Поднимаясь на широкое крыльцо, Мия чуть было не столкнулась с каким-то закутанным в плащ юношей, лицо которого скрывалось под широким капюшоном.

— Простите, я… — юноша отшатнулся, голос его явственно дрогнул, и он дёрнулся натянуть капюшон ещё сильнее, видимо, боясь быть узнанным. — Я… я тут…

— Прошу меня простить, любезный господин, Дом сейчас не принимает посетителей. Должны же девушки хоть когда-то отдыхать.

Капюшон не смог скрыть того, как сильно у юноши покраснели щёки, которые, пожалуй, ещё не знали ни прикосновения бритвы, ни ласки женской руки. Мия опустила глаза и слегка поклонилась, надеясь только, что этот мальчишка не заметит её глумливой улыбки. Как бы ни был он забавен в своем смущении, при желании этот благородный юнец одним движением пальца сможет отправить оскорбившую его простолюдинку в тюрьму, а там-то быстро прознают о её поддельной личине.

На счастье юноша ничего не ответил и отступил в тень одной из колонн широкого крыльца, Мия пару раз стукнула дверной колотушкой, после чего дверь почти сразу приоткрылась, и в образовавшейся щели показалось носатое лицо охранника.

— Я к госпоже Магнолии. У меня письмо от благородного господина… — Мия произнесла это как можно более неразборчиво и тихо, а вместо имени пробормотала какой-то случайный набор звуков, но и в том не было особой нужды — охранник только равнодушно хмыкнул, окинул взглядом её фигуру в служаночьем облачении, открыл пошире дверь и пропустил её внутрь, после чего махнул рукой в сторону лестницы из белого мрамора, уходившей на второй этаж.

Внутри Дом Цветов отличался от любого борделя Нижнего города столь же разительно, сколько и особняк какого-нибудь благородного господина от лачуги портового грузчика. Сквозь двойные двери Мия прошла в комнату, которую можно было бы назвать прихожей, — но по размеру она превосходила все комнаты в доме Лаккии вместе взятые. Вдоль обитых узорчатым шёлком стен стояло несколько кресел и пара мягких диванов, на изящных столиках красовались букеты свежих цветов в фарфоровых вазах, а мраморный пол был отполирован столь тщательно, что в него можно было смотреться как в зеркало. Из-за одной из четырех дверей по обе стороны прихожей, которые, как припоминала Мия рассказы подруги, вели в гостиные, танцевальный и музыкальный залы, слышалось негромкое треньканье арфы и звуки вторящего ей клавесина, но в остальном здесь было удивительно тихо, так что шаги Мии отдавались звонким эхом под расписанными потолками. Широкая лестница же вела на второй этаж, где располагались личные будуары Цветов.

Поднимаясь, она с любопытством разглядывала роспись на потолках. Картины в лепных розетках изображали различные сюжеты из легенд о Богах и древних героях. Вот — богиня-прамать Мальтерия вынимает из своего чрева слившихся в любовном экстазе близнецов Ию и Яя, вот богиня-охотница Алетина натравливает своего огромного красноглазого пса Корсо на царя Таоридана, который осмелился просить её руки, а вот — Миоргон, сменяя множество личин, соблазняет невинных девиц, кротких жён, высокомерных королев и даже самих богинь. Пожалуй, это было даже забавно — благородные господа Портамера, такие праведные на словах, днём молившиеся перед алтарями в церквях Длани и обличавшие всяческие пороки, по вечерам, проводя время в объятьях едва одетых девиц, любовались здесь столь фривольными и еретическими картинами.

Подойдя к будуару госпожи Магнолии, Мия тихонько поскреблась в закрытую дверь и, дождавшись приглашения, проскользнула внутрь, в светлую комнату с высокими окнами, мягкими коврами на полу и множеством зеркал на стенах. Перед одним из них и стояла хозяйка будуара, статная девушка в кружевном белом пеньюаре, не скрывавшем ни одного нюанса соблазнительной фигуры. Она расчёсывала свои иссиня-чёрные волосы, спадавшие тяжёлой волной ниже пышных ягодиц, делая это так неспешно и томно, что Мия замерла и залюбовалась той утончённой грацией, просматривавшейся в каждом движении белой руки, в изящном изгибе шеи и наклоне головы. Еще пару раз проведя гребнем по волосам, девушка наконец обернулась посмотреть, кто же осмелился побеспокоить её в столь ранее время. Окинув Мию взглядом, она на пару секунд замерла с несколько растерянным выражением лица, словно пытаясь вспомнить, кого же она видит, но потом расплылась в радушной улыбке и раскинула руки.

— Мышонок! Как же давно я тебя не видела! — говорила она тоже медленно и томно, слегка растягивая слова и жеманно округляя губы.

— Может, полгода? Так рада снова видеть тебя, Булочка! — Мия рассмеялась и бросилась к подруге, та обняла её и прижала к себе.

Бывшая почти на голову ниже, Мия едва ли не носом упёрлась в её высокую объёмную грудь. Да уж, природа одарила подругу столь щедро, что с неё впору было лепить статуи Ии. Это в какой-то мере и определило её судьбу: воровка из Булочки и в юности выходила никудышная, а уж когда её фигура приняла такие роскошные формы быстро стало понятно, что будущего в Гильдии для Булочки нет. Можно было сказать, что в некоторой мере Гильдия позаботилась о ней, — продала в лучший в Портамере бордель, а не в какое-нибудь захудалое заведение в Нижнем городе, хотя, конечно, не всякий бордель мог себе позволить уплатить стандартный гильдийский выкуп в три сотни золотых.

Булочка наконец расцепила руки, потрепала Мию по щеке, дёрнула за оборку чепца и спросила:

— Ты по делу в Верхний город? Или просто так?

Мия рассеянно пожала плечами и прошла чуть вглубь комнаты, заинтересованно рассматривая свежую фреску на стене над широченным ложем, способным вместить, пожалуй, с десяток человек. На искусно выполненном рисунке богиня Солейн, облачённая в одну лишь пылающую корону, нисходила в объятия владыки Хаммарана, а по бокам в небольших лепных розетках во всех пикантных подробностях было изображено множество поз, в которых они совокуплялись.

— За такое разве не казнят? Она всё-таки из Длани…

— Полно тебе, Мышонок. Истово верующим здесь, знаешь ли, места нет. Как там в их книгах говорится? «И да усмирится плоть, и да возляжет муж лишь с женой своей, и да сотворят они дитя, а не похоть и сладострастие», — Булочка хихикнула, приобняла Мию за плечи и шепнула прямо в ухо, — у нас-то тут всё совсем наоборот. Но ты не подумай, я Хаммарану не молюсь. У женщин нашей профессии другой покровитель.

С этими словами она подошла к небольшой, вырезанной из тёмного дерева фигурке Яя и потёрла его чрезмерно большой мужской орган. Мия же продолжила рассматривать затейливые рисунки на стене. Пожалуй, ей даже нравилась эта легенда. Согласно ей, в былые времена, когда Боги ещё жили на земле, богиня Солейн день и ночь восседала на своем облачном троне, озаряя весь мир светом солнечной короны. Но владыка Хаммаран, однажды увидев богиню, был так поражён её красотой, что решил во что бы то ни стало сделать её своей. В Подземном мире он выстроил самый прекрасный из возможных дворец, вырезанный из цельного громадного рубина. Багровое сияние того дворца было видно даже с облачного трона, и однажды любопытство заставило богиню сойти с него, спуститься и заглянуть за горизонт, в Подземный мир. Там-то её и встретил владыка Хаммаран, увлёк во дворец и проявил на ложе такие чудеса мужественности, что с тех пор Солейн каждую ночь проводила в его объятиях, лишь по утру возвращаясь на небо. Одно из изображение привлекло Мию особенно, и она подошла поближе, чтобы лучше его рассмотреть. Интересно, а люди так изогнуться могут? Или это доступно лишь богам?

— Снимай-ка это убогое тряпье, а не то совсем взопреешь.

Булочка крепко обхватила Мию за талию, отчего та чуть вздрогнула, развернула к себе лицом и сунула ей в руки нечто прозрачно-кружевное, наподобие того пеньюара, в котором красовалась сама. Заметив её смятение, она продолжила:

— Не переживай, нас никто не осмелится побеспокоить, да и дверь я на засов закрою. Вино будешь?

Мия думала было отказаться, но лишь коротко кивнула. В конце концов, проклятущий серенгарец никуда не денется, а с подругой ей не так уж и часто удается встретиться. Так что она с удовольствием завалилась в одно из глубоких кресел, закинула ноги на столик и начала раздеваться, пока Булочка дёргала за язычок какое-то хитрое устройство, с помощью которого можно было сообщить прислуге, что именно нужно подать в будуар. Когда Мия расправилась с платьем и принялась за сапоги, Булочка чуть сморщила носик и протянула ей небольшой таз и кувшин.