Народ уже вовсю рассаживался, гомоня и обмениваясь последними сплетнями. Кто-то с любопытством пялился на нас с Громом, явно узнавая, а кто-то поспешно отводил глаза и спешил занять места подальше, опасливо косясь на мою зловещую персону. Видать, слухи о моем темном даре уже облетели всю академию, распространяясь со скоростью лесного пожара в сухой год.

Я невозмутимо вздернул подбородок и прошествовал к дальним рядам, где плюхнулся на свободную скамью. Гром с готовностью пристроился рядом, с грохотом вываливая на парту груду книг и тетрадей. М-да, не иначе как в прошлой жизни мой сосед был бегемотом — вон какие ручищи-то огромные! Жаль росточком не вышел.

Мы приготовились внимать духовной мудрости, какой бы она ни была. В конце концов, из любого знания можно выжать пользу — даже если источник оного столь неприятен твоей демонической сути. Главное — запомнить все важное, а потом переиначить на свой лад. Значит, будем грызть гранит церковной науки, пусть хоть зубы сточатся. Главное — не заржать в голос от особо цветистых пассажей про козни дьявольские да происки адские.

Внезапно двери аудитории с грохотом распахнулись, и на пороге возник сам отец Григорий. Его высокая худощавая фигура была облачена все в ту же длинную черную рясу, в которой он щеголял во время своего визита в мой дом. Разве что массивный кожаный пояс с серебряными распятиями куда-то исчез — видимо, почтенный экзорцист счел, что в стенах академии можно особо не рядиться и не сверкать церковной атрибутикой.

Вслед за отцом Григорием в аудиторию вошли двое крепких церковников-старшекурсников, волоча за собой огромный, окованный железом сундук. Судя по их натужному кряхтению, побагровевшим от напряжения лицам и вздувшимся на шеях венам, весила эта громадина никак не меньше тонны.

С оглушительным стуком водрузив сундук вертикально у дальней стены, церковники низко поклонились отцу Григорию и торопливо ретировались, будто боялись, что их привлекут к дальнейшей демонстрации в качестве подопытных или ассистентов. Экзорцист проводил помощников суровым, одобрительным взглядом и неспешно повернулся к притихшей аудитории, окидывая ее цепким, пронизывающим взором.

— Здравствуйте, дети мои, — пророкотал он, воздев руки в благословляющем жесте. Голос его, низкий и звучный, раскатился под сводами аудитории, словно гром небесный. — Сегодня наше занятие будет несколько необычным. Вам предстоит воочию узреть то, с чем придется столкнуться и бороться, вступив на нелегкий путь служения Господу и Отечеству. Ибо враг рода человеческого не дремлет и принимает самые причудливые, обманчивые обличья!

По рядам студентов пронесся испуганный, возбужденный шепоток. Многие нервно заерзали на скамьях, переглядываясь с опаской и плохо скрываемым любопытством. Я только скептически хмыкнул, всем своим видом демонстрируя равнодушие. Можно подумать, какой-то дешевый церковный фокус способен напугать или впечатлить истинного демона! Хотя, надо признать, отец Григорий мастерски нагнетал напряжение и обстановку, не хуже самого опытного трагика на подмостках провинциального театра.

— Итак, — продолжил экзорцист зловещим полушепотом, картинно воздев руки к потолку, — представляю вашему вниманию… одержимого!

С этими словами он молниеносным, отточенным движением откинул тяжелую крышку сундука. В аудитории воцарилась звенящая, гробовая тишина — такая напряженная и густая, что, казалось, ее можно резать ножом. Было слышно, как под потолком назойливо жужжит муха, словно издеваясь над всеобщим оцепенением.

А в следующий миг из зловещих недр сундука показалось ТАКОЕ, что у меня невольно отвисла челюсть. Даже Гром, кажется, заметно позеленел, побледнел и судорожно сглотнул, явно борясь с приступом тошноты.

Существо, представшее нашим изумленным взорам, лишь отдаленно, на самом примитивном уровне напоминало человека. Скорее, это был какой-то кошмарный гибрид. Иссохшее, скрюченное тело покрывали багровые, сочащиеся сукровицей язвы вперемешку с черными, источающими тошнотворную слизь струпьями. Конечности были вывернуты под немыслимыми, противоестественными углами, словно кто-то долго и со садистским вкусом ломал их, наслаждаясь хрустом костей и пронзительными воплями агонизирующей жертвы.

Но самым жутким и пугающим было лицо этого монстра — точнее, то, что от него осталось. Гниющий, кривой провал рта, из которого торчали обломки почерневших, шатающихся зубов. Зияющие дыры на месте носа и ушей, окруженные воспаленной, свисающей клочьями кожей. И глаза — два бездонных, пылающих инфернальным пламенем колодца. В этих глазах плескалось первобытное, неконтролируемое безумие вперемешку с нечеловеческой яростью — то самое безумие, которое и отличает настоящего одержимого от просто больного или проклятого смертного.

— Перед вами, дорогие ученики, классический одержимый третьего уровня, — торжественно возвестил отец Григорий. — На этой стадии подселенец, демон, окончательно подавляет личность своего носителя, полностью захватывая контроль над телом и разумом. Такие твари буквально не выносят солнечного света и святой воды, сообщаясь лишь с себе подобными на зловещем, потустороннем языке Преисподней. Именно в таком кошмарном, отталкивающем виде чаще всего и предстают простым смертным приспешники Нижнего мира.

Одержимый вдруг страшно, пронзительно взвыл, сотрясая стены и вышибая слезы даже у самых стойких студентов. В этом нечеловеческом вое слышались невыразимая боль от запредельных страданий, ярость и неутолимая жажда крови вперемешку с безысходным отчаянием проклятой души. У меня невольно мурашки величиной с булавочную головку побежали по коже, хотя, казалось бы — я, будучи падшим ангелом, чего только в глубинах Ада не навидался за долгие тысячелетия своего существования! Но одержимого человека видел впервые!

Но тут полыхающий инфернальным огнем взгляд твари упал прямиком на меня — и ее чудовищный, леденящий кровь вой резко оборвался, словно отрезанный острейшей бритвой. Одержимый застыл в сундуке, точно громом пораженный, и его пылающие глаза расширились от дикого, первобытного ужаса вперемешку с благоговейным трепетом. Даже отец Григорий удивленно покосился на своего необычного «гостя», явно не понимая, что вдруг стряслось и почему он так резко заткнулся.

А в следующий миг я буквально физически ощутил, как в меня впиваются десятки любопытных, подозрительных глаз. Осмотревшись, я обнаружил, что вся аудитория, преподаватель и студенты, в немом изумлении пялятся прямо на меня. В их взглядах явственно читался огромный, жадный интерес, щедро приправленный толикой подозрения. Не спроста же адская тварь столь красноречиво отреагировала на мое скромное присутствие в зале.

Одержимый резко, пронзительно засмеялся — да так мерзко и зловеще, что у всех присутствующих кровь в жилах застыла. Его смех, больше похожий на предсмертный хрип, отдавался от стен жутким, леденящим душу эхом.

Внезапно тварь с хрустом вывернула кисть, буквально перемалывая кости в труху, и одним рывком высвободила изувеченную руку из оков. Обрубком окровавленной конечности она указала прямо на меня, и ее пылающие инфернальным огнем глаза вспыхнули с новой силой.

И тогда одержимый заговорил — вернее, завыл на зловещем, потустороннем языке, который из всех присутствующих мог понять лишь я один. Язык Ада, наречие демонов и проклятых душ, сорвавшийся с изъязвленных, кровоточащих губ твари, резал слух своим чудовищным звучанием. Каждый гортанный звук, каждый хриплый слог будто отдавался вибрацией в самых костях, леденя кровь своей жуткой, отвратительной мелодикой.

— Вот он! Вот он! — вопила исчадие Тьмы, корчась в своем сундуке и извиваясь в конвульсиях. — Я нашел, о мой великий господин! Я отыскал его!

Но тварь на этом не успокоилась. Резко повернув голову к отцу Григорию, она принялась умолять его на вполне человеческом наречии, хоть и с жутким акцентом:

— Изгони меня, священник! Выжги из этого бренного тела, да поскорее! Мне нужно домой! У меня есть славная весть для нашего владыки! Поторопись же, служитель божий, ибо время не ждет!