Конечно меня этому не учили в детстве. Ни воспитатели с учителями, ни тем более, мама. И я прекрасно понимаю, что это плохо и неприлично, но поделать ничего с собой не могу. Мне просто необходимо узнать хоть что-то о жизни Богдана или, я сойду с ума.

Сначала меня обманом заманил в свой дом Райский, в котором чуть не убили. Потом похитили и пытались изнасиловать. А я, словно предмет безмозглый какой-то, вещь, за который борются все вокруг. Но я не кошка! И у меня нет девяти жизней!

Тихо подхожу к двери, почти крадусь на цыпочках и приоткрываю, оставляя маленькую, незаметную щель. Я не вижу мужчин, но довольно неплохо слышу о чем они говорят.

— Она спрашивала обо мне? — голос Богдана я узнаю сразу.

— Да, спрашивала. Хитрая такая, издалека зайти пыталась.

Дальше минутное молчание и снова голос Михаила.

— Ты бы рассказал ей. Все равно это придется рано или поздно сделать.

— Знаю, Сокол. Не дави.

— Что по делу? Справился?

Слышу смешок Богдана.

— Отправил к печнику. Теперь можно забыть об этом фетишисте.

— Фу! — плюется Михаил.

— Надо позвонить Платову, а потом мы с Ирой уедем.

— Да хорош, зверь! Оставайтесь. На втором этаже нормальная комната. Ты же сам понимаешь, что сейчас возвращаться в свой дом нельзя. Надо время выждать. О нем теперь знают.

— Ладно, спасибо Мих. Я твой должник. Надеюсь, что не придется тебя долго стеснять.

Слышу приближающиеся шаги и отбегаю обратно к дивану. Сердце колотится в груди, а руки трясутся, как у воровки, которую вот-вот поймают. Двойственное ощущение внутри рвет на части. С одной стороны, мне стыдно за то, что подслушивала. А с другой, обидно и больно от того, что Богдан мне не доверяет, скрывая что-то очень важное. И я злюсь, что не могу высказать ему все это прямо сейчас.

Мужчины заходят в дом. Михаил достает еще две кружки и громко ставит их на стол.

— А покрепче чего есть? — спрашивает Богдан.

— Коньяк подойдет?

Сокол, не дождавшись ответа, достает из бара бутылку, открывает и плескает в кружку небольшое количество.

— Лучше не придумаешь, — отвечает Богдан и залпом выпивает содержимое, даже не поморщившись.

Я молчу. Лишь периодически поглядываю то на одного, то на другого.

Даже не пойму, друзья ли они вообще? Скорее, больше просто знакомые. Но Михаил своими поступками показывает, что это совсем не так. Он старше Богдана, может и не намного, но более сдержан в своих поступках.

— Некоторое время придется пожить здесь, Ира, — не сразу соображаю, что это он мне, — Возвращаться небезопасно сейчас.

— Почему это? В чем причина? — высоко задрав голову, спрашиваю.

Мне до чертиков все это надоело. Хочу показать, что я имею права знать, что происходит. И я не вещь, которую без объяснений берут и перекладывают с места на место кому не лень. Я человек в первую очередь. И ему придется все мне объяснить, хочет он этого или нет.

— Потому что я так сказал! Это не обсуждается! — цедит сквозь зубы, готовый в любой момент сорваться на ор.

Подхожу к нему вплотную и с вызовом смотрю ему прямо в глаза. И сейчас во мне ни капли страха и сомнения.

— Все обсуждается, Богдан! Все! И всегда можно все решить и договориться! Выхода нет только из могилы! Вопрос в другом. Хочешь ли ты разговаривать и договариваться?

Вижу, что в первые секунды он пребывает в состоянии шока от моего напора, а потом его глаза сужаются и темнеют как обычно.

— Ты опять за старое? Не зли меня, Ира!

— Не опять, а снова, Богдан! И если я тебя так злю и раздражаю, то я могу хоть сейчас уехать отсюда! Мне есть где жить, слава Богу!

После своей тирады разворачиваюсь и поднимаюсь на второй этаж, в комнату. Меня трясет, потому что я никогда не повышала ни на кого голоса. А в ситуации с этим зверем, неизвестно еще, чем это для меня кончится.

— Ух, какая! — издалека слышу голос Михаила, — Прям под стать тебе, волчица! Она уже и зубки оскалила, Богдан! Что делать будешь?

Выхожу на улицу, чтобы проветрить мозги и прийти в себя. Что сейчас было? И что сделал я?

Да уж, Хищник, тебя самого чуть не сожрали. А ты как беспомощный стоял и слова не мог сказать. Прав, Сокол, от конфетки только запах остался, все тот же сладкий, с ума сводящий. Уже заметил, что когда она злится или на адреналине, он еще сильнее становится, забираясь под кожу и растекаясь по всему организму. Теперь моя самка показала свои клыки и мне, пиз…ц, как это понравилось. Меня это завело в момент.

Глаза у нее горели так, что я только и мог представлять, как нагну ее прям там и возьму. От нее аж жар шел.

Но самое страшное, что она собралась от меня уйти. И ведь знает, сука, чем меня шантажировать можно. Сначала привыкала, ласковой была, ластилась, а когда поняла, что теперь зверя приручила, решила и зубки показать. Знает, что сдохну без нее. Выть начну, словно волк на луну. Накинула невидимый ошейник, а сегодня затянула его потуже.

Сокол дело говорит. Пора карты раскрывать. Если примет меня таким, какой есть, то буду псом верным и преданным ей, пока не сдохну. А нет, то тенью ее стану на всю свою оставшуюся, никчемную жизнь.

В кармане вибрирует телефон и только сейчас понимаю, что так и не позвонил Платову. Снимаю трубку и стараюсь говорить как можно спокойнее.

— Слушаю.

— Богдан, ты куда пропал? У тебя все нормально? — на том конце провода слышится явное напряжение.

— Все в порядке. Лучше не бывает.

— Как все прошло? Узнал что-нибудь?

Я вкратце пересказываю наш разговор с Урбаносом и его предсмертные признания, преднамеренно опуская информацию о Наталье Леонидовне. С этой тварью сам лично разберусь, наплевав на свои принципы, не трогать женщин и детей. Хотя, наверное, ее надо поблагодарить. Ведь если бы она не взяла Иру на работу, сейчас бы я не чувствовал себя так охренительно.

— Я постараюсь выйти на Хайека. Но твой отец выбрал грамотную политику, беря в компаньоны и ведя дела с иностранцами. Это конечно осложняет нам процесс.

— Мой отец — редкостный ублюдок. И все его дружки не сильно от него отличаются.

— Богдан, я понимаю твое желание отомстить. Но подумай, стать кровным убийцей, это не то же самое, что ты делаешь сейчас. Ты жить с этим сможешь потом?

— То, с чем я живу все свои последние годы, куда страшнее. Ваша задача, законно прикрыть эту клоаку и каналы поставок. Но Райского оставить мне.

— Богдан, я не хочу и не буду читать тебе морали и нотации. Я тебе никто. Но не бери грех на душу. Вспомни свою фамилию.

— Разговор окончен. Ищите Хайека, — кладу трубку и убираю телефон в карман.

Сейчас внутри все кипит. Но надо успокоиться и идти к Ире, потому что отношения с ней меня сейчас волнуют намного больше. Я не могу позволить ей уйти. Она моя и навсегда останется моей.

Набираюсь смелости для разговора и снова сам себе поражаюсь. Как лихо Ира расставила приоритеты. Я, которому похрен было всегда на всех женщин, теперь с ума схожу от одной и трясусь, словно заяц, боясь, что она уйдет. Но это неконтролируемый процесс. И я признаюсь сам себе, что не просто люблю Иру, я одержим ею.

Захожу в дом. Сокол развалился в кресле, попивая коньяк. Увидев меня, на его лице заиграла нахальная улыбка.

— Даже не вздумай мне сейчас ничего говорить! — заранее обрубаю его попытки меня подколоть.

— Просто хотел совет дать. Не стоит поступать так, если понимаешь, что потом не вывезешь, Богдан.

— Да понял уже, — отмахиваюсь.

— Она у тебя далеко не тихоня, чтоб ты знал. И в ситуации, когда исход будет зависеть от нее, она покажет еще себя, поверь. Она та еще волчица!

Я не обижаюсь на эти слова, ни капельки. Меня даже гордость берет, что моей женщиной восхищаются. А в случае с Соколом, это не что иное, как восхищение.

Молча киваю и поднимаюсь в комнату. Стою перед дверью, а зайти не решаюсь. Мне придется ей все рассказать, другого выхода нет. Иначе, я потеряю ее раньше и навсегда. Набираю воздуха в грудь и нажимаю на ручку.