Райнхольд легким движением заталкивает меня в комнату и с размаха захлопывает деревянную створку.

— Почему ты открываешь в неподобающем виде? А если бы за дверью оказался не я, а кто-то посторонний? — сурово спрашивает блондин. — Ты вчера изображала из себя недотрогу, а сегодня уже готова демонстрировать всем свое неглиже?

Ежусь под давящим взглядом.

— Если ты не заметил, я завернулась в одеяло. Уж извини, не успела за пару минут натянуть на себя свадебное платье с корсетом, — отвечаю ровным тоном. — Если ты пришел поругаться с утра, то позволь мне хотя бы умыться для начала. А еще было бы неплохо позавтракать.

— Умывайся, — отрывисто бросает герцог, опускаясь в кресло. — Я дождусь тебя здесь.

— В моей спальне? — недоуменно переспрашиваю, подняв брови. — Боюсь, это слишком неприлично.

— Неприлично? — словно огромная змея, шипит герцог. — А встречать посетителей, прикрывшись лишь одеялом, прилично? Открывать дверь, даже не поинтересовавшись, кто за ней, прилично? Быстро приводи себя в порядок и одевайся.

— Да что же ты заведенный такой с утра? — бурчу себе под нос, идя в сторону ванной. — Неужто девочки по вызову не смогли в полной мере удовлетворить все желания своего господина?

Не успеваю сориентироваться, потому что меня резко дергают на себя мужские руки, а одеяло летит на пол, открывая васильковому взгляду мое тело в ажурном полупрозрачном белье. Машинально поднимаю руки, прикрывая все стратегически важные места. Как хорошо, что я не рискнула вчера лечь спать голой, стоило еще и комбинацию оставить.

— Отвернись! — топаю ногой, возмущаясь, и быстро наклоняюсь, чтобы поднять с пола мой защитный кокон.

— Откуда это у тебя, Альвина? — пресекая мои движения, сурово спрашивает герцог, проводя пальцами по шраму, оставшемуся на моем боку после удаления аппендикса.

Шумно выдыхаю, чувствуя мурашки, разбегающиеся по телу от прикосновения горячих пальцев. И когда он успел подойти ко мне так близко? Еще пару секунд назад спокойно сидел в кресле.

— Не помню, — снова завожу вчерашнюю песню, решив оправдывать все своей потерей памяти.

— Этого шрама не было еще три дня назад, — сузив глаза, Райнхольд надавливает на след от операции.

Зачем? Хочет проверить, будет ли мне больно? Так бесполезно, потому что все давно зажило.

— Тебе виднее, — пожимаю плечами. — Может быть, ты просто не заметил? Или перепутал с какой-то другой своей женщиной? Я так понимаю, что у тебя их целая армия.

Герцог отходит от меня на пару шагов и плотно сжимает губы.

— Не волнуйся, тебя я запомнил хорошо. Такой отвратительной любовницы в моей постели еще не бывало, — больно бьет словами блондин.

Мои щеки вспыхивают румянцем, а внутри поднимается волна негодования. Да, он говорит не обо мне, а об Альвине. Но все равно! Кто дал ему право так грубо высказывать женщине свое мнение о ней? Какого лешего я продолжаю стоять перед ним почти голая, выслушивая претензии и отвечая на дурацкие вопросы? Не иначе — наваждение.

Быстро приседаю и вновь укутываюсь в одеяло, кипя раздражением.

— Раз уж я настолько плоха в постели, что тебе это невыносимо отвратительно, то будь добр, больше не трогай меня и не таскай в свою спальню, — еле сдерживаясь, чтобы не отвесить ему пощечину, говорю я. — Продолжай развлекаться с умелыми и доступными, а меня оставь в покое.

— Я сам решу, что мне делать, Альвина, — быстро взяв себя в руки, резко отвечает герцог. — Лекарь и менталист уже прибыли. Когда я вернусь, ты должна выглядеть как женщина из высшего общества, а не как подружка пастуха. Ясно?

— Ясно, — сквозь зубы бросаю я. — Если ты так беспокоишься о моем виде, то мог бы позаботиться о том, чтобы у меня была необходимая одежда, уважаемый нареченный. Или хотя бы выделить мне камеристку, которая будет за этим следить, раз уж сам ты занят оценкой мастерства своих любовниц. Какая у тебя шкала? Пятибалльная?

Не дает мне отчего-то покоя эта тема. Словно бормашина стоматолога, сверлит мои мысли.

— Стобалльная, — огрызается Райнхольд на очередное упоминание о своих похождениях. — Но высшую оценку пока никто не заслужил, если подучишься, может и получится дотянуть хотя бы до пятидесяти.

— Больно надо, — фыркаю я, а потом делаю задумчивое лицо. — Хотя, если ты предоставишь мне симпатичный учебный материал…

Мечтательно закатываю глаза и провожу пальцами по губам.

— Довольно! Что с твоей одеждой?

— Сам посмотри, — взмахиваю рукой в направлении гардеробной, склоняя голову к плечу.

Райнхольд в несколько шагов пересекает комнату, распахивает дверь и замирает, рассматривая пустое пространство.

— Какого драуга… — рычит мужчина, а я снова наблюдаю голубые узоры на его лице.

Надеюсь, что когда-нибудь узнаю, что это такое. Пока понимаю только одно: появляются эти всполохи, когда герцог злится. Радует, что в этот раз злость направлена не в мою сторону.

— Умывайся. Причесывайся. Я разберусь. Пока не оденешься, не смей открывать кому-то дверь в комнату. — отрывисто бросает Райнхольд, громко хлопает дверью гардеробной и стремительно покидает комнату.

Пожимаю плечами и плетусь в ванную, зевая на ходу.

Не люблю рано вставать. Даже на работе договорилась о том, чтобы сдвинуть начало рабочего дня на удобное мне время. Благо, моя начальница понимает, что мы — люди творческие, поэтому почти всегда идет на уступки, если сотрудник приносит компании неплохую прибыль. А я, несмотря на свой небольшой стаж, успела себя очень хорошо зарекомендовать среди клиентов.

Вот интересно… Раз уж эта комната “моя”, могу ли я изменить что-то в интерьере? Эти коричневые оттенки кажутся мне мрачноватыми, хочется чего-то более легкого, воздушного.

С другой стороны, я вряд ли здесь надолго задержусь, есть ли смысл? Если только герцога позлить своими капризами, но он, кажется, и без моего участия довольно вспыльчив. Не стоит, наверное, играть с огнем. Все наши пикировки кажутся забавными, но я не знаю, на что способен Райнхольд в гневе. Боль он умеет приносить лишь касанием, поэтому мне жутковато, но в то же время внутри расцветает какой-то азарт, когда я вижу, как отголоски эмоций появляются в холодном взгляде и на мраморном лице.

Отчего-то мне нравится наблюдать, как этот мужчина выходит из себя. Никогда раньше не замечала за собой тяги к подобному.

Неспешно умываюсь и причесываю волосы, закручивая их в узел на затылке. Не знаю, принято ли здесь носить распущенные, но если поразмыслить, то вряд ли. Насколько помню из исторических фильмов, женщины там всегда выглядят так, словно в любую минуту могут оказаться на балу. А эта реальность, несмотря на некоторые современные блага цивилизации, уж очень походит на ленту про жизнь в XIX веке, особенно, по части внешнего образа.

Оценив свое посвежевшее лицо в зеркале, прислушиваюсь к тишине за дверью. Видимо, слишком мало времени прошло — герцог еще не вернулся в комнату с одеждой для меня. Что ж, подожду. Возможно, удастся подремать, устроившись в кресле. Кто знает, сколько времени займет у мужчины поиск платья достаточно приличного, по его меркам, для того, чтобы я могла предстать в нем перед менталистом и лекарем.

— Ты не торопишься, — встречает меня холодный мужской голос, стоит только выйти. — На кресле лежат вещи, у тебя есть пять минут, пока дворецкий проводит сюда наших гостей, которые уже устали ждать, пока герцогиня соблаговолит принять их.

Проглатываю очередной язвительный ответ и молча прохожу мимо герцога, скалой возвышающегося около кровати.

— Это что? — с отвращением кручу в руках хламиду темно-серого цвета. — Я должна это надеть?

— Платье, — подтверждает мои догадки Райнхольд и ядовито улыбается. — Ты просила позаботиться о твоей одежде — я позаботился. Выбрал на свой вкус.

Сцепляю зубы. Этот наряд больше походит на мешок из-под картошки, а не на платье. Но других вариантов все равно сейчас нет, да и какая разница, насколько отвратительно я буду выглядеть? Главное — успешно обмануть менталиста, убедить его, что я и правда не помню ничего. На крайний случай, если пойму, что дело — труба, буду изображать нервный припадок и долгую потерю сознания. Лежачего не бьют.