— Он сомнительный персонаж, — бормочу я себе под нос.

— Кто? — застенчиво спрашивает Жасмин, но это не рабочее дело, которое можно от нее скрывать. Я хочу открыто рассказать о своем любопытстве.

— Ричард Диксон, — говорю я, показывая ей результаты поиска на своем телефоне. — Твой отец работал на него.

Глаза Жасмин расширяются, и я вижу беспокойство на ее лице.

— Что это значит? — она спрашивает.

— Это значит, что нам нужно быть осторожными, — говорю я, стиснув челюсти. — Мне не нравится мысль, что ты или твоя семья связаны с кем-то вроде него.

— Мне тоже, — говорит Жасмин, заправляя прядь волос за ухо. — Но папа внутри, и мы не имеем никакого отношения к людям, на которых он работал.

— Может быть и нет, — допускаю я. — Но я не позволю ему причинить вред тебе или твоей семье. Я обещаю.

Жасмин кивает, выражение ее лица снова смягчается. — Спасибо, — говорит она, и я чувствую тяжесть ее благодарности в этих двух простых словах. Она лежит у меня на плече, а ее пальцы невинно играют с волосами на моей груди.

Даже несмотря на то, что Жасмин уютно устроилась рядом со мной, ее теплота успокаивала меня рядом со мной, мой разум все еще хаотичен, и я мчусь с мыслями дня. Лунный свет проникает в окно, бросая мягкий свет на наши лица.

— Ты в порядке? — спрашивает она мягким и нежным голосом.

Я поворачиваюсь к ней, рассматривая ее черты лица: изгиб ее челюсти, веснушки на носу, то, как сверкают ее глаза в солнечном свете.

— Сейчас лучше, — говорю я, мой голос едва громче шепота. — Сегодня, когда ты и моя семья под одной крышей, я очень счастлив.

Жасмин улыбается, но в ее глазах есть нотка печали. Я знаю, что дело не только в том, чтобы быть счастливой, но и в том, чтобы чувствовать себя в безопасности. И это то, что нам обоим сейчас нужно.

Я протягиваю руку и беру ее за руку, переплетая наши пальцы. Это простой жест, но он похож на обещание. Обещание защищать ее, поддерживать ее, бороться за нее.

Пока мы лежим молча, я чувствую, как растет моя решимость. Я не позволю Ричарду Диксону, Десмонду Грейвсу или кому-либо еще угрожать тому, что у нас есть. Не сейчас. Никогда.

— Спи спокойно, — шепчу я, целуя Жасмин в лоб.

— Спокойной ночи, — шепчет она в ответ.

И когда она засыпает, я не могу не испытывать чувства надежды. Надежда на лучшее завтра, на светлое будущее. Для нас.

Глава двадцать восьмая

Жасмин

Я просыпаюсь от звука дождя, стукающего по оконному стеклу. Руки Зейна все еще обнимают меня, его теплое дыхание касается моей шеи. Несмотря на шторм снаружи, я чувствую чувство спокойствия, охватывающее меня. Я не планировала принимать дозу, пока мы обнимались в постели. Хотя, должно быть, это длилось недолго, поскольку Зейн все еще не спал.

— Ты в порядке? — спрашивает Зейн, чувствуя мое пробуждение.

— Да, — ответила я, поворачиваясь к нему лицом. — Я просто думала обо всем, что ты мне сказал, — я сворачиваюсь в объятиях Зейна, тепло его тела успокаивает меня. Его сердце, бьющееся у моего уха, — это утешение, о котором я даже не подозревала. Но пока я лежу здесь, мои мысли возвращаются к сыновьям и внуку Зейна. Женщин нет — ни жен, ни матерей, ни дочерей. Это только мы. Что случилось со всеми женщинами в этой семье? А если я останусь, то же самое произойдет и со мной?

— Зейн, — шепчу я, нарушая тишину. — Можешь ли ты рассказать мне о своей семье? Твоей матери, жене и маме Алекса?

Рука Зейна провела круги по моей спине. — Моя мать была бойцом. Она была самой сильной женщиной, которую я когда-либо встречал, и не только я следовал ее примеру, когда она была рядом, все остальные дети тоже. Она прожила счастливую жизнь, но ранняя деменция наложила отпечаток на ее разум. Десять лет назад она мирно скончалась во сне.

Я внимательно слушала, чувствуя грусть по человеку, которого никогда не встречала.

— Помни, я намного старше тебя. Маме было семьдесят три, а папе не стало в семьдесят восемь.

— Мне жаль, что я подняла эту тему для тебя, — как бы это ни было печально, меня успокаивает естественный и мирный характер их смерти. В мафии старость достижима.

Зейн целует мой обеспокоенный лоб.

— Изабелла, моя жена, — продолжает Зейн, его голос становится напряженным от эмоций. — Она была возлюбленной моего детства. Мы должны были состариться вместе, но рак забрал ее слишком рано. Я делал все возможное, чтобы спасти ее, но этого было недостаточно. Я не думал, что когда-нибудь найду кого-то другого, я не думал, что заслуживаю кого-то после того, как мне так повезло с ней, но с тобой я чувствую себя по-другому, как будто ты была создана для меня.

Я чувствую комок в горле, представляя, какую боль он, должно быть, пережил.

— Мама Алекса, — мягко заканчивает Зейн. — Это сложная история, я уже упоминал кое-что из этого раньше. Скажем так, она сделала несколько неправильных решений и оказалась не на той стороне семьи. Маркусу пришлось бросить мать своего мальчика в землю, чтобы показать Эдварду, что он готов присоединиться к картелю. Моему сыну пришлось принять трудное решение, и из-за этого он стал капо. Я не думаю, что Маркус сожалеет об этом. Он хотел бы дать Алексу мать, но он просто не может доверять женщинам после того, что она сделала он и его мальчик, я надеюсь, что твое присутствие сможет изменить это.

Я не могла себе представить, что мне придется сделать такой выбор, выбирать между семьей и верностью. Глядя на Зейна, я понимаю, что эти люди сложнее, чем я думала поначалу. Они любили и теряли, как и все остальные, но это было не в порядке вещей мафии, которая вырвала женщин, которыми они жили, из их жизней. Я рада это слышать, как бы тяжело это ни было для него.

— Спасибо, что рассказал мне, — сказала я, прижимаясь к нему ближе.

— Я сделаю для тебя все, — ответил он, сжимая меня в объятиях. — Я всегда защищу тебя.

— Ты через столько всего прошел, но ты все еще здесь. Ты все еще сражаешься, — я сжимаю его руку.

Он сжимает меня в ответ, и я чувствую, как меня охватывает чувство комфорта. В этом мире опасностей и неопределенности я знаю, что у меня есть кто-то, кто защитит меня, несмотря ни на что.

Я смотрю на него, замечая его сильную линию подбородка, пронзительные глаза и суровую красоту, которая противоречит той опасности, которую он несет с собой. В этот момент я знаю, что могу ему доверять.

— Спасибо, — шепчу я, чувствуя, как меня охватывает чувство благодарности. — Я не знаю, как бы я выжила, если бы ты не прибыл вовремя.

Зейн улыбается с намеком на озорство во взгляде. — Что ж, тебе повезло, тебе не придется это узнавать, потому что я никуда не уйду.

Я смеюсь, впервые за долгое время. Я чувствую себя в безопасности даже в семье преступников-мафиози.

Я чувствую благодарность, когда мы лежим здесь и слушаем дождь. Зейн стал больше, чем просто защитником; он тот, с кем я могу представить, что проведу остаток своей жизни. Доверенное лицо, человек, которому я могу доверить свою жизнь.

Когда я снова засыпаю, я знаю, что что бы ни случилось дальше, я столкнусь с этим вместе с ним.

Глава двадцать девятая

Зейн

Жасмин мирно покоится у меня на руках, ее грудь медленно поднимается и опускается с каждым вздохом. Она провела всю ночь в моей постели, и, проснувшись, я обнаружил, что она все еще здесь, и мое сердце вырывается из темной ямы, в которой оно обычно обитает. Аромат вина все еще сохраняется на ее коже, напоминание о снисходительных семейных узах, которые мы разделяли. Сегодня утром я беспокоюсь о ее голове, зная, что она, возможно, выпила слишком много очков из улова Ленни. Даже в состоянии алкогольного опьянения она имеет надо мной такую власть, которой я не могу сопротивляться. Моя преданность ей непоколебима, но моя работа и семья также должны быть на первом месте.

Когда я нежно целую ее губы, она шевелится и поворачивается ко мне с сонной улыбкой. — Прости, котёнок, — шепчу я ей на ухо. — Но когда Алекс обеспокоен, лжи не бывает. У этого мальчика нет границ.