Мы вместе готовим завтрак и по-большей части молчим. Но это понятное для обоих молчание. Богдан, в принципе, не многословен.

У него звонит телефон и он выходит из дома, чтобы я ничего не слышала. Он явно напряжен и мне это не особо нравится. Я не хочу, чтобы после того, что со мной произошло, у Богдана были проблемы.

— Что-то случилось? — интересуюсь, когда он возвращается.

На его лице отчетливое напряжение и он готов прямо сейчас куда-то сорваться.

— Нет, это по работе звонили, все нормально, — отвечает, но я почему-то не верю.

И тут я понимаю, что ничего о нем не знаю. Вообще. Решаюсь спросить хотя бы об этом.

— Богдан! — подхожу к нему ближе, — А кем ты работаешь?

Его глаза становятся темнее ночи, что всегда выдает его, когда он злится или нервничает. Я это давно заметила. Но не успевает Богдан ответить, как снова раздается звонок.

— Слушаю! — произносит он в трубку, не сводя с меня глаз, — Я выезжаю!

Понимаю все без слов. Он практически всегда так срывается и уезжает, оставляя все без объяснений. А сейчас он снова оставит меня одну, не считая нужным сказать куда и зачем едет.

— Мне пора ехать, сладкая, — подходит и прижимает к себе, целуя в макушку, — Никуда не выходи из дома. Я скоро вернусь.

— Я теперь тут пленница? — уточняю.

Он отстраняется и строго смотрит.

— Нет, конечно! Просто тут ты в безопасности.

— Что это значит? Мне что-то угрожает? — страх сковывает тело.

Если Богдан так считает, то значит так оно и есть. И эта мысль глубоко въедается в мой мозг.

— Ира, послушай! Все будет хорошо, только слушай меня, ладно? Просто не выходи никуда из дома. Я очень скоро вернусь.

Молча киваю. А что мне остается? У меня нет никакого выбора, кроме как ждать. А чего именно, пока не понятно.

Богдан уходит и я закрываю дверь на замок.

***

Внимание! Дальше присутствуют сцены жестокости и насилия! Готовы увидеть Богдана во всей красе?

Генри нашли очень быстро. Платов свое слово держит. Да и сложностей особо не возникло, ведь теперь его лицо выглядит практически как визитная карточка.

Его взяли возле дома, когда он по собственному желанию выписался из больницы. Лучше бы он там и оставался. Хотя для меня и это не проблема. Эту тварь я бы из-под земли достал.

— Приезжай на старое место. Он будет там, — говорит Платов, — Только вытяни сначала из него хоть какую-нибудь информацию по отцу.

— Я выезжаю!

Я никогда не интересовался окружением своего папаши. Да мне это и не нужно было, пока это не коснулось лично меня. Сначала похищение Катюши, потом убийство Валеры и Лены, а на десерт — издевательства и избиение той, от которой схожу с ума. Не все Райские одинаковые. Иногда и от осинки вырастают апельсинки. Но моя месть станет вишенкой на торте или последним гвоздем в крышку ваших гробов. За боль, причиненную моим близким, я не моргнув глазом, убью любого.

Еду к старому заброшенному заводу на окраине города. Раньше, когда он был действующим, там плавили металлы. Но уже давно, он не работает по прямому назначению. Теперь это лишь брошенное здание, в котором ночуют бомжи и ширяются наркоманы. А еще это прекрасное место для казни и одна из них произойдет очень скоро.

Платов, а точнее его люди, всегда подчищает за мной и другими, кто выполняет заказы, поэтому вопросов ни у кого и никогда не возникает.

Паркую машину за заводом, чтобы не видно было с дороги. Снимаю номера и кидаю их на заднее сиденье. Вижу, как из железных дверей здания выходит Сокол и направляется в мою сторону. Пожимаем друг другу руки.

— Ну и козел! Редкостная мразь! — плюет на землю, — Сам чуть не прикончил!

— Ты какими судьбами здесь?

Не могу сказать, что не рад видеть его, но не особо привык работать в паре.

— Попросился тебе помочь. Надоело калитку открывать, — смеется, — Ты не парься, я подробностей не знаю, да они мне и не к чему. Знаю только, что не работа, а личное.

Никогда Сокол просто так не совался ни в чьи дела! Либо он видел выгоду для себя, либо это была идея самого Платова.

— Он там? — спрашиваю, кивая в сторону входа.

— Ага, — снова сплевывает, — Когда закончишь, дашь знать.

Иду в сторону входа. С каждым шагом во мне все больше закипает ненависть, но сердце бьется спокойно, пульс и дыхание ровные. Этому нас тоже учили. А я был одним из лучших учеников, который впереди видел лишь одну цель — отомстить этой гниде, который зовется моим отцом!

Открываю металлическую дверь, вхожу и плотно за собой прикрываю. Тут темно. Медленно ступаю вперед, оглядываясь по сторонам. Под ногами валяется ржавая цепь, толщиной, наверное, с мое запястье и я сразу поднимаю ее с пола.

— Кто здесь? — слышу мерзкий голос, — Отпустите меня! Я вам хорошо заплачу! Сколько вы хотите?

Да, ты хорошо заплатишь, верно. Иду дальше на его голос и вижу перед собой связанного по рукам и ногам мужика. Специально не подхожу ближе и не показываюсь. Это вроде психологического хода такого, когда твой “подопечный” не видит с кем разговаривает и не знает, какое решение примет палач. Но только палач не принимает решений. Он приводит в исполнение приговор. А эта гнида вынес его себе сам!

— И во сколько ты оцениваешь свою жизнь? — решаю поиграть с ублюдком и дать ему мнимую надежду.

— Я не знаю, назовите сумму! — вижу как он крутит головой по сторонам, пытаясь увидеть того, с кем сейчас разговаривает.

— Ты сейчас серьезно? Если не знаешь цену своей жизни, значит ею и расплатишься!

— Да за что?! Что я вам такого сделал? Я вообще только из больницы!

В отличие от него, я его вижу прекрасно. Ира действительно не хило его приложила. Это сколько же страха и отчаяния она в тот момент испытывала?!

— А что с лицом? — не могу скрыть довольный голос.

Вижу, что этот козел удивлен, все еще крутит головой по сторонам, но отвечает.

— Упал! Мордой в стекло. Пьяный был!

— Вот не в том ты сейчас положении, чтобы врать, — усмехаюсь, — Ну да ладно, я и так знаю правду. Ты мне расскажи лучше про дружка своего, Райского.

— А что про него рассказывать? Что вы хотите знать?

— Говорят бизнес у него интересный есть, помимо ресторанного… — даю намек и жду.

— Я не знаю о другом. Мы с ним давно дел общих не ведем. Лишь тусуемся вместе.

— Девок он тебе поставляет? — спрашиваю в лоб.

— Каких еще девок? — слышу искреннее удивление и меня это накрывает просто.

— Таких, урод! Тех, что ты трахаешь, гнида, а потом от которых избавляешься!

— Я их честно выигрывал! — орет, — В карты!

— А девочки об этом знали?! Или это сюрприз для них был такой?!

— Я не знаю! Райский сам устраивал все. Говорил, что проблем не будет! Я не знал ничего, Богом клянусь!

— Поздно ты о Боге вспомнил, мразь! Сейчас мы с тобой тоже поиграем!

Обхожу его сзади и накидываю ему на шею цепь. Начинаю душить это животное и когда чувствую, что он начинает вырубаться, ослабляю хватку и даю ему снова дышать.

— А теперь рассказывай, что с лицом и подробно! — сейчас он будет каяться, а я наказывать его за грехи.

— Сказал же, что упал!

Не выдерживаю больше. Нахожу валяющуюся бутылку, которую, видимо, оставили бомжи и разбиваю перед ним о пол. А затем, со всей силы хватаю его сзади за волосы и несколько раз тыкаю лицом в осколки.

— Вот как выглядит, когда падаешь мордой на стекло! — повторяю это несколько раз.

Этот урод орет, как резаный.

— Я все расскажу, только не надо больше!

Убеждаюсь, что вся его рожа сплошное кровавое месиво, глаз даже открыть не может и сажусь перед ним на корточки.

— Говори! Но учти, за каждое неверное слово, я буду отрезать у тебя палец!

— Да ты больной придурок! — у него началась агония, что говорило о том, что он уже плохо соображает, — Что тебе от меня нужно? Кто ты вообще такой?

— Про Хищника слышал?

Он замирает, а потом его начинает трясти. Да так, что цепь, тянущаяся от его шеи, громким звуком лязгает о пол. Нащупываю в кармане нож, орудие возмездия и откидываю лезвие возле его уха.