— Доброе утро! — ее голос почти трясется, — С Катей все хорошо!

Вспомнила меня конечно. Мой прошлый визит трудно забыть.

— Отлично, — говорю ей и сажусь в кресло напротив, — У меня к вам несколько вопросов и надеюсь на вашу помощь.

Директриса медленно опускается обратно на свой стул и, кивнув, обращается во внимание.

— Какие у меня шансы удочерить Катю? — сходу задаю вопрос.

Она вроде как выдыхает и расслабляется немного. Этот вопрос для нее не новый. Сюда же для этого приходят.

— Для того, чтобы оформить опеку над каким-либо ребенком, необходимо три основных пункта. Это достойное жилье, хорошая работа опекуна и семейное положение.

После последней фразы она почему-то краснеет и опускает глаза.

— Поподробнее можно? — уточняю я.

— Дом или квартира, в котором будет проживать ребенок, должен соответствовать определенным требованиям. У нее должна быть своя отдельная комната со всем необходимым. Кровать, письменный стол, шкаф, компьютер для учебы и тому подобное. Наличие игрушек, книг тоже приветствуется.

— А в детском доме это все есть? — меня аж подмывает просто, — Вы требуете это от будущих опекунов, но при этом у вас всего этого нет. И если желающие сделать хотя бы одного ребенка счастливее, не могут себе позволить компьютер, но подарят ребенку любовь и заботу, вы откажете им? Вам не кажется, что это маразм?

— Это не мои требования… — она отводит взгляд в сторону, — Такие условия выдвигает государство, хотя я тоже считаю это не совсем правильным.

— Хорошо, дальше, — вижу, что она чувствует себя неловко.

— Нужно подтверждение о вашем доходе. О том, что ваша зарплата позволяет содержать ребенка.

— С этим соглашусь. Дальше, что с последним пунктом?

Она исподлобья смотрит на меня, словно боится моей неадекватной реакции и, аккуратно подбирает слова.

— У вас должна быть полная семья. Ну то есть… Муж и жена… В общем, ребенка отдадут только в полную, благополучную семью.

— Это как они должны понять? Благополучная семья или нет? — стало аж смешно, ну правда.

— Будущие родители проходят психологическое тестирование, после которого, опытные психологи делают письменное заключение.

— О чем? О том, что родители не шизофреники? — начинаю уже просто смеяться.

— Я не это имела ввиду. Шизофрению диагносцирует психиатр. А у психологов немного другой профиль.

Да знал я все прекрасно. Не раз был подопытным кроликом у таких мозгоправов. Мне как никому известны их уловки и методы работы. Поэтому этот пункт меня не особо пугал. Больше всего я задумался над другим. Я должен жениться. А это ну никак не входило в мои планы.

— Сегодня пятница, — я смотрю на нее пристально, словно не жду отказа, — Я хочу взять Катю на прогулку. К вечеру верну ее обратно.

— У нас так не положено… — пытается возразить она мне, — Но вы можете…

— Я знаю, что я могу, а чего нет! — грубо обрубаю ее на полуслове, — Я также могу припомнить вам и еще кое-кому о том, как эта девочка оказалась у вас! И я не думаю, что государство одобрит ваш благородный поступок, учитывая сумму, которую вам заплатили за сохранность этого ребенка.

От моих слов, директриса побелела словно полотно. Огромными глазами она смотрела на меня, не понимая, откуда у меня эта информация. Но теперь она уже не пытается мне перечить.

— Пойдемте со мной, — произносит покорно и идет на выход.

Я следую за ней, хотя прекрасно знаю, что и сам бы без труда нашел Катю. Стараюсь не пугать остальных детей, которые смотрят на меня с опаской и интересом одновременно. Улыбаюсь им. Заходим в комнату, в которой живет Катя и она тут же, увидев меня, несется мне навстречу.

— Ты приехал! — радостно кричит, обвивая мою шею маленькими ручками.

— Конечно, Катюш! Я же обещал тебе! А я обещания привык сдерживать.

Смотрю на реакцию директрисы и вижу, что она дала добро на нашу с Катей прогулку.

— Прошу вас вернуть ребенка к восьми часам, не позже! — говорит она.

— Как вас зовут? — только сейчас понял, что не знаю ее имени и никак до этого к ней не обращался.

— Елена Сергеевна, — отвечает, слегка улыбнувшись, — А вас?

— Богдан Игоревич. Но лучше просто Богдан!

Она в знак согласия кивает и уходит в другую сторону.

— Ну что, Катюш? Гулять со мной поедешь? — смотрю этому ангелу в глаза.

— Правда? Не шутишь? А ты отвезешь меня в парк на аттракционы? — хлопает в ладоши девочка.

— Куда скажешь! — отвечаю, — Хоть на северный полюс!

— Туда не хочу! — испуганно смотрит на меня, — Там холодно и медведи! Я их боюсь!

— И этого тоже? — протягиваю ей купленного плюшевого медвежонка.

Она хватает его из моих рук и прижимает к себе. Лицо светится счастьем, в глазах огоньки горят и она улыбается. Это не ребенок, а правда ангел. Никогда не думал, что так прикиплю к хоть какому-либо ребенку.

— Нет. Этого не боюсь! Этот мой любимый теперь. Я ему имя придумаю и потом тебе скажу, хорошо?

— Хорошо! — беру Катюшу за руку и веду к машине.

Она словно всю жизнь меня знала. Даже ни капли страха в глазах нет. Сажаю ее на заднее сиденье, пристегиваю, а сам усаживаюсь за руль.

— Куда мы сейчас поедем? — с интересом спрашивает она, а сама глазенками осматривает машину.

— Сначала мы поедем завтракать. И не говори мне, что не голодная, все равно не поверю!

— Очень голодная! Очень!

Сразу же слышу громкое урчание в ее животе и не медля ни секунды, везу Катюшу в ресторан.

У этого Генри лицо невменяемого человека. Он идет на меня, облизывая свои пересохшие губы, потирает вспотевшие ладони, а я замечаю как вздыбился член у него в штанах.

Медленно пытаюсь отползти назад, но Геля дергает за поводок, не давая мне этого сделать. Сейчас этот извращенец сделает со мной то, что обещал. В этом доме или уведет в свой, я не знаю. Но только выиграл меня, как вещь, как животное, с которым никто не считается. Я для них всех не человек, расходный материал, которым попользуется победитель и решит, что дальше будет со мной. Возможно, он передаст меня еще кому-то, а возможно, оставит себе и будет развлекаться со своей игрушкой пока не надоест. Оба варианта были возможны, но оба вызывали во мне запредельный страх.

Я девственница. И они все об этом знают. И именно Генри в ближайшее время лишит меня последнего моего достоинства, которое у меня осталось. И тогда я буду испорчена окончательно. Зачем тогда жить? Кому я буду после всего этого нужна, если сама себе даже буду противна?

— Не трясись так, сладкая! — прыщет слюной мне в лицо, — Тебе понравится быть моей девочкой!

У меня начинается истерика. Я кричу сквозь рыдания, пытаюсь сопротивляться пока он тащит меня за поводок на второй этаж и машинально хватаюсь за чертов ошейник, совершенно забыв про шипы. Боль сразу же пронзает ладони и пальцы. Кровь выступает, пачкая платье, лицо и полы.

— Ты всегда такая упертая? Если да, то мне это даже нравится! — смеется он, продолжая тащить меня за собой.

Колени тоже в крови. Я расшибла их раньше, когда упала, а теперь ситуация только ухудшилась.

— Генри! — слышу я голос Райского, — Может увезешь девчонку к себе?

— Обязательно! Только сначала я должен опробовать свой приз! Он настолько хорош, что боюсь до дома не дотерплю!

— Психопат… — слышу еще чей-то недовольный шепот.

Теперь я понимаю, что спасения мне ждать не откуда. Горло сильно болит. Колени ноют, а раненые руки горят огнем.

Он втаскивает меня в гостевую комнату и поворачивает в замке ключ.

— Прошу вас, не надо! — уже не в первый раз за сегодня умоляю, но вижу, что его это заводит еще больше.

Он подходит ко мне и отстегивает ошейник. Сразу становится легче дышать и на секунду мне кажется, что этот нелюдь меня услышал. Но следом, он валит меня на пол и сдирает платье сверху до пояса. На мне нет белья, потому что фасон платья с открытыми плечами, а мои трусики остались у фетишиста-Урбаноса внизу.