— Иди отсюда, — говорю Ире, не поворачиваясь.

— Нет, Богдан. Без тебя я не уйду никуда. Мы останемся здесь.

— Я. Сказал. Иди. — четко, по слогам повторяю приказ, — Сейчас тебе тут не место.

Все чувства сейчас обострены настолько, что малейшее изменение дыхания сорвет меня с предохранителя.

— Сынок, давай поговорим, — слышу голос Райского, — Мы же, все-таки, не чужие друг другу.

Не свожу глаз с чеха.

— Правильно мыслишь, — отвечаю, — Не чужие. Мы просто никто друг другу и никогда никем не были.

Томаш внезапно дергается и это становится его самой большой оплошностью. Не знаю, что именно он хотел сделать, но уже через секунду, холодное лезвие упирается ему в горло, заставляя замереть на месте.

— Богдан! — слышу голос Иры, — Не надо!

— Ты еще здесь? Я сказал тебе уйти! Что тебе непонятно?

В этот момент раздаются тяжелые шаги на крыльце и дверь открывается. На пороге появляется Сокол, во всей красе и быстро оценивает своим взглядом ситуацию.

— Думаю, что тебе и правда лучше уйти, — обращается он к Ире, — Иди в мою машину и подожди там.

Ира уходит, постоянно оглядываясь на меня и в ее глазах столько боли, что мне орать хочется. Не так я себе представлял исход ситуации. Я мечтал о мести, готов был всех вырезать, особенно папашу своего ненаглядного, а теперь смотрю на нее и чувствую себя другим каким-то.

— А ты что здесь делаешь? — Райский явно удивлен новому игроку.

— Да вот, хочу посмотреть, как свершится правосудие. Есть варианты, как думаешь?

Томаш все еще еле дышит, боясь даже шелохнуться. Я слышу стук его сердца, который уже с обычного ритма перешел на галоп. Сильнее надавливаю рукой и на острие появляются первые капли крови.

— Не надо, — кряхтит он, — Я и пальцем ее не трогал. Спроси у нее сам. Это все он, твой отец.

Райский презрительно смотрит на Томаша, а потом плюет в его сторону.

— Вот еще раз убеждаюсь, что вы все продажные твари, ссыкуны недоделанные. Не зря я на всех вас компромат собирал.

Томаш замирает, потом напрягается и я слышу его голос.

— Это правда, Зверь? Скажи мне!

Он обращается ко мне и я решаю ответить.

— Да, на всех целое досье собрано, включая тебя.

— Отпусти, — шипит он, — Я хочу с ним поговорить.

Теперь мне уже становится интересно, чем закончится эта ситуация, и я ослабляю хватку. Сокол же внимательно следит за действиями каждого, при этом кажется более, чем спокойным. Но это лишь видимость, я-то точно знаю, что его зрение на триста шестьдесят градусов работает.

Чех медленно отступает и двигается в сторону Райского.

— Игорь, какого хрена? Мы же партнеры, а ты, как крыса, за спиной компромат собирал на всех нас? Что за скотство?

— Это бизнес, Томаш! — смеется ему в лицо, — Кому, как не тебе знать, как вести дела?

Он все еще прет на Райского и я понимаю, что хорошего исхода ждать не стоит. Папаша в физическом плане проигрывает своему другу, однозначно.

— Я всегда был честен с тобой, и с другими тоже. Никогда за спиной ничего не делал. И даже когда девчонку прятал, по твоей указке, ничего не скрывал, хотя мог и не говорить о том, что она знает. Ты подставил меня, Урбаноса, да и всех остальных тоже!

— И что? Чего ты теперь хочешь?

Внезапно, Томаш хватает Райского за горло, прижимая к стене. Этот, почти двухметровый мужик, явно сейчас не рад тому, что услышал и теперь моему папаше помощи точно ждать не откуда.

— Ты сейчас же отдашь мне все, что нарыл или я лично убью тебя, тварь! Я не шучу, Игорь!

— У меня ничего нет, — хрипит тот, пытаясь отодрать крепкие руки со своей шеи, — Все у Богдана.

Томаш резко разжимает руку и Райский почти падает на пол, сильно закашливаясь.

Минутная тишина нависает в помещении. Кажется, что уже все теперь ясно, все закончилось и карты раскрыты. Но внезапный рывок Томаша в сторону Райского, не дает ему ни шанса. Иностранец понимает, что терять ему уже нечего. Наши законники, возможно, и не достанут его, депортирует, а на своей родине он решит вопрос самостоятельно. Но теперь, так называемые партнеры, будут косо на него смотреть и грызть друг друга всеми возможными способами, пытаясь вырвать зубами себе место под солнцем. И эта игра будет похлеще всех остальных. Жизнь каждого из того приличного списка теперь наполнится всеми красками криминальной жизни.

Одним прыжком он набрасывается на горе-папашу и начинает молотить его всем. Руками, ногами и тем, что попадается под руку.

— Приятное зрелище, нечего сказать, — Сокол только что не аплодирует этому спектаклю, — Ты все еще хочешь присоединиться?

Смотрю на все это и тошно становится. Мне реально противны оба, настолько, что я касаться их даже не хочу. Два выродка, которые теперь грызутся между собой и это лучшее, что я видел за последнее время от них.

Мотаю отрицательно головой и выхожу из дома.

Вижу во дворе Иру, а рядом с ней, уже подъехавшего Платова. Они о чем-то разговаривают и мне это совершенно не нравится. Как Николай Иванович заехал на территорию, миновав пост охраны, мне понятно, но вот что ему нужно от Иры?

Подхожу к ним и моя сладкая сразу же бросается мне на шею.

— Богдан, с тобой все в порядке? Нам срочно надо в больницу!

Из ее глаз слезы льются и она что-то очень быстро говорит. Я ничего не понимаю, кроме того, что что-то с Катей.

— Садись в машину, быстро! Где она?

— На заднем сиденье. Ей совсем плохо, Богдан!

Бросаю взгляд на Платова. Тот одобрительно кивает и делает шаг мне навстречу.

— Ты правильно поступил, сынок. Впервые, горжусь тобой за то, что не убил! И да, твоя Ира, это что-то! Вся эта заварушка стоила того.

Не знаю почему, но мне впервые в жизни хочется ему улыбнуться. Что я с благодарностью и делаю.

— А я горжусь тем, что у меня есть такой друг, как вы, Николай Иванович. И жалею, что не вы мой отец.

Платов после моих слов крепко обнимает меня, хлопая по спине.

— Вы все мои дети, сынок. Так что я с тобой могу поспорить еще. Ладно, поезжайте. Девочке и правда надо в больницу.

Сажусь за руль и несусь в нашу клинику. У организации Платова договор с ней и они без всяких обслуживают таких как мы, не задавая при этом, лишних вопросов. Именно туда меня привез Сокол после аварии, а теперь я везу к ним Иру с Катей.

Нас уже встречают прямо возле входа. Катюшу забирает детский врач, а на осмотре Иры настоял я. Она не хотела, считая, что у нее все нормально. Но по внешнему виду этого сказать было нельзя. И, видя мое, мягко сказать, недовольное лицо, она все-таки согласилась.

— Сделайте ей анализ на беременность, — говорю врачу после того, как Иру уводят в палату.

— Я вас поняла, сделаем, — отвечает она и идет догонять Иру.

Проходит около часа, а от педиатра нет никаких новостей. Катю положили в палату интенсивной терапии. Как оказалось, у девочки сильное обезвоживание, высокая температура и что-то там с легкими. Я не врач, но прекрасно понял, что дела не очень хорошие.

Иру уже обследовали и теперь я мог пройти к ней в палату. Когда захожу, то вижу ее, лежащей на кровати и в ее руке капает капельница.

— Это еще зачем? Что-то не так? — смотрю на нее с беспокойством и нежностью.

Моя Ириска, такая сильная, храбрая и очень выносливая девочка. Она ни на минуту не оставила Катю и готова была даже тайну мою раскрыть, чтобы спасти ее. И сейчас, глядя на нее, я понимаю, что люблю ее до безумия и готов все для нее сделать. Для нее и Кати, которые теперь и есть моя жизнь.

— Я не знаю зачем, но сказали, что там витамины, чтобы силы восстановить. Богдан, что с Катюшей?

— Пока новостей нет, сладкая. Но тут хорошие врачи, лучшие. Все с Катей будет в порядке.

Дверь внезапно открывается и в палату входит уже знакомая женщина-врач.

— Ну, как ваши дела? Как себя чувствуете? — она подходит к Ире, а сама косится на меня.

— Спасибо. Мне уже намного лучше. А зачем мне капельница, доктор? Со мной что-то не так? Не скрывайте ничего, пожалуйста!