— Да, — только и смогла произнести она, — они плохие. Даже очень.

— Значит, будем драться, — Аня улыбнулась. — А ты, мелкий, будешь драться?

— В этот раз, — ответил Миша, показываясь из кармана, — я оставлю это вам. Сам буду наблюдать за битвой откуда-то сверху, как и положено командиру.

— Тоже мне, командир, — прыснула Аня.

— Откуда-откуда, сверху? — уточнила Ира, для которой эта идея мужа была совершенно неожиданна.

— Да, Ириша, я спрячусь где-то тут. Если получится, буду наблюдать за боем, если нет, просто посижу.

— Зачем?

— Чтобы развязать тебе руки. Ты сможешь драться, не боясь придавить меня.

— Но и они смогут тогда...

— Не смогут. Я не буду показываться им на глаза. Нападающим придется исходить из предпосылки, что я в чьем-то кармане. И скорее всего, в твоем.

— Мишка, скажи честно, ты хочешь погеройствовать?

— Хочу. Но не буду. Я даже арбалет не возьму. Только нож и флягу.

— Ира, не волнуйтесь, — Аня не смогла не вмешаться в разговор. — Я присмотрю за гномом.

— Анька, — Ира закусил губу, но потом решилась, — если ты будешь сражаться.... Помнишь, я рассказывала тебе о заклинании воина?

— Да. Такие смешные слова.

— Ты их помнишь?

— Да.

— Можешь повторить, только тихо?

— Давайте, — и Аня без запинки произнесла заклинание, но так как не пила воду, то оно не сработало.

— Отлично. Возьми воду и используй его. Аня, сделай все, чтобы выжить. Хорошо?

— Да, тетя Ира, — улыбнулась девочка. — Я что-нибудь придумаю.

***

Автомобиль плавно затормозил и свернул на грунтовую дорогу. Через пару минут он въедет на огороженную территорию, а затем в подземный гараж, и уже там можно будет выйти наружу, размяться и настроиться на скорую операцию.

Филипп невидяще смотрел в боковое окно. Его не интересовал окружающий ландшафт, он даже не фиксировал местность, по которой они ехали. Все его мысли крутились вокруг предшествующих событий.

В тот день, когда его похитили, после разговора с Юргеном, Филиппа оставили в покое. Относились хорошо, никто не вязал рук, он и сам не собирался никуда бежать. Автомобиль привез их на небольшой аэродром и уже через полчаса они оказались в небе. С ним никто не разговаривал, вокруг немца словно образовался вакуум.

Полет прошел спокойно, он даже уснул, но спал недолго и проснулся когда начали снижаться.

Затем начались проверки. Сейчас, погрузившись в воспоминания, Филипп в очередной раз мысленно сказал спасибо. Его проверяли, так сказать в мягком варианте. Не спеша и без использования мозголомных препаратов, после которых он бы восстанавливался пару месяцев и не факт что восстановился бы полностью.

Но с ним работали очень аккуратно, и он подозревал, что это исключительно благодаря Юргену. После прилета они приехали на небольшую базу в горах. Филиппа оставили в абсолютно темной комнате. Тут можно было только стоять или сидеть, но сидеть было не очень удобно. Он решил, что так было сделано, чтобы он не уснул.

Время там, казалось, отсутствовало. Он не знал, сколько прошло времени, но ему стало казаться, что тени по углам начали оживать. Филипп был не робкого десятка, но после неудачного путешествия в карман и последующих кошмаров его нервная система восстановилась не до конца. Чтобы преодолеть свои страхи он начал ходить по комнате, подходя к тем стенам, на которых ему мерещились движения. Каждый раз стоило подойти, как все замирало, зато боковым зрением он замечал новые тени, и все начиналось сначала.

А потом его начали спрашивать. Это не было похоже на голос из динамика, звук словно формировался прямо в голове. Ему задавали вопросы о Клаусе, про путешествие в карман, про симбионтов, про Аманду, про его чувства к Аманде.

Он отвечал, как привык, говоря все вслух, хотя и подозревал, что может просто думать об ответе.

Говорил что в присутствии Клауса чувствовал себя неуютно, а его чутье отключалось полностью, и соответственно он ничего не может сказать про резистанта кроме того, что вычитал в его досье.

В деталях рассказал о путешествии, о черных вихрях, о преследующих его ночных кошмарах, даже о сне, в котором встретился с Гротаком.

Про симбионтов сказал, что не смог понять кто они, о том, что их дети одновременно выглядели как маленькие и как взрослые одновременно. А это сбивало с толку, и операторское чутье мало помогало, так как тоже видело в них и детей и взрослых.

Говорил ровно и спокойно, почти отрешившись от темноты и теней. И только когда разговор зашел об Аманде, он начал сбиваться, в голосе и в душе появилась боль. Она действительно заняла слишком много места в его сердце, намного больше, чем он мог себе позволить.

Филипп не знал, сколько времени продолжался допрос, он просто не запомнил его окончания. В какой-то момент окружающая его темнота стала кромешной, ему казалось он плывет в каком-то бесконечном пространстве где нет ни верха ни низа. А когда пришел в себя, то оказалось что он лежит на горизонтальной поверхности. У него ничего не болело, но сильно хотелось пить.

Попробовал встать, и как ни странно это получилось. Первым делом он схватил стакан с водой, предусмотрительно оставленный на прикроватном столике и залпом выпил. Стало легче, и Филипп осмотрелся. Небольшая комната, кровать, стол, дверь. Больше никакой мебели. И нет окон. Стены выкрашены в серый цвет, а освещение идет из под потолка, но самого светильника не видно.

— Интересно, — подумал он, — я прошел испытание на верность, или нет?

Впрочем, Филипп не сомневался, что скоро получит ответы на все вопросы. На этот раз ждать пришлось недолго. Минут двадцать по его внутренним часам. Дверь бесшумно открылась, и в комнату вошли два человека. Мужчина лет тридцати на вид, довольно крепкий на вид, лысый как бильярдный шар, и с довольно неприятным, колючим взглядом. Второй визитер оказался миловидной женщиной, тоже лет тридцати на вид.

— Как ваше самочувствие? — спросила она, а мужчина встал около стенки.

На Филиппа он не смотрел, но немец почему-то не сомневался, что любое его движение не останется незамеченным.

— Нормально, но пить хочется.

— Придется немного потерпеть. Сядьте.

Он послушался, а она приблизившись, коснулась указательными пальцами его висков. Странное дело, он ничего не чувствовал кроме небольшого, практически незаметного тепла, струящегося с кончиков ее пальцев.

Прошла минута, вторая и комната начал плыть. Девушка, мордоворот у стены, сами стены, словно покрылись рябью. Он начал видеть так, словно смотрелся в кривое зеркало. До Филиппа стали доноситься звуки воды, плеск волн и голоса. Они что-то спрашивали, а он отвечал, но сам не слышал собственного голоса.

Потом все закончилось. Он понял, что по-прежнему сидит на кушетке, женщина стоит рядом, стены, как им и положено, в полном порядке, но жажда стала совсем невыносимой.

Лысый отлепился от стены и протянул ему плоскую фляжку. Филипп начал жадно пить, он никогда не пробовал такой вкусной воды.

— Все в порядке, — сказала женщина, — сейчас вы поспите, а потом поговорите с начальством.

Немец не ответил. Стоило ему допить содержимое фляжки, как веки отяжелели, он зевнул во весь рот, и лег. Уснул мгновенно, как только голова прикоснулась к подушке.

Когда он проснулся в следующий раз, то оказалось что в комнате он не один.

— Ну как самочувствие? — Юрген протянул руку, помогая ему подняться.

— Нормально, — прохрипел он, губы и горло пересохли, и Филиппу казалось, что он уже никогда не утолит жажду.

— Сейчас станет еще лучше, — Юрген протянул ему бутылку воды.

Пока Филипп пил, Юрген сказал, что тот прошел проверку, и в его лояльности больше нет сомнений.

— Рад слышать, — ответил Филипп, чувствуя странную пустоту в том месте, где у людей обычно находится сердце.

— Уверен, что тебе тяжело. Думаю, ты вернешься в Германию. Возьми отпуск...

— Я хочу остаться, — он сам не узнал свой голос, слишком хриплый и какой-то тусклый.