Когда ее вера в советских лидеров и их исключительность пошатнулась, Жемчужина вряд ли бы вспомнила. Такое чувство было подобно сосуду с медленно капающей в него водой; оно нарастало постепенно, годами, и окончательно сформировалось к началу 41-го года. После катастрофического начала войны ей стало ясно, что существующий стиль управления с присущим ему персонификацией лидера, полной не подотчетностью, регулярными перестановка и чистками себя полностью дискредитировал. Размышляя о происходящем, все чаще с интересом обращалась к опыту западных стран — Североамериканских штатов и Великобритании. Сменяемость правительств и лидеров вызывала у нее все большую и большую симпатию, о чем она нет-нет да и упоминала в разговорах по месту работу — в Антифашистском еврейском центре.
Все это вряд ли когда-то бы вышло за границы ничего не значащих разговоров и несбыточных фантазий, если бы не началась большая война. К середине июля среди высшего командного состава прокатилась волна репрессий: военными трибуналами было осуждено к разным срокамзаключения, а также к высшей мере социальной защиты — расстрелу, сотни и сотни бывших командующих военными округами, командармов, комдивов. Досталось разведке и дипломатическому ведомству, которые, нередко работавшие в тандеме, не смогли «предупредить». Особенно гнев Верховного обрушился на Антифашистский еврейский центр, названный сборищем болтунов, проедателей бюджетных средств и откровенных предателей. Перед Полиной Жемчужиной, возглавлявшей центр, остро замаячила угроза ареста и последующего заключения, в лучшем случае недолгого а в худшем случае, ареста.
И тогда к ней пришел один человек, передавший привет от ее родного брата из Лондона. Незнакомец к ее великому удивлению очень живо описал дальнейшую судьбу — арест, суд тройки и одиночная вонючая камера где-нибудь на Дальнем Востоке для нее, опала для мужа, Молотова, и специальный интернат для ее детей. Кому такое понравится, тем более, если был предложен заманчивый выход.
— … Госпожа Жемчужина, это не только в ваших личных интересах, но и в интересах вашей страны, — убеждал ее высокий брюнет, говоривший с легким английским акцентом. Его открытое лицо, прямой взгляд излучали полнейшую уверенность и убежденность в своих словах. — Вы же и сами понимаете, что в такое время во главе Советского Союза должен находиться тот, кто сможет найти общий язык с Западом. Вашей стране не справится с Гитлером в одиночку, а Сталин не та фигура, которой симпатизирую Черчилль и Рузвельт. Надеюсь, вы понимаете, о ком я говорю?
Он держалась не хуже брюнета. Сказывался огромный опыт работы на руководящих постах союзных наркоматов, общение с зарубежными общественными и государственными деятелями. Сохраняя совершеннейшее спокойствие на лице, женщина коротко кивнула. Показала, что понимает, куда ведет нить разговора ее собеседник.
— … Господин премьер-министр много раз благожелательно отзывался о вашем муже, называя его не только опытным политиком, но и человеком особой политической культуры. Уверяю вас, что редкие политики удостаивались такой характеристики от господина Черчилля….
— Вячеслав никогда не пойдет на такое, — тихо произнесла она, сузив глаза. — Повторяю, никогда.
Незнакомец мягко улыбнулся в ответ.
— Так господину Молотову и не нужно ни о чем знать. Ему нужно делать лишь то, что ему так хорошо удается — налаживать отношения с союзниками. А делать это, как вы понимаете, лучше всего находясь на самом верху.
Полина снова кивнула. Мысль о том, что ее муж мог бы стать во главе Советского Союза, уже не раз посещала ее. Его огромный авторитет среди остальных «ленинцев» и удивительная договороспособность могли бы немало этому способствовать.
— Вячеслав готов на все ради своей страны, — нейтрально проговорила женщина. — Настоящий коммунист.
Чтобы она сейчас не говорила, им обоим уже было понятно — Полина согласна, и осталось лишь договориться о нюансах.
— За каждым настоящим мужчиной всегда стоит настоящая женщина. В вашем случае, госпожа Жемчужина, это истинная правда на все сто процентов, — британец коротко поклонился, словно признавая ее заслуги. — Чтобы ваше новое будущее стало реальностью, нам нужны некоторые ваши связи. Ведь вас по праву называют главой клуба кремлевских жен, которые видят в вас образец настоящей леди. Вы знаете, что творится внутри самых высоких семей. Первыми узнаете свежие кремлевские сплетни…
Женщина скривилась. Это прозвище ей не особенно нравилось, хотя, признаться, и льстило ее тщеславию.
— Вам нужно связать нас кое с кем, кто пострадал от последних событий, был понижен в звании, лишился прежней должности. Уверен, вам известны такие люди. Так ведь?
Чуть подумав, Полина кивнула. Конечно, же ей были известны такие люди. Недовольных, но тщательно скрывавших это, хватало и в наркомате ее супруга, и в наркомате пищей промышленности, и в наркомате государственной безопасности, и среди армейской верхушке. То, о чем не могли сказать мужчины, с удовольствием рассказывали их жены.
— Да, я знаю таких людей. Но никто из них не пойдет на…
На что они должны пойти, Жемчужина не сказала. Это и так было понятно.
— Госпожа Жемчужина, эти люди не будут бегать с револьверами или носить бомбы в портфелях. Мы так не работаем, — снисходительно усмехнулся брюнет. — Они нужны, скажем так, для выполнения мелких поручений — например, обеспечить пропусками, достать транспорт, выписать несколько накладных, принять кое-какой груз на аэродроме. Может быть еще что-то совершенно незначительное… И им тоже не нужно говорить всей правды. Хорошо?
При этом он так доверительно улыбался, словно вел беседу с самым близким своим другом, которого знал тысячу лет.
— И главное, госпожа Жемчужина, вы совсем ничем не рискуете, — британец наклонился вперед, понизив голос до шепота. — Для всех ДЕЛО сделают немецкие парашютисты. Да, да, госпожа Жемчужина, они будут выглядеть, как немцы. Иметь такое же оружие. Когда же дело будет сделано, то останутся лишь мертвые враги и герои, которые сражались до самого конца. Все буду скорбеть, говорить торжественные клятвы, и… принимать власть. И я абсолютно уверен, что ваш супруг, господин Молотов, будет в числе тех, кто располагается в Кремле. Так что вы скажете?
Полина не обманывалась: внутренне она уже сказал «да», и осталось лишь подтвердить свое согласие вслух. Однако женское начало все же взбрыкнуло:
— А если я скажу «нет»?
Брюнет в миг изменился. Пропала лучезарная улыбка. Располагающий к себе вид сменился обликом хищника, застывшего перед атакой. Похоже, это и было истинное лицо незнакомца, а не те маски, что он менял, как перчатки.
— Госпожа Жемчужина, вы же умная женщина? Разве вы не понимаете, что это вас шанс все изменить в своей жизни? Другого такого шанса просто не будет, если я сейчас уйду, и за мной захлопнется дверь.
Он кивнул на дверь.
— Хорошо, я открою все карты, — мужчина вздохнул, словно должен сказать что-то особенно важное, серьезное. — Советский режим доживает последние месяцы. Не отрицайте этого, не нужно. У меня огромные сомнения, что немецкую машину кто-то сейчас, вообще, способен остановить. Надеюсь, наша попытка будет успешнее, чем ваша.
Он снова вздохнул, и чувствовалось, что сейчас он не играл и озвучивал вслух свои настоящие мысли.
— Помогая нам, вы помогаете себе и своей семье. Вы же знаете, как немцы относятся к представителям вашей расы. Свои земли они называют «Юденфрай» — территория, свободная от евреев. Когда они придут сюда, советские евреи просто физически исчезнут. Вы хотите такого будущего своей семье?
У Полины перехватило дыхание. Уже давно, находясь в числе советской партийной и государственной элиты, Жемчужина привыкла считать, что так будет всегда. Но сейчас ей впервые за много-много лет стало страшно.
— Я гарантирую вам, что ваша семья получит защиту Соединенного королевства. Когда Москва падет, то вы и ваша семья в числе сотрудников английского дипломатического консульства первыми покинете эту страну. В Лондоне вам будет передан уютный домик у берега Темзы, вашему мужу от Парламента будет назначено достойное пособие, которое позволит наслаждаться тихим семейным счастьем. Для этого у меня есть все необходимые полномочия, данные мне самим господином Черчиллем. Итак…