва посмотрел на жену. Она была словно восковая, тихая и худая, кроткая, несчастная!

— Здорова ли ты? — спросил Савва, и голос его звучал ласково.

— Ничего… худое дерево скрипит… — улыбнулась она, — а ты, кажется, расстроен?..

— Дела плохи…

— Только-то?.. Ну, это еще не велико горе. Плохи — поправятся!

Эти простые слова оживляюще подействовали на Савву.

— Вот только Дуня меня смущает! — продолжала Леонтьева.

— А что?

— Счастлива ли она?.. Сегодня без тебя была такая хмурая, нерадостная. Я спрашивала, а она, голубушка, улыбается и говорит, что ничего… Но сердце мое чувствует… Не на Дуне он женился, а на деньгах…

— Полно… полно… Он, кажись, хороший человек…

— Так ли?..

Она вздохнула и тихо поплелась из кабинета.

Рано Савва лег в постель, но долго не мог заснуть. Невеселые мысли лезли ему в голову. Ему не верилось, что он в самом деле нищий. Он забылся в коротком сне и бредил, повторяя имена Хрисашки и Валентины.