Я провожу руками по его пиджаку, который лежит у меня на коленях. «Уверена, у службы безопасности возникнут проблемы, если ты пройдешь весь путь до выдачи багажа».

Дом наклоняется ко мне, чтобы освободить себе место, затем перекидывает мою сумку через плечо. «Тогда я понесу ее, пока наши пути не разойдутся».

Экипаж открывает главную дверь, и первый ряд людей начинает выходить из самолета.

Пока наши пути не разойдутся.

Когда проход освободился, Дом встал и вышел из нашего ряда. Затем он жестом пригласил меня пройти вперед.

Я изо всех сил стараюсь выглядеть грациозно, выходя из комнаты, и ему удается выхватить свою куртку у меня из рук, так что я остаюсь ни с чем.

Когда я поворачиваюсь спиной к Дому, стоящему во весь рост, его пальцы касаются моего конского хвоста, и он усмехается: «Коротышка».

Поддразнивание.

Продолжай поддразнивать друг друга, чтобы ты могла продолжать улыбаться, когда ваши пути разойдутся.

Я говорю спасибо бортпроводникам, а затем делаю последний шаг по трапу самолета и выхожу на взлетно-посадочную полосу.

Наступает вечер, и воздух конца сентября врывается в небольшую щель, охлаждая мои разгоряченные нервы.

Деревья начнут меняться через несколько недель, и я не могу не представить, как отправляюсь на осеннее свидание с Домом. С яблочным сидром и шарфами, свернувшись калачиком перед камином.

Я моргаю.

Оставайся в настоящем, Вэл.

Дом идет позади меня, пока мы не добираемся до верхней части трапа и не входим в аэропорт Миннеаполиса. Затем он подходит ко мне и подстраивает свои шаги под мои.

Движение его рук привлекает мое внимание, и мои брови хмурятся, когда я смотрю вниз на то, что он делает.

Дом закатал свой шикарный пиджак наизнанку, так что видна только внутренняя часть из синего шелка. И он придал ему форму… гигантского буррито.

Дом засовывает сверток в сгиб локтя и прижимает свободную руку к моей пояснице. «Сюда».

Я смотрю на куртку и удивляюсь, потому что кажется, будто он держит на руках ребенка.

Милая Мэрайя Кэри. Можете себе представить?

И затем я смотрю на то, что находится перед нами. К чему он нас ведет.

Я снова смотрю на фальшивый детский сверток, затем поднимаю взгляд на ярко-белую отдельно стоящую комнату для кормления грудью, расположенную вдоль стены в главном коридоре.

«Доминик», — прошипел я.

«Мы пойдем сюда, мама». Дом не понижает голос. И то, как он говорит «мама», звучит на этот раз по-другому. Как будто он произносит это как титул, а не как прозвище.

Словно по расписанию, дверь капсулы распахивается, и оттуда выходит женщина с младенцем, привязанным к груди.

Доминик протягивает свободную руку, хватает дверь и придерживает ее, чтобы она могла вытащить свой багаж.

«Спасибо», — она сияет, глядя на Дома, даже не удостоив взглядом его ребенка.

И поскольку моя похоть сильнее приличия, я позволяю Дому кивком подтолкнуть меня в сторону кормушки.

Я позволила ему подержать дверь, пока входила внутрь.

Я позволила ему войти за мной — с нашим фальшивым ребенком на руках.

Я позволила ему запереть дверь.

Прямо передо мной на стене висит небольшое зеркало, и тусклый свет над ним позволяет мне видеть выражение лица Дома.

Это голод.

Нужда.

Желание.

Доминик бросает свою куртку на скамейку слева от нас, мой рюкзак следует за ней.

Затем он подходит ближе.

Его голова выше моей, и я наблюдаю за его глазами, когда он смотрит на меня в отражении.

«Что…» — я замолкаю.

Мне не нужно спрашивать, что мы тут делаем. Но он все равно мне отвечает.

«Мне нужно попробовать тебя, Ангел. Попробовать все, что ты мне дашь».

Мой взгляд сразу же устремляется к абстрактному рисунку пары сисек на стене.

Дом стонет. «Бля, Валентина, я бы убил за один поцелуй. Но я попробую и их, если ты мне позволишь».

Мой взгляд снова встречается с его взглядом в зеркале.

Эти…? Он хочет попробовать мою грудь?

Он нежно — очень нежно — проводит руками по моим бедрам к талии.

«Я бы тебе позволила», — шепчу я.

При моих словах его руки сжимают меня.

Размах его пальцев настолько широк, что его большие пальцы упираются в мою спину по обе стороны позвоночника, а остальные пальцы впиваются в мои мягкие, податливые части.

Часть моего мозга пытается смутиться из-за того, как сильно он надавливает на меня пальцами, но взгляд его глаз пересиливает это смущение.

Ему явно нравится то, что он чувствует.

Он скользит руками по моему животу, крепко прижимая меня к своему телу. Всем своим телом.

Та длина, которая была полутвердой, когда я пронеслась мимо него в самолете, это… Это не полутвердая. Это не половина чего-либо. И сталь этого давит мне на поясницу.

Наклонись.

Я наполняю легкие, затем выворачиваюсь в хватке Дома. Он ослабляет руки ровно настолько, чтобы я могла повернуться к нему лицом, и я, не теряя времени, обнимаю его за шею.

Он наклоняется.

Я потягиваюсь.

Мои глаза закрываются.

И наши губы встречаются.

Они сходятся в неистовстве. Нет поцелуя с закрытым ртом. Нет сладких поцелуев, чтобы начать. Ничего подобного.

Наши рты открываются в тот момент, когда они соприкасаются.

Язык Дома проникает в мой рот, пробуя меня на вкус.

И прошло так много времени. Прошло так чертовски много времени с тех пор, как я кого-то целовала. Но моему телу не нужны никакие напоминания.

Мой язык касается его языка, и я крепче обхватываю его шею, притягивая его ближе.

Из груди Доминика доносится гулкий звук, который передается мне, и затем он ныряет.

Он хватает меня за задницу, затем опускает руки ниже. Он вдавливает мою струящуюся желтую юбку в расщелину, где моя задница встречается с ногами, а затем поднимает меня.

Стон, который он издает, не имеет ничего общего с тем, что он поднимает меня в воздух, а связан с тем, что я автоматически обхватываю его талию ногами.

Мой рот не отрывается от его рта. И когда он прижимает меня ближе, я царапаю пальцами его затылок. Намного грубее, чем когда я впервые коснулась его в самолете.

Дом делает шаг, затем еще один, прежде чем закружить нас в неполном круге.

«Ноги», — выдыхает он мне в рот.

Я не понимаю, что он имеет в виду, пока он не начинает садиться. Тогда я расцепляю ноги и сгибаю их так, чтобы стоять на коленях по обе стороны от его колен, когда он садится на скамейку напротив рюкзака и куртки.

Мне не приходит в голову попытаться удержаться. Мне слишком нравится ощущение его подо мной, поэтому я позволяю своему весу обосноваться на его бедрах. Но он все еще ласкает мою задницу, и Дом долно быть согласен, что я слишком далеко, потому что он притягивает меня ближе.

Напротив него.

Я стону, когда он тянет меня вверх по выпуклости в своих штанах. Большая выпуклость, которая трётся о мой шов. Слои ткани между нами едва ли способны притупить это ощущение.

Одна рука скользит вверх. И вверх. Между лопатками. Вверх по шее. А потом он хватает меня за волосы, хватает основание моего хвоста и тянет.

Я откидываю голову назад, наконец прерывая наш поцелуй, и открываю глаза.

«Тебе придется сидеть очень тихо», — говорит мне Дом, прикрыв глаза.

И я не могу сдержаться. Я вращаю бедрами, мое тепло вдавливается в его длину.

Его челюсть двигается, и я наслаждаюсь низким звуком, который он издает.

«Нам обоим придется молчать», — поправляет он.

«Я могу это сделать», — шепчу я, с трудом веря в то, что сейчас произойдет.

«Ты можешь?» Дом отпускает мои волосы, но не убирает руку с моего тела, когда он тянет их вниз к основанию моей шеи, затем вокруг, пока его горячая ладонь не накрывает мое горло. «Ты сможешь проглотить их?» Он сжимает пальцы совсем немного. «Ты можешь проглотить эти прекрасные звуки для меня?»

Я киваю, движения мои неистовые.