Впрочем, все это до меня дошло несколько позже. В тот момент я испытала только глубочайшее, всепоглощающее облегчение.
— Помогите! — крикнула я сорванным голосом, бросаясь по реке наперерез к ярко освещенной платформе. — Помогите, за мной гонятся!
Несколько человек отшатнулось. Однако двое или трое шагнули к самому краю платформы — и их руки протянулись ко мне, в темноту и холод.
* * *
Все-таки похищения ужасно вредны для здоровья.
Вот и в этот раз после пребывания в плену у злодеев я заработала себе постельный режим. К счастью, не с воспалением легких, всего лишь с тяжелой простудой — и с вывихнутой ногой. Оказывается, я даже не замечала, что она у меня вывихнута, пока брела по воде, а на суше боль меня нагнала. Врач очень сильно пожурил меня за то, что я долго на этой ноге ходила и скакала. Мол, если бы я сразу обеспечила покой, все могло бы обойтись обычной тугой повязкой. А так пришлось лежать, задрав ногу на подушки.
То же самое и с простудой: здоровье у меня отменное, и если бы я немедленно, выбравшись из реки, переоделась в сухое и выпила бы горячего чаю, как советовали мои спасители, от простуды удалось бы отвязаться.
Но как можно было заниматься переодеванием или обращать внимание на подвернутую ногу, когда я затылком чуяла погоню, а всем своим существом — убегающее время?
Не успели меня, стучащую зубами, грязную, слегка окровавленную и посиневшую от холода, вытащить из Номки, как я тут же попросила своего спасителя — пожилого благообразного господина, за чью длинную трость я ухватилась:
— Мне нужно в Собор! То есть в ЦГУП! Немедленно! Не теряя ни секунды! Пожалуйста, помогите, это очень важно!
Может быть, не стоило просить именно его, раз уж он и так уже мне помог (между прочим, испачкав в весенней грязи свои отличные замшевые туфли), но шеф всегда говорил, что человек, который уже оказал тебе помощь, охотнее окажет ее во второй раз. Генмод, кстати, тоже, психологически мы мало отличаемся друг от друга.
Пожилой господин (как позже выяснилось, профессор в Высшей инженерной школе) проникся, вызвал извозчика, и даже поехал в ЦГУП вместе со мной, благородно предложив мне свой пиджак. Я от пиджака отказалась, за что, вероятно, и расплатилась затем больным горлом и заложенным носом. Но в тот момент мне было жарко от погони и возбуждения.
В Соборе мне повезло: Салтымбаева оказалась на вечернем дежурстве. О моем исчезновении она не знала: шеф не успел хватиться, ведь я отсутствовала всего несколько часов. Но услышав о том, что меня держали в плену в особняке Веры Гавриловой, она сделала стойку не хуже Пастухова.
— Там могли остаться улики, — говорила я, дрожа все сильнее (пожилой профессор поглядывал на меня с тревогой). — Нужно успеть, пока они оттуда не сбежали!
Я имела в виду культистов, а не улики, отрастившие ноги, но Салтымбаева даже меня не дослушала и уж тем более не заметила оговорку — ее сорвало с места, словно вихрем. А мне пришлось снова извиняться перед моим благодетелем и просить отвезти меня домой.
Судьба какая-то у меня последнее время — кататься на извозчиках благодаря знакомым и незнакомым добрым самаритянам!
Шеф изрядно обрадовался моему появлению, даже ругать не стал: оказывается, он уже начал волноваться, но еще смутно надеялся, что я отправилась с Мариной на долгую прогулку, или зашла к ней в гости и забыла о времени. Хорошо, что он еще не успел отправить никого к Марине, получить известие, что мы с ней расстались еще днем, и разволноваться сильнее!
Он тут же предложил моему благодетелю чаю, выпечку и возмещение расходов, но тот с достоинством отказался от всего предложенного.
— Подозреваю, что вы хотите получить от своей подопечной исчерпывающие сведения, и этот разговор для посторонних ушей не предназначен. Значит, мое присутствие заставит вас его отложить. Поэтому, пожалуй, я проявлю деликатность и попрошу отложить эту беседу за чаем на другое время, более вам удобное. Разрешите оставить карточку со своим адресом…
Ну и ну, подумала я, мне до таких высот вежливости еще расти и расти! Правильно говорят, что наши университеты лучшие в мире, если в них работают такие люди.
Шеф и впрямь тут же принялся меня расспрашивать. Он сделал паузу только когда я мылась в ванной (и то, я подозреваю, шефу очень хотелось остаться под дверью и продолжить разговор, но это входило в диссонанс с его представлениями о приличиях). Однако, пока я отчаянно заглатывала поданные Антониной обед и ужин сразу — никогда у меня не было проблемы наверстать упущенное в области приемов пищи! — мне все же приходилось делать паузы между жеванием и глотанием. Иначе, если я замолкала надолго, то натыкалась на укоризненный взгляд шефа.
— Особняк Веры Гавриловой! — воскликнул он. — Подумать только! Ну, вот и ниточка к Никитину тянется — она ведь его бывшая жена.
— Бывшая жена? — поразилась я.
— Да, это был сугубо гражданский брак, без венчания, поэтому они безо всяких сложностей получили развод. Даже на политическую карьеру Никитина это не повлияло, — Мурчалов снисходительно покачал головой. — Ох уж эти скоропалительные браки! Впрочем, насколько я знаю, они хоть и расстались, но сохранили общие деловые интересы. Никитин вкладывался в ее заграничные гастроли… или нашел других спонсоров? Нужно будет проверить, не помню за давностью лет! — Мурчалов взмахнул хвостом. — Да, нам крайне повезло, что вам удалось обнаружить ее связь со Школой детей ночи. Хотя, конечно, я предпочел бы, чтобы это было сделано менее экстремальным образом.
— Появление Златовского беспокоит меня больше, — возразила я, заглатывая особенно вкусный кусочек котлеты. — Я думала, он сбежал за рубеж…
— Я тоже так думал, — признал шеф, — но крайне рад, что мы его не упустили. Златовский на свободе где-нибудь в Каганатах с их научной школой и полным отсутствием запретов на законодательном уровне вызывал бы у меня куда больше опасений…
— Разве в Каганатах нет запретов? — удивилась я. — Мне казалось…
— Там нет запретов, закрепленных в основном законодательстве. Все решают фирманы, то есть указы правителей… Учитывая, что Златовский имеет тенденцию находить себе сильных покровителей, это было бы тревожно, — шеф покачал головой. — Ну ладно. Теперь-то полиция плотно возьмет его в оборот! Ему не сбежать. Можете спать спокойно, Анна.
Спала я и в самом деле спокойно — после такого насыщенного дня меня просто вырубило, стоило моей голове коснуться подушки. А на следующий день меня больше беспокоили сопли и распухшая в лодыжке нога, чем Златовский.
Как выяснилось, зря — потому что его так и не поймали.
Об этом сообщил мне шеф, явившись ко мне в комнату сразу после утреннего чая. Точнее говоря, часов в одиннадцать утра, когда я как раз этот утренний чай пила — потому что проснулась я после вчерашнего поздно и больная. Антонина, сжалившись над моим состоянием, принесла мне поднос с едой прямо в комнату. Правда, аппетита у меня тоже не было, так что примерно половину холодной вырезки, выложенной нашей домоправительницей на бутерброды, получил Васька.
Мурчалов неодобрительно посмотрел на сына, который сидел у меня на коленях и довольно вылизывался, затем для острастки куснул его за ухо.
— Балуете вы его, — неодобрительно проговорил шеф.
— Пускай, — ответила я беззаботно. — Как начнет говорить, он ничего этого не вспомнит.
— Но привычки останутся, — возразил Мурчалов.
— У него есть вы, чтобы воспитывать, — парировала я. — А на мне родительской ответственности не лежит, могу баловать, сколько хочу! Кроме того, представьте, как его бы избаловала ваша матушка!
— О да, — шеф содрогнулся. — Но к делу, — тут же спохватился он. — Увы, новости у меня не самые приятные.
— Златовского не поймали? — обреченно спросила я, шмыгая носом.
Наверное, мне следовало больше переживать по этому поводу, но… в глубине души ничего иного я не ждала. Мне было ясно, что Златовские и все, что с ними связано, стали моим дамокловым мечом. Судьба не могла быть ко мне так благосклонна, чтобы с моим создателем разобрались быстро и почти без моего участия! Ведь я ничего не сделала, только указала одно из его временных пристанищ.