Лань Юэ нехотя кивнула и Морх отпустил её, а затем бесцеремонно схватил под локоть и потащил наверх, подальше от этого места.

— Что ты вообще здесь делаешь? — спросила Лань Юэ вполголоса.

— Охраняю главу Лань от чужих глаз и ушей, — спокойно ответил Морх, продолжая вести её за собой. — Понимаешь, что это значит?

Лань Юэ прекрасно понимала: исчезнуть навсегда.

— Тогда зачем помогаешь мне?

Морх остановился, развернулся к Лань Юэ лицом и со всей серьёзностью ответил:

— Я делаю это не для тебя.

По взгляду Лань Юэ поняла, что лишних вопросов задавать не стоит ради своей же безопасности. Морх всё равно не ответит. Тем более, если работает на кого-то ещё.

— А теперь послушай, — он огляделся по сторонам, — иди к себе и играй свою роль как ни в чём не бывало. И даже не пытайся искать информацию о мечах и своей настоящей семье. И тем более не пытайся украсть чёрный меч. Ты ведь не пойдёшь в Змеиный хвост к одиночной камере, верно?

— Даже и не думала! — воскликнула Лань Юэ, забывшись. — Подожди…

Морх не просто не отговаривал её от неразумных действий, как могло бы показаться, а давал подсказки! Он или тот, кто ему заплатил, вёл собственную игру.

— Если ты хочешь, чтобы я помогла сбежать Цзяо Яну, почему ты поставил на него ловушку? Это ведь твоих рук дело!

— О! — Морх склонил голову. — И у меня должны быть секреты, красавица. Скоро светает, — он посмотрел на восток, — иди-ка к себе, чтобы никто ничего не заподозрил…

Он довёл её до обители и по своей излюбленной привычке исчез в предрассветных тенях. Лань Юэ была совершенно сбита с толку. Не случится ли так, что его советы приведут к ещё большим неприятностям? С другой стороны терять уже почти нечего, её вот-вот практически продадут, а там кто помешает новоиспечённому супругу убить Лань Юэ, подстроив несчастный случай, и завладеть Летящим Снегом по праву родства? Даже если слухи об этом ложь и байки, проверять не хотелось. Она бросила взгляд на Змеиный Дворец на самом верху, где в одном из залов хранился Огонь и мрак, выставленный как сокровище. Меч оберегали чары и его собственная злая сила, да и кто бы посмел к нему прикоснуться?

Скажи мне, голубая госпожа, с которой так приятно говорить о крови и смерти, тебе нравится твоя работа? Твой клан, который посылает тебя на унизительные миссии, от которых нельзя отказаться? Твой… жених, за которого ты должна выйти замуж?

Вспомнились слова Цзяо Яна. Сердце раскололось надвое между тем, к кому теперь раз за разом возвращались мысли и тем, кто спас ей жизнь, вырастил с детства, обучил мастерству и сделал всё, чтобы она стала той, кем является.

Подарки от жениха не заставили себя долго ждать. Уже на следующий день прибыли посланники все как один в чёрных одеждах с пылающим на груди гербом — красным мечом в окружении огня. Лань Юэ вспомнила красноречивое предупреждение Цинь Хэнъяо держаться от него подальше, но как это возможно, если она вот-вот станет частью клана Бай Юн Чан? Если всё, что она услышала в лесу, правда и хотя бы здесь будут соблюдены приличия, то до момента свадьбы есть ещё хотя бы немного времени, чтобы насладиться остатками свободных дней или недель в качестве незамужней девушки. Кто знает, как с ней будет обращаться родня со стороны будущего мужа…

Свадебные дары были роскошны, но Лань Юэ приняла их без радости. Присланных павлинов она велела подать на ужин, который готовили к прибытию сватов со стороны жениха. Ларцы с драгоценностями раздала девушкам Лань, своему ближайшему окружению, а служанки получили шитые золотой нитью отрезы тканей себе на платья.

— Что ты себе позволяешь? — спросил Лань И Чэнь, когда гости отбыли с положительным ответом после приёма.

Слуги, убиравшие со столов посуду и остатки еды, тут же оставили своё занятие и поспешили покинуть Персиковый Зал дворца, где было принято принимать гостей в это время года. Лучи закатного солнца в это время окрашивали нежными цветами всё убранство и росписи стен, покрытых цветочным узором.

— Позволяю что? — Лань Юэ стояла у окна, наблюдая, как солнце погружается в облака и скоро совсем скроется.

Весь вечер она сохраняла приветливое выражение лица, была вежлива и обходительна, излучала саму скромность.

— Не увиливай, ты прекрасно понимаешь, о чём я, — Лань И Чэнь устало вздохнул и потёр виски. В последнее время его всё чаще преследовали головные боли. — Если бы не договорённости, то, как ты обошлась с дарами, могли бы счесть оскорблением!

— Я же приняла их, — спокойно ответила Лань Юэ, — а дальше моё право распоряжаться собственным имуществом, не так ли? Какая разница, если это никак не повлияет на свадьбу. Вы ведь всё давно решили за меня.

— Устраивать твою судьбу моя прямая обязанность.

Лань Юэ резко обернулась:

— А моя обязанность выражать покорность и послушание.

Что-то в прежде всегда спокойном и почтительном голосе неуловимо изменилось. И этот взгляд…

— Вся в мать, — не выдержал Лань И Чэнь.

Жесты, выражение лица, голос Лань Юэ — всё напоминало о ней. О той, что когда-то его отвергла.

Лань Юэ показалось, что ей послышалось. Неужели Лань И Чэнь всё это время лгал?

— Вы же говорили, что не знали моих родителей!

— Я не хочу говорить об этом, — отрезал Лань И Чэнь. — Разговор окончен, иди к себе.

— Но…

— Самое время вспомнить о послушании.

Давая понять, что ничего пояснять не намерен, Лань И Чэнь щёлкнул пальцами, и в Персиковом Зале появились девушки служанки. Они молча поклонились в ожидании указаний.

— Госпожа Лань устала, проводите её в покои.

Поняв, что продолжать разговор совершенно бессмысленно, Лань Юэ молча поклонилась и вышла из зала в сопровождении своей свиты. Как была бы хороша эта ночь, если бы подарила спокойный сон после всего, что произошло в последние дни!

Много времени прошло или мало? Несколько раз солнце сменяло на небе луну, но Цзяо Ян сразу потерял им счёт. Холодные каменные стены давили, сжимались вокруг него, как чьи-то огромные уродливые руки, которые будто вцепились в крылья вольного орла, мешая взлететь.

Каждый раз, когда полоска света сквозь узкое окно становилась особенно нестерпимо яркой, приходили двое охранников и приносили миску пресной еды. Сначала Цзяо Ян метался по клетке, как дикий зверь, оскорбляя охрану. Первую миску он даже бросил в одного из них, но охранник не среагировал и клетку не открыл, просто оставив его без обеда. Больше Цзяо Ян не допускал таких ошибок и покорно давился безвкусной гадостью, ему нужны были силы, когда представится шанс убежать.

Постепенно ярость иссякла, уступив место холодной ненависти. Цзяо Ян начал изучать стены клетки, надеясь найти рычаг или потайной ход. Но всё было тщетно. Он выучил каждую трещинку, каждый выступ, каждый камень наизусть.

Через окно можно было рассмотреть полноводную реку под скалами. Она текла свободно и величественно, блестя под ярким солнцем. Вода пенилась и шумела, перекатываясь через камни, словно смеясь над его беспомощностью. Смотреть на этот широкий простор, который сейчас сделался почти что олицетворением свободы, было невыносимо, но Цзяо Ян время от времени подвергал себя этой пытке. Просто, чтобы не забыть, кто он. Не первая и не последняя тюрьма в его жизни — он выбирался из каждой, выберется и отсюда. И тогда, подобно той самой реке, сметёт любого, кто осмелился так над ним издеваться.

В какой-то момент Цзяо Ян понял, что клетка здесь всего одна. Рядом не было других заключённых. Что ж, пожалуй, это неплохой повод для гордости — его выделили, посчитав особенно опасным. Или особенно ценным. И в то же время, это же самое обстоятельство заставляло его чувствовать себя ещё более скованным и забытым.

Однажды охранник пришёл один. Цзяо Ян сердито взял миску и начал есть, не скрывая своего отвращения. Ожидая, пока он закончит, охранник, которому явно было скучно, решил заговорить: