— Я не беременна, — говорит она и поднимает на меня полные стаканы слез, те сразу проливаются по щекам.

Я стоял, смотрел на нее, наверное, в первый раз в жизни серьезно и без шуток.

— Ты что, соврала?

— О даже не смей винить меня! Я сказала так, чтобы удержать тебя, но и это не помогло. Зато я поняла, что у нас за отношения. История древняя, как мир, — так было с моим отцом, так было бы и с тобой. Теперь тебя ничего не держит, слышишь, можешь идти и обжиматься с кем хочешь и где хочешь!

— Ты ошибаешься, кое-что меня все-таки держит, одно ревнивое обстоятельство женского рода, метр шестьдесят восемь, с глазами цвета осеннего неба и пшеничными волосами, а еще голосом, каким поются колыбельные. Но что важнее, мне хочется быть лучше рядом с этой девушкой, потому что она лучше всех, кого я знал, знаю и буду знать, и достойна того же. Поэтому не выдумывай глупостей, Оля, я всегда буду с тобой, хоть с ребенком, хоть с двойней.

— Кто она тогда?

— Никто. Я потом тебе все объясню, — сказал я, а сам вспомнил Джованни, который так же бесил меня завтраками.

— Как я могу верить тебе после всего?

На такой случай я припас одну вещицу в малюсеньком кармане штанов — вообще я хранил ее на конец декабря, мол, войдем в новый год совсем уже другими людьми друг другу и с планами на свадьбу, романтика же. Смешно, что я хотел накопить на что-то посолиднее, но это колечко подблеснуло из-за угла в торговом центре, прямо-таки въелось в глаза, а дальше по нервам в память, любовь с первого взгляда, что называется. Не удивлюсь, если это я из неудачного будущего сделал его на заказ и направил себя, чтоб точно околдовать Олю — да, оно не самое шикарное в мире, но аккуратное, с какой-то ковкой, вроде веточек дуба, золото и горсть ее любимого янтаря, микроскопического за такую цену, но все же. Я карикатурно встал на колено, и (кошмар с Огневлаской, видимо, заигрались с кнопками и рубильниками) одна из ламп за спиной зажужжала, взорвалась от напряжения.

Эй там, за кулисами, а можно минуту без спецэффектов, пожалуйста?!

И вот я уже на обоих коленях, то бишь вдвойне искренне, а перед ней блестит предложение руки и сердца, без бордовой коробочки, просто зажатое между кончиками пальцев. На лице черным по белому написано, мол, мы же не десять лет вместе, к чему такая спешка — я считаю, если вытерпел человека пару лет, то и целую жизнь получится, а у нас, может, и не душа в душу, но что-то близкое к этому.

— Оля, ты для меня как хлеб…

— Армани, ты совсем уже с ума сошел?

— Не перебивай, пожалуйста, а то я и так волнуюсь… Ты для меня как хлеб — даже самую вкусную в мире колбасу невкусно будет есть без тебя. Будь моим хлебом, во веки веков, пока смерть не разлучит нас и так далее, что там еще говорят обычно…

Она переводила взгляд с моих искренне-слезливых глаз на колечко и обратно, будто не понимала, розыгрыш это или нет. Прошу, родная, думай быстрее — это все еще может стать самой короткой помолвкой в мире, а если помирать не твоим мужем, то хотя бы претендентом на него! И вдруг она бросается обниматься (или душить — сначала непонятно было), молчание не всегда знак согласия, а вот это уже больше похоже на правду.

— Так… да? — шепчу ей на ухо.

— Боже, разве я найду еще одного такого идиота в целом мире?

Я растворился, растекся, рассыпался на атомы — эти шелковые губы и так обезоруживали и обездвиживали, а после ссор поцелуи самые теплые, как лучики света после серой холодины зимы. Хотелось укутаться в это чувство и послать всех к черту, но я и так оставил Огневласку одну, не помочь вообще — это подло даже по моим меркам, совесть у меня мелкая, худобедная, но все-таки есть. Так и живем, парк аттракционов висит на волоске, вокруг стуки, крики и рычание, а я свечу зубами, окольцевал любимую и не могу нарадоваться ее волшебным пальцам. В конце концов, мы посмотрели друг другу в глаза, в такой позе врать невозможно, я попросил отпустить меня на пару минут и не смотреть, то бишь довериться, иначе какая уж тут любовь. И даже не чмокнул в щеку — это на прощание, а я сегодня расставаться больше не собирался. Когда девушка соглашается терпеть тебя остаток жизни, на топливе из гормонов горы свернешь и перебьешь хоть дюжину врагов, но вернешься.

В два прыжка я оказался на месте драки, как раз вовремя, так разогнался, что навалился на старушку, сбил с ног и сам чуть не поседел от испуга — я и забыл, с кем мы имеем дело, неловко ее и пальцем тронуть, к пожилым надо с теплом и терпением, даже если они те еще монстры. Огневласка уже была уставшая, мокрая, как боксер после грандиозного боя, руки выставлены в том же стиле, а кошмару хоть бы хны, будто вечный двигатель в заднице. Ничего, не силой, так количеством задавим, и было бы неплохо, но Огневласка тяжело дышала и сразу прислонилась к щитку с объявлением тайм-аута. Ладно, ей и так уже порядочно досталось, пусть передохнет.

Тем временем старушка подскочила в полный рост, тыкала кнопки и опускала рубильники, я кричу что-то вроде, фу, нельзя, плохой кошмар, и делаю все наоборот. Ей это не понравилось, и началось шоу талантов, попробуй победи монстра без рук и не попадись сам, мог разве что толкать к проводам на полу, но та не споткнулась и ни один не оказался оголенным, хоть бассейн тут ставь. Ох, говорили же в детстве не рыть другому яму, особенно когда вокруг дефицит света, а времени смотреть под ноги нет, вот я и грохнулся быстрее кошмара.

Огневласка бежит на помощь, натыкается на удар, вроде успела подставить руку, но отлетела будь здоров — ценю попытку, на том свете замолвлю за нее словечко! Я отполз на локтях и схватил первое, что попалось под руку, а это оказалась швабра, не худший вариант, но кому вообще придет в голову мыть полы в трансформаторной будке? Не знаю, как для уборки, а против кошмара сойдет — я выставил швабру перед собой, хотя ситуация лучше не стала, на меня напирают с силой танка, хоть бы ручка не треснула. И тут из темноты вылетает что-то такое же по цвету, у шеи старушки вспыхивает и жужжит синяя искорка, а сама она дергается и падает.

— Почему не подготовились? — кричит Джованни.

Я отвечаю невозмутимо, будто мы и договаривались встретиться здесь:

— Знаешь, как-то времени не было — то на курорте в другом мире, то спасать город спешили… Чертовски рад тебя видеть, дружище!

Джованни хотел что-то сказать, но запнулся на полуслове и отпрыгнул — дело в том, что одного раза кошмару не хватило, тот зашевелился и весьма бодро поднялся за электродобавкой. Я видел, как забегали глаза старушки при виде шокера (и конечно же, швабры!), но крошечный инопланетный мозг нашел-таки единственный выход, кроме дверного. Она ни с того ни с сего сорвалась куда-то, занесла кулак и как жахнула со всей дури по щитку, что аж пробила его насквозь. Все вокруг вспыхнуло и заискрилось, лампочки наверху тут же потухли, поберегли наши глаза от картины на полу, хотя запах все равно тошнотворный — главное не думать об этом, срочно переключить мысли на щеночков, миленьких и не кошмарных.

Две новости, за монстра можно не переживать, это хорошая, а вот света, похоже что, нет нигде — тут как посмотреть, аттракционы зависли на половине, без фонарей неуютно будет, зато никаких тебе перемещений всего парка в другие миры!

Джованни включил фонарик, подергал рубильники и подошел ко мне, дружески подал руку, а то я все еще отдыхал на полу.

— Спасибо, что вернул Иргу…

Я завис наглухо, все полторы извилины мозга пытались переварить этот набор звуков. Ирга…

И как теперь прикажете думать и называть ее? Имена — это для очень близких людей или очень незнакомых, когда на одну сценку в жизни, а то, что она кто-то там для моего лучшего друга, это еще ничего не значит. Не имя, а издевательство над языком какое-то, как будто порычать захотелось — Ир-р-р-га! — мда уж, Хорица и то приятнее звучит, царица хорьков, они же милые, а это как волчья ягода, хотя по характеру тоже кисло-горькая! В общем, я слышал, что любовь бывает зла, жестока и вообще срывает крышу вместе с гвоздями, но не до такой же степени, чтоб ее имечко стояло перед мелодичной фамилией Джованни — дружище, у тебя самый настоящий диагноз, сердечное клеймо на всю жизнь, даже пятновыводитель не поможет! Ирга…