Моя жена… Сколько дерьма она пережила. Совершенно одна.

«Ты никогда не будешь одна, Энджел. Ни в праздники. Никогда», — клянусь я ей.

«Я в порядке», — говорит она, положив голову мне на грудь.

«Мы починим миску», — обещаю я.

"Все нормально."

Я достаю из кармана пару грязных белых варежек и протягиваю ей. «А эти мы почистим».

Она поднимает руки, чтобы взять их, и я не уверен, поняла ли она вообще, что уронила их.

Когда я нашел ее варежки на гравии, моим первым побуждением было сжечь весь рынок дотла. Но потом я заметил ее, белизна ее шляпы манила меня.

Это моя вина.

Это все моя вина.

Я не осознавал, что оставил у себя ее телефон, пока не стало слишком поздно.

Я не сам составил даты ее истории. Мне следовало бы. Ее девятнадцатый день рождения. Ждать, пока закончатся занятия, чтобы навестить ее. Мне следовало бы догадаться. И я должен был знать, что ее сука-мать выберет чертово Рождество.

Мне следовало поступить лучше.

Я должен Валентину больше.

Вэл пытается сесть, но я прижимаю ее к себе.

«Я действительно в порядке». Она нежно кладет мне на грудь руку в варежке. «Это была просто глупая паническая атака».

«В этом нет ничего глупого». Я целую ее в макушку. «Я сделаю лучше».

«Нет, Дом, это не то, что ты сделал».

«Я сделаю лучше», — снова говорю я ей. «И мы создадим свои собственные традиции».

Я чувствую, как она выдыхает. «Хорошо».

«Э-э, босс», — врывается в наше пространство мужской голос.

Я поднимаю голову и вижу Бена, стоящего в нескольких футах от нас. «Что?»

Его глаза не опускаются ниже моих, чтобы убедиться, что он не смотрит на мою жену. Молодец. «У нас есть место».

Я сажусь прямее. «Местный?»

Он кивает. «Роб готовит машины. Сказал мне приехать за тобой».

Вэл прижимается к моей груди, чтобы я села, и я наконец позволяю ей это сделать.

«Я сейчас приду», — говорю я Бену, отпуская его.

Ее глаза полны беспокойства, когда она моргает, глядя на меня. «Плохие парни?»

Господи, эта женщина.

Уголки моих губ дернулись. «Да, Шорти. Мне нужно пойти и поймать плохих парней». Она сказала это так, как будто я не плохой парень. Но я не идиот, так что я не собираюсь напоминать ей, что я тоже один из них. «Я прикажу группе своих людей отвезти тебя домой. Те же правила, что и всегда». Я знаю, что ей не нужно напоминание, но я все равно хочу это сказать.

«Хорошо», — соглашается Вэл, и когда я отпускаю руки, она слезает с моих колен.

Я осторожно беру ее за руку, и мы идем по краю рынка к ряду ожидающих меня автомобилей.

Подведя ее к середине трех внедорожников, я разворачиваю ее лицом к себе. «Пожилой мужчина с женой будут ждать тебя в коридоре возле квартиры. Он мой врач, и он осмотрит твои руки, колено и все остальные части тела, которые у тебя повреждены». Она открывает рот, но я качаю головой. «Это происходит. И я доверяю ему, но его жена тоже будет в комнате с тобой. Никогда не оставайся наедине с мужчиной, кроме меня». Я нежно обхватываю ее лицо руками. «Они не переживут моей ревности».

«Я не пойду». Она бросает взгляд через мое плечо на десятки мужчин, собравшихся вокруг нас. «Ты вернешься домой?»

Дом.

«Да, Ангел, я вернусь домой». Я целую кончик ее носа. «А теперь будь моей хорошей женой и садись в машину».

Она удивляет меня, схватив за лацканы моего пиджака и притянув меня к себе, приподнимается на цыпочки и прижимается губами к моим.

Я закрыл глаза на секунду, впитывая ее сущность, прежде чем отстраниться. «Хорошая жена, действительно».

Валентина прикусывает губу, затем забирается на заднее сиденье.

Я жду, пока она пристегнется, затем закрываю дверь.

Водитель начинает проходить мимо меня, но я хватаю его за воротник и тяну так, чтобы мы оказались лицом к лицу. «Если на ней будет хоть царапина, ты заплатишь жизнью».

Он кивает. «Да, босс».

Я отпустил его. «Когда она будет в безопасности, удвойте обычную команду охраны. У нас не было никаких зацепок по этим парням в течение нескольких недель. Если это подстава, я хочу, чтобы вы были готовы».

Он снова кивает, затем подходит к водительской двери и садится в машину.

* * *

Дом находится в паршивой части паршивого пригорода и выглядит точь-в-точь как ночлежка.

Соседи в таком месте занимаются своими делами. Что просто идеально, потому что мы собираемся заняться делом.

На подъездной дорожке машин нет, но один из моих людей проверил отдельно стоящий гараж, и находящийся внутри автомобиль соответствует тому, который мы ищем.

Все дворы окружены высокими, но шаткими заборами, поэтому моим ребятам не составило большого труда бесшумно убрать несколько досок, позволив нам пройти на нужный задний двор.

Я оставил куртку в машине — для ловкости — но времени переодеться в тактическое снаряжение не было. Поэтому я иду по колено в сухой траве в своем гребаном костюме.

Но нам не нужна тактика, потому что нас двадцать, а их всего двое.

Двадцать — это перебор, но половина из них останется снаружи в качестве подкрепления и прикрытия. А те десять из нас, кто войдет, отколются, половина через переднюю дверь, половина через заднюю.

Наша вторая лучшая отмычка идет вперед, а я подхожу сзади.

Прошло некоторое время с тех пор, как я использовал этот навык, но никто не делает это лучше. И за считанные секунды я отодвигаю засов.

Соблюдая радиомолчание, мужчины, окружающие дом, подают друг другу сигналы, когда обе двери открыты.

И мы входим как один.

Адреналин и гнев вспыхивают в моей системе. И я вдыхаю это, наполняя легкие силой, которую я чувствую, как первый человек, вошедший в дверь.

Наши пистолеты наготове, глушители надеты — наша цель — сохранить молчание.

Задняя дверь открывается на кухню. Она маленькая. Свет выключен, но из гостиной справа от меня исходит свет, и этого достаточно, чтобы показать мне, что мужчине здесь негде спрятаться.

Телевизор включен, идет футбольный матч, и шума достаточно, чтобы заглушить тихие звуки, которые издают наши ботинки по линолеуму. Но входная дверь ведет прямо в гостиную, поэтому моя пятерка поворачивает в другую сторону, по короткому коридору, позволяя передней бригаде позаботиться о человеке в гостиной.

До нас долетает половина крика, но он приглушён, прежде чем доходит до конца. А когда игра идёт, это звучит так, будто кто-то кричит в телевизор, а не как кто-то, кого хватают пятеро мужчин в чёрном.

Есть две открытые двери — за ними темные спальни — и одна закрытая дверь, через щель между полом и нижней частью дешевой двери проникает свет и пар.

Мой рот растягивается в усмешке.

Он в душе.

Я перекладываю пистолет в левую руку, а правую засовываю в карман.

Продев пальцы в идеально подходящие по размеру отверстия, я вставляю кастет на место.

Прошло слишком много времени.

Стараясь не задеть металлом дверную ручку, я медленно поворачиваю ручку и еще медленнее открываю дверь, не издавая ни звука.

Двое из моих людей отвлекаются, чтобы проверить спальни, а еще один остается в коридоре, но Роб следует за мной в крошечную ванную комнату.

Душевая кабинка маленькая. Угловая кабинка с волнистой желтоватой дверью из искусственного стекла.

Идеальный.

Мой кулак сжимается, я крепче сжимаю толстый черный металл.

И затем я двигаюсь.

В два шага я у душа. Человек за мутной дверью поворачивается, вставая спиной к струям, и он видит меня, видит движение.

Но уже слишком поздно.

Используя инерцию, я бью кулаком по тонкой двери, разбрасывая осколки пластика во все стороны.

Я продолжаю наносить удары, поворачивая тело вместе с ними, пока мои укрепленные костяшки пальцев не встречаются с грудью мужчины.

Мое движение вперед замедлила дверь, поэтому я не бью его со всей силы, но этого достаточно, чтобы оглушить его и вывести из боя еще до его начала.