На миг воцарилась оглушительная тишина. А затем толпа взорвалась восторженным ревом.

— Красава, Утес! — надрывался давешний болельщик.

Бронзовый гигант лишь усмехнулся, стряхивая с плеч каменное крошево. И вдруг начал стремительно уменьшаться в размерах, пока не принял облик самого обычного паренька — невысокого, коренастого, чуть старше меня самого.

Голем же собрав себя по частям, попросту осыпался грудой песка и глины, а затем из кучи вынырнула… девчонка! Самая настоящая, живая, только с ног до головы перемазанная землей.

Но куда больше публику взбудоражило другое:

— Гляньте-ка, очухался, голубчик! — раздался чей-то ехидный возглас.

И не успел я глазом моргнуть, как меня схватили, поставили на ноги и поволокли к самодельной арене. Приглядевшись, я осознал — да это же старое кладбище! Вот уж воистину, додумались устроить побоище на костях.

А вокруг уже столпились знакомые лица. Дмитрий, Анна, Гром — последний стыдливо прятал глаза, не смея встретиться со мной взглядом.

На огромном могильном камне восседала коротко стриженная девица. Из-за спин парней я не мог толком разглядеть ее лица — они словно нарочно загораживали обзор.

Зато хозяин Утеса, Алексей, тут как тут, встал напротив меня. С гаденькой ухмылкой подошел ближе, всем своим видом излучая превосходство.

— Ну и чего тебе от меня надо? — процедил я, борясь с желанием смачно харкнуть ему под ноги. Вот ведь сволочь лощеная — так бы и врезал по наглой роже!

Но тут вперед выступил Шереметьев и, скривившись, словно от зубной боли, выплюнул:

— Ты меня бесишь, Ваня. Твоя семейка — еще больше. Из-за вас у моего папаши в последнее время нервы ни к черту, все трясется над поместьем. А виноват в этом — ты!

Я невольно расхохотался. Но меня прервала Анна. В мгновение ока она оказалась рядом, вывернула мне руку и сдернула перчатку.

— Вот, полюбуйтесь! — торжествующе возвестила стерва, выставляя мою ладонь напоказ.

Ах ты ж зараза белобрысая! Больно-то как — аж искры из глаз. А хватка стальная, профессиональная. Ишь, цыпочка с норовом — никак, боевыми искусствами увлекается? Оно и видно, далеко пойдет. Если, конечно, не доиграется…

— И какая же у тебя магия? — полюбопытствовал Алексей, склоняясь к самому моему лицу. — Да ты не бойся, отвечай! Мы ж не звери какие — просто интересно стало.

Я стиснул зубы, борясь с искушением боднуть его лбом по переносице. Ага, как же — «не звери»!

— Телекинез у меня, — буркнул я нехотя. — Предметы двигаю, ну и все такое. Доволен?

— Врешь! — вдруг взвизгнула та девица с камня и спрыгнула на землю. — Не может у тебя быть телекинеза! Мы бы знали!

Я прищурился, пытаясь получше ее рассмотреть. Невысокая, фигуристая, с короткими кудрявыми патлами. Острое личико, яркие зеленые глазищи — хороша, чертовка. И улыбка такая… лучезарная прямо. Только вот не к добру она, ох не к добру!

— Да не вру я! — огрызнулся в ответ. — Хотите, у своих дружков-духовников спросите. Уж они-то в курсе, будьте покойны.

— Хотя, о чем это я? — спохватился вдруг и осклабился. — На кой-ляд вам расспросы — сейчас своими глазами все увидите!

И я сосредоточился, призывая на помощь свой дар. Земля вокруг задрожала, в воздух взметнулись комья грязи и обломки веток. А в следующий миг я резко вскинул руки — и троих что меня держали словно смерчем подхватило и отшвырнуло прочь!

Не прошло и секунды, как я остался в гордом одиночестве посреди толпы. Лишь главные зачинщики устояли на ногах — и теперь глядели на меня с нескрываемым весельем. Похоже, мое представление только раззадорило их, вместо того чтобы напугать.

— Лихо ты их, ничего не скажешь! — хохотнул Дмитрий.

— Ага, классно вышло! — подхватила Анна. — Только есть одна загвоздка, Ванечка. Мы-то знаем, какая метка бывает у телекинетиков. И твоя — явно не из этой оперы. Так что изволь объясниться, будь любезен!

Я заскрежетал зубами, лихорадочно соображая, как бы поизящнее соскочить с темы. Но тут меня выручила та зеленоглазая пигалица.

Легко спрыгнув с камня, она подошла ко мне почти вплотную и, сверкнув ослепительной улыбкой, протянула руку:

— Ирина. Будем знакомы, что ли?

От неожиданности я опешил. Это еще что за новости?

Скрепя сердце, я пожал протянутую ладошку и процедил:

— Иван. Но вы, я смотрю, и так в курсе.

Ирина хихикнула, лукаво стрельнув глазами. И ведь что забавно — вблизи она оказалась еще краше, чем издали. Точеное личико, аристократическая бледность, пухлые губки бантиком. Чистый фарфор, а не девка!

— Ладно, Ванечка, — промурлыкала она, склонив головку набок. — Допустим, телекинез у тебя и впрямь имеется. Да только метка твоя — явно не телекинетическая. Уж я-то в этом толк знаю — папенька тоже этим даром малость баловался. И другие тоже — мы их меток навидались, будь здоров. А у тебя — какая-то левая хреновина. Небось, думал, самый умный?

И она вновь звонко расхохоталась, сверкнув идеальными зубками. Ах ты ж стерва мелкая! Чует моя пятая точка — добром этот цирк не кончится.

Но тут из-за спины Дмитрия вдруг выступила знакомая фигурка. Та самая снежная красавица, что давеча едва не отправила меня к праотцам! Я невольно напрягся, готовясь к худшему.

— Доброй ночи, Иван! — печально произнесла девушка и присела в реверансе. На лице ее застыло выражение вселенской скорби, словно она на похоронах лучшего друга.

— Господа, вы напрасно терзаете его, — продолжила снегурка, и голос ее дрогнул. — Сила Ивана еще не проявила себя. Да и с чего бы? Ведь всем известно — дар может спать в человеке вплоть до совершеннолетия. Так и исчезнув, не дав о себе знать.

— А тебя вообще кто-то спрашивал, а? — рявкнул Дмитрий, сверля перста яростным взглядом. Рука его взметнулась для удара, явно метя бедняжке в лицо.

Дело принимало скверный оборот. Еще миг — и хрупкая девичья щека пойдет трещинами, обагрится алым.

Но, к счастью, Ирина оказалась проворнее. Молниеносным движением она перехватила занесенную для удара руку и дернула на себя. Дмитрий взвыл от боли и неожиданности.

— Я уже тысячу раз говорила! — прошипела зеленоглазая фурия, прожигая его взглядом. — В моем присутствии не сметь обращаться с перстами, как с отбросами! Они такие же люди, как мы. Просто им не повезло родиться у бедных родителей да продаться в рабство.

Парни опасливо притихли, только сопели обиженно. Похоже, связываться с разъяренной Ириной никто не спешил. Видать, крепко она им уже успела насолить — раз боятся, как чумы.

Фыркнув напоследок, девчонка подхватила под руку своего перста — рослую темнокожую красотку в грязи — и зашагала прочь с высоко поднятой головой.

— Идем отсюда, Нейла! — бросила она через плечо. — Нечего нам делать в обществе этих недоумков. Пусть развлекаются, коли не хватает мозгов на большее!

И удалилась. Вот ведь до чего ж хороша, зараза!

Алексей дождался, пока они скроются, и многозначительно крякнул:

— Ну что, будем и дальше лясы точить? Или, может, делом займемся? Сами видите — не проявляются в нашем гостье таланты, хоть тресни. Так, может, стоит ему помочь малость? Глядишь, авось и полезет истинная сущность наружу.

И он гаденько осклабился, предвкушающе потирая руки. В глазах его заплясали безумные огоньки — ну чисто маньяк-потрошитель!

— Тащите его на арену! — скомандовал этот ирод, брызжа слюной. — Сейчас устроим Ванечке веселую жизнь. Глядишь, против наших перстов одной левой не отобьется! Вот потеха-то будет, а?

Сказать по правде, меня затошнило от этой перспективы. Это что ж получается — сейчас меня будут всей толпой месить, как грушу боксерскую?

— Но…, но ведь перстам строжайше запрещено сражаться с людьми! — робко пискнула давешняя снегурка. Вид у нее был самый что ни на есть затравленный.

— Законы имперские дозволяют подобное лишь на поле боя либо во славу церкви, — лепетала она, умоляюще заглядывая в глаза своему хозяину. — Иначе нарушителю грозит наказание, а персту смерть!