Вечером веселее, когда Алекс остается. Он не такой привередливый в еде, каким его изображает отец. Я верю, что один из них более суетлив, чем другой, но не тот, кого обвиняют.

— Какая твоя любимая песня? — Алекс расспрашивает Жасмин, стремясь раскрыть все ее секреты.

— Что-нибудь с хорошим битом, под который я могу танцевать, — отвечает она, и Алекс энергично кивает, как будто ее слова — это госпел. — Я не думаю, что умею хорошо петь, но никого не волнует, когда я одна в душе, верно?

— Папа всегда стоит снаружи на случай, если мне что-нибудь понадобится. Или, знаешь, упадешь, разобьешь голову и утонешь.

— Ох, прекрати, — Жасмин пытается улыбнуться, чтобы скрыть шок.

— У тебя есть мама? — Алекс идет дальше, не обращая внимания на ее реакцию, но я боюсь, что он задал единственный вопрос, который может переломить ход вечера. Даже Маркус и Ленни приостанавливают обсуждение.

— Это очень личный вопрос, — отчитывает Маркус своего сына.

— Нет, это не так. У всех детей в моем классе есть мамы, — парирует Алекс. — У всех, кроме меня.

— Очень грустно, что у тебя нет мамы, — говорит Жасмин, кладя руку на руку Алекса.

— Но да, у меня есть мама.

— У меня нет мамы, и у папы тоже. У дедушки тоже нет мамы. Мальчики в школе говорят, что мы прокляты.

Жасмин смотрит на меня, ее глаза умоляют помочь мне прекратить этот разговор. Я мысленно вижу, как она связывает ситуацию со своими шансами на выживание.

— Алекс, я уже говорил тебе кое-что раньше. Эти мальчики завидуют всему, что у тебя есть, и выбирают то, чего у тебя нет, — Маркус пытается сгладить ситуацию.

— Я бы предпочел иметь маму, — шепчет Алекс.

— А что, если я скажу, что буду твоей бабушкой? — Жасмин спрашивает.

Мои глаза расширились от ее предложения. Пока еще слишком рано в нашем… знакомстве давать такие обещания такому уязвимому ребенку.

— Обещаешь? — Алекс хмурится.

— Я не могу обещать, что мы с дедушкой останемся вместе навсегда. Нам бы хотелось, пока рано говорить наверняка, но я обещаю всегда быть твоей бабушкой.

Я могу позволить глотку воздуха покинуть мою грудь, когда она произносит эти слова.

— Было бы проще, если бы Маркус нашел кого-то, кого он мог бы забанить — любимую, — бормочет Ленни, наполняя свой бокал вином.

Алекс непреднамеренно прервал разговор, но я не могу завидовать ему, когда он испытал несколько случайных эмоций при мысли, что я кого-то найду. Никто не верил, что это произойдет, что-то, что я до сих пор не уверен, что это может произойти, несмотря на то, что женщина моей мечты сидит прямо здесь. Это обязательно смутит мальчика. Если моя несбыточная мечта может стать реальностью, то почему не его.

— Может, перейдем в гостиную? — я задаю вопрос, когда у каждого есть бокал вина, безалкогольное белое вино для Алекса, которое никто больше не выпьет.

— Нокс молчит, — говорит Ленни твердым и уверенным голосом. — Слишком тихо, по моему мнению, но, похоже, все решено — на данный момент, — его взгляд не отходит от моего, зеленые глаза проницательны в тусклом свете. Я пытаюсь жестом перевести разговор молча; это не для ушей Жасмин.

— Кто-нибудь… уже сообщил жене Дерика Марли? — спрашивает он почти небрежно. — Из всего, что произошло сегодня?

Стон вырывается из меня прежде, чем я успеваю его остановить. На меня, носителя плохих вестей, ложится задача узнать ответ на этот вопрос и исправить его, если нет.

— Черт побери, — говорю я, мой голос едва громче шепота ради Алекса. Сейчас не время. А пока я хочу насладиться в компании моей семьи и представить свое будущее со всеми четырьмя. Я подожду, пока все поедят, а затем доведу до сведения Эдварда потенциально разрушительную оплошность.

Глава двадцать четвертая

Жасмин

Мне понравилось проводить день, общаясь с этой семьей, и я очень счастлива. Ужин был восхитительным, и я не тороплюсь заканчивать этот день. Тесная связь между Зейном и его сыновьями очевидна, когда они вместе пьют в гостиной. Вино свободно проходит между их тремя бокалами, а мой остается нетронутым. Трудно дотянуться до журнального столика, когда Алекс выбрал меня подушкой, пока играет на планшете. Я бы никогда не поставила бокал вина выше комфорта мальчика. Его маленькая фигура погружается в подушки нашей бывшей крепости из подушек, совсем небольшой вес опирается на меня, но эмоциональная поддержка, которую я предлагаю, монументальна. Мне нравятся юмористические истории, которыми обмениваются трое мужчин, темы легкие и дружелюбные к детям, но при этом вдыхают понимание истории между этими тремя мужчинами. Алекс присоединился к нам с самого начала, включая свои личные приключения с Флиппи-Флоппи, его плюшевым кроликом. Но теперь он цепляется за невзрачную игрушку с сильной эмоциональной привязанностью. Уловка его матери с похищением заставляет мое сердце тосковать по мальчику. Очевидный износ шерсти кролика от бесчисленных ночей, когда его слишком крепко держали в темноте. Мягкая игрушка была молчаливый страж на время перед защитными объятиями отца, и я удивляюсь секретам, которые он хранит в запертом синтетическом сердце. Нежными движениями я провожу пальцами по волосам Алекса, ослабляя напряжение, которое, кажется, никогда не покидает его маленькие плечи.

— Могу ли я называть тебя тетей Жасмин? — внезапно спрашивает он, его голос похож на тихий шепот, едва возвышающийся над мужскими голосами, наполняющими комнату. — Бабушка заставляет тебя выглядеть старой.

Я подавляю смех, тронутая его серьезностью. — Конечно, можешь, — отвечаю я легким тоном и обнадеживающей улыбкой. В его вопросе есть невинность, поиск баланса между тем, что он хочет, и тем, что я могу ему дать.

— Спасибо, — шепчет он, прижимаясь ближе, и на мгновение я благодарна за этот шанс стать чьим-то прибежищем, пусть даже на данный момент.

— Абсолютно, — шепчу я, и улыбка Алекса придает моей жизни недостающую цель.

— За вас двоих и начало чего-то особенного, — Ленни поднимает бокал, чтобы выпить за то, что происходит между мной и Зейном.

Со звоном стекла о стекло мы поднимаем тост за отношения, в которые я каким-то образом запуталась. Улыбка на лице Зейна напоминает мне, что не все так плохо. Я могла бы быть счастлива здесь. Я уже счастливее, чем на прошлой неделе.

— Осмелимся ли мы выведать у тебя несколько историй? — Маркус задает вопросы. Его интерес больше ради сына, чем отца, но я могу услужить им в подробностях о моих прошлых горестях. — У тебя есть семья?

— Семья, — начинаю я, и мой голос выдает трепет в животе. — Это сложно, не так ли?

Мои слова приветствуются кивками согласия, и я чувствую дух товарищества, возникающий из взаимных невзгод, который запечатлевается глубоко в душе. Пришло время взять вино.

— Мои сделали все, что могли, после… Ну, после того, как мой отец сделал некоторые решения, которые ему дорого обошлись, — я оставила предложение подвешенным, потягивая вино, чтобы увлажнить губы, внезапно пересохшие от давно похороненных истин. — Он был полицейским, но иногда границы размываются, и люди падают. Он начал закрывать глаза на некоторые вещи, а потом ему начали за это платить. Когда его поймали, не только его репутация была разрушена, он стал жестким в плане денег.

— А что насчет твоей матери? — мягко спрашивает Зейн, его темные глаза отражают его собственные трудности в качестве родителя-одиночки.

— Она боец. Мне было семнадцать, мои сестры были моложе. Я делала все, что могла, чтобы помочь ей, но, в конце концов, я стоила ей больше, чем могла принести. Уехать и построить собственную жизнь, было единственным вариантом.

— Мне жаль, что ты не получила никакой помощи от тех, кто поставил твоего отца в такое положение, — взгляд Зейна вниз дает мне мало надежды на то, что он позаботится о семьях своих информаторов и наемных полицейских. Я знаю, что Зейн не будет виноват, если кого-нибудь поймают. Мой отец недостаточно хорошо заместил следы.

— Сейчас у них дела идут лучше.