Последнее чуть не выкрикнул (накипело, просто), но тут же осекся. Захлопнул рот и стал настороженно оглядываться, словно в его же собственном кабинете его могли подслушать. Хотя, кто знает.

— Так, а это еще что такое?

И вдруг его взгляд снова наткнулся на знакомый полковой номер.

— Опять они, — правда, Голиков еще не определился, кого он имел ввиду — командование полка или может быть полк в целом. — Ну-ка, ну-ка, что там снова понаписали?

Пока читал, машинально постукивал пальцами по поверхности стола, словно пытался наиграть какой-то ритм. Была у него такая привычка, помогала на рабочий лад настроиться. И с каждой новой минутой ритм становился все более нервным, рванным, явно говоря о его нарастающем неудовольствии. Да и хмурящееся лицо сигнализировало об этом.

— Понаписали…

В донесения командиров пятого и седьмого механизированных корпусов, принимавших участие в контрударе, наряду с другими отличившимися неизменно фигурировали бойцы и командиры 101 стрелкового полка. Говорилось не просто о массовом героизме, но и просто невероятных успехах соединения на поле боя.

— Хм… Более двух суток сдерживали наступление моторизованной дивизии, не дав ей ударить в тыл 21-танковой дивизии Красной Армии, — читал Голиков, качая головой. Чтобы обычный стрелковый полк в обороне выстоял против целой немецкой моторизованной дивизии, он еще не слышал. Военная наука о таком говорила совершенно недвусмысленно: невозможно. — А здесь что у нас? — в другом месте говорилось об исключительно эффективных действия полковой разведки и ее командире сержанте Биктякове, на счету которых, как написано, было около трех десятков «языков». — Что-то я не пойму. Тридцать шесть «языков», двадцать один взятый лично, — это же герой Советского Союза в чистом виде. Почему же не представили?

В раздумьях он отложил бумаги в сторону и подвинул к себе стакан с уже давно остывшим чаем. Нужно было срочно чем-то «прочистить» мозги, чтобы хоть немного встряхнуться. Кофе уже давно кончился, остался лишь очень крепкий чай, который, к сожалению, уже мало помогал.

— Биктяков, Биктяков… Кажется и там говорилось про разведку 101 полка, — он вновь достал прошлую папку, которую уже отложил в сделанное. Полистал страницы до нужного места и застыл. — Вот он. Смотри-ка, какой шустрый. Как говориться, наш пострел везде поспел. Десятки успешных рейдов в немецкий тыл, доставленные секретные документы, языки с серебряными и даже заколотыми погонами. Хм, очень интересно. Как же это тебя такого красивого еще никто не заметил?

А вопрос был очень непростой. Ведь, едва ли не с первых дней войны верховное командование поставило задачу по активизацию идеолого-пропагандисткой работы, в рамках которой нужно было выпячивать любые успехи Красной Армии, искать и освящать примеры героизма, самоотверженности и высокого профессионализма красноармейцев и краснофлотцев. С разведупра, куда стекалась все разведывательная информация с фронтов, ответственность за выполнение этой задачи никто тоже не снимал. Отдел пропаганды и агитации при ЦК ВКП (б) у сам ого Голикова всю плешь проел. И вот ему совершенно случайно представилась возможность выдать «на гора» хоть что-то.

— Так… — он поднял трубку телефонного аппарата, связываясь с информационным отделом. Тот и был первым звеном, который занимался первичной обработкой всей информации, поступающей в ведомство. — Лосев, напряги-ка своих орлов, чтобы подняли бумаги с центрального направления за последний месяц и нашли любые упоминания про 101 стрелковый полк 23-ей дивизии, а особенно, о командире разведывательной роты сержанте Биктякове. Да, именно сержанте. Все поднимите, что есть — награждения, ранения, число языков. И нужно это еще вчера было. Работайте.

Сделал глоток чая и поморщился. На вкус, остывший чай был просто омерзительным. Помои, да и только.

— Посмотрим, что ты за гусь… Выйдет из тебя герой или нет. Глядишь, отдел агитации и пропаганды от меня и отстанет, а то совсем задрали.

Хмыкнув, Голиков снова «закопался» в документы. Дел еще столько оставалось, что и смотреть в сторону стола не хотелось. Собственно, этому он и посвятил оставшийся день, вплоть до самого вечера. Почти все документы разобрал за это время, осталось их теперь спецкурьерами по адресам отправить.

— Черт, затекло как все! — встал и с хрустом потянулся. — Как старый дед, в самом деле. Эх, порыбалить бы сейчас с самого утреца, а потом в баньку с чарочкой…

Мужчина откинулся на спинку стула и мечтательно закрыл глаза, представляя, укрытую туманом, заводь с плещущейся рыбой и небольшой мосток. К сожалению, все это несбыточные мечты.

Но не прошло и минуты, как раздался стук. Не дожидаясь ответа, дверь отворилась и на пороге появился высокий худой парень в мешковатом пиджаке и серых брюках. Весь осунувшийся, под глазами черные круги, а сами глаза красные, воспаленные. Видно, что тоже днями и ночами «пашет».

— Филипп Иванович, здесь все, что смогли найти, — он положил на край стола несколько листов.

— Хорошо.

Голиков кивнул ему и потянулся за бумагами.

— И что ты нам такого интересного расскажешь, товарищ Биктяков?

А рассказать тому, как оказалось, явно было что.

— Восемнадцать представлений на награждение⁈ Целых восемнадцать⁈ Это как, вообще, понимать-то? — он читал и никак не мог поверить своим глазам. — Этот ваш Бикятков там генералов что ли пачками носит⁈

Число восемнадцать было просто невероятным на фоне происходящего на фронте. Каждое представление по факту означало совершение чего-то выдающегося, героического. В идеале это восемнадцать медалей, орденов! Целый иконостас на первый месяц войны!

— И все с отрицательной резолюцией начальника особого отдела полка майора Журова, потом майора Фомина. Ничего не понимаю, почти два десятка представлений и в ответ два десятка отказов. Чего же тебя, друг ситный, так особисты не взлюбили? Грешки что ли какие-нибудь имеются за душой? Хотя при чем тут грешки при восемнадцати представлениях⁈

Перевернул этот листок, следом взял другой.

— Уже награжденный… Так… Ничего себе, лично обнаружил и задержал опытного диверсанта, целого обер-лейтенанта абвера. — Голиков присвистнул от удивления. — Вот и хорошо, отдел агитации и пропаганды теперь из тебя героя лепить будет. Получишь ордена, скорее всего даже Героя, про тебя в газетах станут писать, с самим товарищем Сталиным встретишься, девушки со всего Союза письмами забросают. И ты меня, брат, извини за это…

Ухмыльнулся, понимая, что «подставил» незнакомого ему сержанта. Как пить дать, нормально воевать теперь этому Биктякову ни за что не дадут. Все — репортеры, писатели, особисты — возьмут в оборот, чтобы герой получился, как с картинки.

— Не позавидуешь тебе теперь, — хмурился Голиков, вновь выстукивая пальцами рванный ритм по столу. — Я ведь хорошо знаю таких, как ты, сержант. Разведчик, сотни рейдов за линию фронта, нигде спокойствия не видишь. Кровь для тебя что простая водица. Такого жеребца в стойло никогда не поставишь. Ему воля нужна. Так ведь, сержант?

Однако начальник разведупра даже близко не подозревал, что теперь из всего этого выйдет. И, если бы знал, то, наверное, сто раз бы прежде подумал.

Чтобы чуть отвлечься, могу предложить чистое ПРОГРЕССОРСТВО. Главгер в седом средневековье двигает науку вперед, мастерит огнеметы и танки, запускает боевые аэростаты, раздает п…зды негодяям направо и налево

Читать нужно по порядку.

1-ая история про время Ивана Грозного

https://author.today/reader/119967/954757

2-ая история про время Петра Первого

https://author.today/reader/143995/1171818

И там и там хватает и кровушки, и схваток, и откровений из будущего

[1] Ходившая в то время невеселая шутка, означавшая арест органами госбезопасности