Трудно быть матерью многочисленного семейства. Анне Петровне предстояло еще много забот и тревог. Нужно было выдать дочерей, надо было пристроить Шурку. Вениамин семейства, самый беспутный и любимый, смущал ее и составлял предмет самых нежных забот. Старшие сыновья шли своей дорогой и были дельными людьми, а Шурка… она так часто платит за него долги, он так легкомысленно делает новые и так легко оправдывается, что Анна Петровна решительно не может сердиться. Женить его еще рано, да и какой он будет муж? Две дочери на руках. Надо их вывозить, необходимо приданое, без приданого нынче почти не женятся. Много забот у Анны Петровны.

И она вся отдавалась этим заботам. Она узнавала о женихах, узнавала о невестах для Бориса, имела самые точные сведения о чужих состояниях, не забывала при случае о дополнительных источниках и со страхом думала, что муж становится стар и что на смену ему, быть может, готовится новый человек. И она еще деятельнее узнавала об интригах и чаще ездила к влиятельным дамам узнавать, чем пахнет в воздухе.

Но в воздухе еще пахло «хорошо». Его превосходительство пользовался благосклонностью высшего начальства, и Анна Петровна возвращалась с разведок довольная, веселая и осторожно советовала Сергею Александровичу не забыть съездить с визитом к «маленькой графине Z», которая так часто спрашивает о здоровье Сергея Александровича.

Старик морщился, но ехал. Ехал и любезничал с «маленькой графиней», памятуя французскую поговорку о боге и женщине.

В поисках за невестами Анна Петровна год тому назад обратила внимание на Евдокию Леонтьеву. Что бы там ни говорили, но у нее миллион приданого. Анна Петровна просила Никольского узнать, наличными ли деньгами, и Никольский привез известие, что наличными. Анна Петровна расправила крылья как коршун, перед тем, чтобы взлететь, и занялась мыслью женить Бориса на Леонтьевой. Она охотней сосватала бы такую невесту для Шурки, но Шурка не был такой заманчивой наживой, которую бы клюнул Леонтьев. Она знала этого мужика и понимала, что для «мужика» Шурка «очень жидок». А Борис как раз соединял в себе все, что нужно для приманки. Сын влиятельного человека, молодой генерал на виду, сам будущий влиятельный человек, солидный молодой человек, имеющий вес и репутацию. Такой зять льстил тщеславию сумасшедшего мужика и давал надежды на то, что в будущем зять будет полезен. Дело представлялось выгодным, и Анна Петровна с энергией принялась за него. Она летом познакомилась с семейством Леонтьева (они были соседями в деревне), выписала Бориса, познакомила его и, вернувшись в Петербург, советовала ему бывать у Леонтьевых.

Борис понял, о чем хлопочет мать, и мысль ее, сначала показавшаяся ему чересчур оригинальной, мало-помалу понравилась ему. Миллион приданого! Из-за этого можно было жениться на скромной, несколько странной, не особенно красивой Евдокии Леонтьевой. Борис стал бывать раза два в неделю у Леонтьева, обедал у него, а после обеда подходил к молодой девушке, просил ее сыграть или спеть и слегка за ней ухаживал. Он не торопился с этим делом и на советы матери поспешить, отвечал, что еще успеет. Но мать зорко следила и, проведав, что граф Ландскрон собирается сделать предложение, поспешила на помощь к сыну и, по обыкновению, первая предупредила его об опасности, что кусок может быть вырван из-под носа. Она тотчас же поговорила с Леонтьевым и нашла, что он был бы очень рад пристроить свою «девку». Оставалось приготовить к этому шагу мужа, и она сделала это, по обыкновению, с успехом. Осталось заключить договор с сыном. Не для одного же Бориса она хлопотала!

Вечером, в тот самый день, когда его превосходительство имел объяснение с Борисом по поводу предполагаемого брака, Анна Петровна поднялась к сыну и спросила:

— Ну что, отец согласен?

— Он умывает руки! — отвечал Борис.

— Значит, согласен!

— Старик не может свыкнуться с мыслью, что Леонтьев — бывший целовальник! — улыбнулся Борис. — Старик совсем выбивается из колеи, maman… Он забывает, что мы нищие и что имя Кривских учесть гораздо труднее, чем имя Леонтьева.

— Отец может утешиться. Ты женишься на дочери действительного статского советника, Я сама хлопотала об этом.

— Знаю, maman. Представление у нас, но я его задержал…

Анна Петровна улыбнулась.

— Ты, верно, хочешь порадовать мужика в день помолвки?

— Вы угадали, maman, а до тех пор пусть надеется.

— Время, Борис, делать предложение. На днях мы едем в деревню, Леонтьевы — тоже, и можно в деревне же без шума обвенчаться и уехать за границу..

Борис молча согласился.

— Насчет согласия Евдокии сомневаться нечего. Ты, конечно, нравишься ей?

Борис улыбнулся и соображал: нравится ли он ей.

— Не знаю… кажется… Она такая странная, эта девушка. Больше молчит и смотрит так пристально… Я даже не знаю, умна она или нет…

— Скорей — нет, хотя и держит себя с тактом… У нее только странные выходки… какие-то пассии…[18] Говорят, она теперь химией занимается?..

— Да-да!.. — усмехнулся Борис. — От нее по временам отзывается книгой… Молчит, молчит и вдруг заговорит из книги, а сама вспыхнет…

— Все это пройдет. Ты из нее сделаешь порядочную женщину… Она еще так молода.

Затем Анна Петровна перешла к деловой стороне вопроса. Обе стороны подтянулись, перед тем как приступить к щекотливой беседе. Мать знала, что Борис честолюбив и скуп и не любит бросать деньги без надобности. Сын знал, что мать устроивала этот брак и что потребуется за это доля для семейства. Он охотно готов дать, но боялся, что с него запросят очень много. Надо будет поторговаться. Родственные чувства чувствами, а дело делом. Миллион слишком соблазнителен, но от него может остаться немного, если станут его слишком тормошить, и, наконец, какое имеет он право распоряжаться чужими деньгами?

Между матерью и сыном завязался обстоятельный деловой разговор. Стали самым деликатным образом делить шкуру еще не убитого зверя.

Анна Петровна выразила уверенность, что Леонтьев отдаст деньги на руки Борису.

Борис усомнился.

— Было бы слишком неделикатно с моей стороны, maman, намекнуть об этом.

— Но, надеюсь, половину?..

— Я предпочел бы, чтобы все состояние было на имя жены… По крайней мере говорить не будут.

Анна Петровна едва заметно улыбнулась. Борис заметил эту улыбку и поспешил уверить, что он не хотел бы в этом деле насиловать добрую волю Леонтьева.

Евдокия так молода, что едва ли можно дать ей в руки такое состояние. Лучше, если Борис выговорит половину на руки.

Затем, она надеется, что Борис не забудет сестер и Шурку. Дмитрию не надо. Он живет там, в Китае, и доволен судьбой, но сестрам необходимо приданое. У отца, кроме долгов, ничего нет, а Шурке нужно стать на ноги. Борис, как добрый брат, разумеется, поделится.

Он, конечно, очень рад, но «согласитесь, maman, что распоряжаться чужими деньгами…»

— Да ты, Борис, не дипломатничай, пожалуйста, с матерью! — строго перебила Анна Петровна. — Я не прошу у вас половины состояния. Я могу надеяться, что ты понимаешь, кому обязан невестой и кто устроил тебе это… это счастие.

Борис почтительно поцеловал руку матери и удивился, что maman может думать, чтобы он на минуту забыл, чем он ей обязан. И разве он отказывается? он готов всегда помогать семейству.

— То-то же, мой милый! Если ты уделишь сто тысяч из миллиона, то это тебя, надеюсь, не разорит.

Она хотела спросить больше, но ее смущало, что он может отказать, сославшись на то, что состояние не его. Впрочем, и сто тысяч не худо. Пятьдесят она припрячет для Шурки, а по двадцати пяти тысяч для дочерей. Вероятно, при выходе их замуж, отец выхлопочет пособие на приданое, и таким образом у них что-нибудь да будет.

— О maman… Я готов полтораста тысяч отдать в ваше распоряжение! — отвечал великодушно Борис, довольный, что мать запросила немного.

Поделив шкуру, мать ушла от Бориса, посоветовав ему скорей делать предложение.