— Триста, — восклицает женщина, сидящая с краю на втором ряду.

— Пятьсот золотых, — перебивает ставку седовласый господин из первого ряда.

Затаив дыхание, наблюдаю, как таблички раз за разом взлетают вверх. Цена за написанную мной картину достигает уже четырех тысяч золотых, которые готов заплатить холеный брюнет из первого ряда. Кажется, нас представляли друг другу на вернисаже, но я совершенно не помню, как его зовут. Герцог Моретти? Маркиз Галли?

— Десять тысяч золотых, — вздрагиваю, услышав знакомый властный голос, прокатывающийся роем мурашек по позвоночнику.

Вытягиваю шею, чтобы рассмотреть мужчину, лениво прислонившегося к противоположной стене.

— Но вы — не участник аукциона, — замечает герцог Руссо, но сразу же одергивает себя: — впрочем, не важно. Кто-то готов перебить ставку?

Некоторые гости тихо перешептываются, но ни один из них не готов выложить такую сумму за картину.

— Никто? — еще раз обводит взглядом собравшихся Руссо. — Продано господину…

Но Райнхольд не спешит представляться, молча смотрит мне в глаза своим невероятным взглядом, от которого перехватывает дыхание.

— Господину, пожелавшему остаться неизвестным, — завершает фразу герцог Руссо. — Спасибо, аукцион окончен.

Раздается скрип отодвигаемых стульев, шаги, голоса людей, радующихся удачному вложению средств. Звуки смешиваются в единый гул, а я продолжаю смотреть на противоположную стену, где уже никого нет. Когда Райнхольд успел уйти? Всего на несколько секунд я потеряла его из вида, но мужчина исчез так стремительно, словно его и не было.

— Идемте, герцогиня, — обращается ко мне виконт Феофанов.

— Куда?

— В кабинет герцога Руссо. Или вы не намерены забирать свой заработок?

— Ах, да. Конечно, — только теперь вспоминаю о деньгах.

Десять тысяч золотых? Герцог Линден и правда выложил такую сумму за мою картину? Почему? Зачем ему это?

До последнего отказываюсь верить в происходящее, но когда в руках оказывается кошель с деньгами, окунаюсь в действительность.

Сегодня мне удалось заработать больше двадцати тысяч золотых. Часть суммы забрал себе герцог Руссо за услуги, но все равно у меня в руках оказалось огромное количество денег. Если мои картины и в будущем будут продаваться так же успешно, то я постепенно смогу вернуть Кейт и Давиду все, что им пришлось потратить на меня.

— Аля.

— Итан! — радуюсь, увидев мужчину около входа в галерею.

Я не видела его три дня, только теперь понимаю, что успела немного соскучиться. Мне не хватает наших вечерних прогулок, разговоров по душам, согревающих объятий.

— Давид обмолвился, что ты занимаешься каким-то расследованием вместе с гостями из Рэгнолда.

— Так и есть, — улыбается Итан, обнимает меня и целует в висок. — Но сейчас я здесь, чтобы сопроводить тебя во дворец. Не стоит тебе оставаться одной, имея при себе крупную сумму денег.

— Думаешь, что кто-то решится напасть на экипаж с королевским гербом?

— Это вряд ли. Но ты же собиралась отпустить карету и прогуляться? — вижу хитринку в ореховых глазах и удивляюсь.

— Откуда ты знаешь?

Ведь именно так я и собиралась поступить. Мне хотелось пройтись по свежему воздуху, сбросить с себя мысли о разговоре со стариком и необычном поступке герцога Линдена. Да и чего кривить душой, мне не терпелось зайти в магазин и выбрать какие-нибудь интересные вещи для своего нового дома, ремонт в котором Умберто закончил еще несколько дней назад. Я пока не решилась сказать Кейт о переезде, но уже начала собирать вещи.

— Я успел хорошо узнать тебя, — пожимает плечами Итан. — Быть может, лучше, чем ты сама. Могу я составить тебе компанию в твоей прогулке?

Соглашаюсь и вкладываю ладонь в протянутую руку.

— А как же расследование?

— Подождет, — беспечно говорит мужчина, ведя меня по узкой улице. — Я хочу побыть с тобой.

— Я тоже соскучилась, — тихо признаюсь я. — Зайдем в лавку госпожи Леоне? Я видела очень красивую лампу, которую хотела бы поставить в спальне.

— Не терпится потратить первые заработанные деньги? — понимающе спрашивает Итан. — Помню, когда получил первое жалованье, сразу рванул в кабак кутить.

— А ты, оказывается, не такой правильный, каким хочешь казаться, — со смехом говорю я. — Надо же, кабак. Думала, что ты и слов-то таких не знаешь.

— Уверен, я еще не раз смогу тебя удивить, Аля.

За разговором незаметно добираемся до центральной площади, на которой находятся самые крупные торговые лавки столицы. Кошель, набитый деньгами, жжет мои руки. Так и тянет зайти в каждую лавку и купить что-нибудь, что я не могла себе позволить еще вчера.

Стараюсь сдерживать свои порывы, но все же покупаю лампу, плед, комплект шелкового постельного белья, статуэтку, несколько интересных книг для вечернего чтения, новые кисти и краски, набор посуды.

Итан ворчит, но не возражает против моего покупательского буйства, за что я ему очень благодарна. Мне кажется, что ему даже нравится вот так бродить вместе по магазинам, спорить из-за цвета штор для столовой. Словно мы молодая супружеская пара, которая обустраивает новый дом.

— Нет-нет-нет, — возражает Итан, когда я прошу достать голубую ажурную скатерть с верхней полки. — У нас шторы темные, мебель светлая. Голубая скатерть будет некрасиво смотреться в столовой.

— И пусть, — упрямо поднимаю подбородок и сама тянусь за скатертью. — Она мне нравится, очень красивый цвет. Напоминает…

Прикусываю язык, осознав, что точно такой же цвет имеют глаза Райнхольда. Именно о нем я неосознанно вспомнила, когда вцепилась в эту скатерть.

— Впрочем, ты прав, она не подходит, — быстро говорю я, твердо решив не думать о герцоге Линдене. — Давай лучше возьмем вон ту, в цвет штор.

— Вот так бы сразу, — кивает Итан и достает нужную упаковку. — Ты еще не утомилась? Здесь неподалеку живет мой друг, хочу тебя с ним познакомить.

— А как быть с покупками? — и правда чувствую, что уже устала.

Сколько же часов мы ходим по площади, заглядывая в каждую лавку? Я не отказалась бы выпить какао и чего-нибудь перекусить.

— Найму извозчика, он доставит все во дворец.

— Хорошо, — легко соглашаюсь я. — А твой друг не будет против, если мы явимся к нему без предупреждения?

— Нет, Анрей с некоторых пор превратился в затворника. Он даже обрадуется гостям.

— Почему твой друг стал затворником? — возвращаюсь к разговору, после того как извозчик, нанятый Итаном, исчезает за углом дома.

Вечереет, на улицах уже начинают зажигаться фонари, а воздух становится более прохладным.

— После окончания академии Анрей отправился служить к самой грани смертельного круга, — рассказывает Итан, а я ежусь.

Гранью пугают детей, когда они не хотят ложиться спать. По преданиям, грань — переход между миром живых и миром мертвых. За её пределами, в смертельном круге, правит богиня смерти Хельма, которая решает, оставить душу мучиться, каждую секунду сгорая в агонии, или допустить к перерождению. Немногие смельчаки, обычно слишком самоуверенные юноши, пытаются с помощью специального древнего ритуала пробраться за грань. Каждый из них надеется вернуться и рассказать, как выглядят владения Хельмы. Но еще никому этого не удавалось. Богиня бережно охраняет свои секреты от смертных, безжалостно забирая каждого, кто посмеет приблизиться к ним.

— Несколько лет он был доволен службой, но потом случилось что-то… Анрей ни с кем не говорит на эту тему, но ходят слухи, что он встретился лицом к лицу с самой Хельмой, и она отпустила его. Анрей уволился со службы, заперся в своем доме и не выходит на улицу вот уже несколько лет.

— Странная история, — замечаю я. — Ты пытался говорить с ним?

— Многие пытались, и я в том числе. Но пока никто из нас не добился успеха. Анрей из активного заводилы, каким я его помню, превратился в замкнутого и мрачного затворника.

— Почему ты тогда думаешь, что он обрадуется нежданным гостям?

— Мы были и остаемся хорошими друзьями, — пожимает плечами Итан. — В последнее время его не навещает никто, кроме меня. Все давно позабыли о попытках уговорить Анрея рассказать о той ночи. Я чувствую, что иногда ему бывает одиноко. Все же, даже затворнику иногда требуется общение. Мы почти пришли. Вон тот дом. Погоди, что это?