— Дайте чаю немного остыть, тогда его аромат раскроется должным образом. Кстати, любезный господин, приглашены ли вы на охоту в поместье господина Катрания на будущей неделе? У господина новые собаки на псарне, какая-то необычная порода, из Серенгара. По слухам, за каждую голову господин отдал золотом столько, сколько отдают за каругианского скакуна, и ему не терпится опробовать их в деле.

— О, я получил приглашение, но пока в раздумьях. Видите ли, я…

Господа принялись выяснять, какие породы собак больше подходят для охоты на куропатку, а какие — для того, чтобы загонять оленя, а Мия сосредоточенно рассматривала плавающие на поверхности чая сморщенные листочки, потом тоже взяла в руки ложечку и начала его помешивать. А ложечка-то из чистого серебра да с позолотой! Вот бы умыкнуть такую, а лучше все три и сдать кому из гильдийских скупщиков. Жаль, на платье нет карманов, но можно спрятать в рукав, только улучить момент, когда никто не заметит. Интересно, а за воровство у мало что благородного, так ещё и чародея что с ней сделают? Дважды повесят? Мысленно отругав себя за столь неподобающие мысли, она ненадолго позволила себе поднять глаза от чашки и чуть внимательней рассмотреть чародея. Лацканы его белой мантии украшала витиеватая вышивка серебряной нитью, пояс, воротник и манжеты ко всему были расшиты белым речным жемчугом. В серебряных перстнях на пальцах сверкали крупные бриллианты. Единственным ярким пятном выделялся необычный амулет на шее — золотистый камень идеально круглой формы, больше похожий на каплю прозрачного мёда, вставленный в простую бронзовую оправу. В глубине камня то и дело вспыхивали и сразу же гасли искорки, словно бы амулет кому-то подмигивал.

— Достопочтенный мэтр, а что вы думаете о планах господина Абрахама устроить благотворительный приём на день Единения Небесного? Все собранные средства он, кажется, намерен пустить на оплату обучения в Академии Художеств для способных учеников… из простолюдинов.

— Полагаю это не лучшей идеей. Коли господин Абрахам и впрямь полагает, что среди фермеров или городского сброда могут водится таланты, то я решительно с этим не согласен. Не могу себе вообразить, что какой-нибудь завшивевший портовый мальчонка или сын свинопаса может обладать и сотой долей того мастерства, как, например, у благородного господина Барталинда, главного королевского портретиста! Да вы сами посмотрите! — тут мэтр жестом указал на один из висевших на стене портретов.

Вслед за мастером Мия обернулась к портрету, на который указывал мэтр. На огромном полотне высотой почти в человеческий рост юноша в золочёных доспехах и роскошном ярко-оранжевом плаще, вышитом королевскими гербами, восседал на белом жеребце, копыта которого попирали выползающих из-под земли мерзких тварей с узловатыми кривыми лапами, лишь отдалённо похожими на человеческие руки, и раззявленными зубастыми пастями. Золотистый свет, осенявший юношу с небес, отражался, сверкал на полированном лезвии зажатого в руке меча и играл на гранях драгоценных камней на зубцах его короны.

— Только посмотрите, какое чувство цвета, какое изящество линий! И так тонко прорисовано кружево на воротнике!

— Вы правы, достопочтенный мэтр, господин Барталинд как никто другой умеет работать со светотенью. И как искусно он изобразил текстуру плаща, сразу виден настоящий королевский бархат! И ведь, если я не ошибаюсь, это одна из его ранних работ?

— Да, сей портрет времён Калантийского Освободительного похода. Его величество любезно презентовал мне его за мой скромный вклад в создание корпуса Покорных ча… Кхм, впрочем это не так уж… — мэтр откашлялся, замолчал и отпил немного чаю, затем продолжил: — Право слово, любезный господин, не может быть никакой речи о том, чтобы подобные таланты могли проявиться у всякого отребья. Наш мир, всё-таки — это очень справедливое место. Не так ли, дитя моё? — с этими словами чародей обратился уже к Мие.

Она встрепенулась, словно ото сна, и бросила на чародея короткий взгляд. В искусстве-то Мия ничего толком не понимала, так что разговор о картинах и художниках производил на неё почти усыпляющее действие. Но, как видно, мэтр Агиллан, смотревший на неё пристально и внимательно, ожидал какого-то ответа.

— Справедливое? Да, пожалуй, но я… — она замялась и опустила глаза, делая вид, что пристально рассматривает роспись на чашке.

— Да, дитя моё, наш мир — это очень справедливое место, — неспешно продолжил мэтр, говорил он с таким видом, словно посвящал несмышленого ребенка в некие сакральные тайны, доступные лишь избранным, — Всякая осенённая Дланью тварь — от самой малой букашки до человека — занимает уготованное ей место и играет назначенную ей роль. Крысы питаются всякими отбросами, а коты — крысами. Котов, в свою очередь, ловят собаки. А человек, как венец творения и царь природы, властвует над всеми — от букашек до гигантских тварей, обитающих на дне морском. Кхм, разве можно представить себе, чтобы косуля охотилась на волка или вол запрягал в плуг пару людей и пахал на них поле? Нет, такое и представить себе невозможно! Коли какой червяк возомнит себя орлом да вздумает воспарить над землёй, заползёт на вершину Сигнального утёса да сиганёт вниз — он утонет в море, но никак не отрастит в полёте крылья! Это непреложная истина, дитя моё! Олень, возомнивший себя равным волкам, заплатит за подобную глупость своей жалкой жизнью!

К концу речи голос чародея наполнился такой патетикой, что ему впору было выступать на сцене. Мия бросила взгляд на сидящего рядом Вагана — тот внимал речам мэтра со всем возможным вниманием и в такт кивал головой. Мэтр Агиллан же снова посмотрел на Мию и слегка наклонил голову, как бы побуждая её к ответу, но она не нашла, что сказать на столь глубокомысленную речь. Более того, она решительно не понимала, о чём говорит чародей и к чему вообще он клонит. Волы какие-то, крысы и червяки. Ей что, предложат спереть вола? Спасибо, конечно, но ей и единорога хватило.

Не дождавшись ответа, мэтр наклонился к столику и взял в руки свою чашку. Мия последовала его примеру. Пока господа вели столь непонятные и пространные разговоры, чай остыл настолько, что его уже можно было пить, не боясь обжечь нёбо. Поддерживая чашку за донышко, Мия поднесла её к губам и немного отхлебнула. Вкус ей не понравился — слишком уж травянистым он оказался и отчётливо напоминал один из лекарственных отваров Лаккии, если уж не крепко настоянный веник. К тому же от этого чая почти сразу в животе всё скрутилось и к горлу подступила тошнота. Пытаясь побороть спазмы, Мия шумно сглотнула и вернула чашку на фарфоровое блюдце, правда, рука её чуть дрогнула, и чашка громко звякнула, несколько капель чая выплеснулось наружу.

— Прошу прощения, мэтр… — начала было Мия говорить, но осеклась, когда мастер ткнул её пальцем в бедро, — ой, достопочтенный мэтр. Ваш рассказ весьма увлекателен, но я право слово не могу понять, к чему вы ведёте.

Рядом раздалось что-то вроде шипения, и ей даже не потребовалось оборачиваться, чтобы представить себе, как скривилось в этот момент лицо мастера, который ко всему ещё и под столом пихнул её ногой, как бы намекая ей немедленно заткнуться.

— Кхм, дитя моё, невежество вполне простительно для девицы, тебе не за что извиняться. Не секрет, что женский разум слаб и оттого не в силах воспринять философские концепции. Я только лишь надеюсь, что сей недостаток не помешает… кхм…

— Достопочтенный мэтр, я вас уверяю, что недостаток ума у этой девицы с лихвой компенсируется хитростью и сноровкой! — с небывалой страстью в голосе выпалил Ваган.

Вот тут уже Мия не удержалась и с самым непринуждённым выражением лица двинула его носком туфли. Ишь чего удумал, недостаток ума! Ежели мастер считает её глупой, то пусть ищет кого поумнее для ублажения капризов престарелого чародея, ей и без того есть чем заняться. Или же пусть сам возьмется за дело, вспомнит молодость, а она посмотрит! Мэтр Агиллан тем временем едва заметным жестом подозвал прислужника, который всё это время стоял у стены столь незаметно, словно пытался притвориться одной из статуй. Тот поставил опустевшие чашки на поднос, взял его в руки и ушёл столь быстро и тихо, будто бы растворился в воздухе. Проводив взглядом слугу, мэтр огладил бороду и продолжил: