— Госпожа… Моя милосердная госпожа, я не сумел их уберечь… Я не мог остановить их, но уберечь должен был! — на глазах молодого мужчины выступили слёзы, и в груди похолодело, отчего я не сумела сделать следующий вдох. — Никто не понял, что произошло. Асы накинулись на нас, пылая от гнева, стащили господ с коней и повязали. Мы с Ульфом сделали всё, чтобы их защитить, но противники превосходили нас числом. Ульф пал от неудачного удара Тюра. Меня намеревались связать тоже, но я извернулся и всадил кинжал в плечо Фрейра, так и сумел добраться к Вам. О боги-покровители, это никак не сулит мне добра, — дрожащие бледные губы усмехнулись, и с уголка потекла алая дорожка. Хельга, стиснув зубы, останавливала кровь, перетягивала раны. Варди, казалось, не замечал её, не сводя с меня глаз. Он поднял трясущуюся руку — ту, что ещё подчинялась ему — и нащупал моё запястье, сжал, что было силы, но я почти не ощутила прикосновения. Слуга слабел. Собравшись с мыслями, он продолжал:
— Боги увезли Нарви и Вали в Мидгард, госпожа. Я слышал их глухие переговоры: они отправляются к реке, на которой жил колдун Хрейдмар, к той самой, где Всеотец и повелитель погубили его сына-оборотня Отра… Это… Это злое место, госпожа. Быть беде… Если Вы не вмешаетесь, быть беде, — воин поперхнулся и закашлялся, на губах проступила кровь. Я аккуратно приподняла слугу за плечи, чтобы позволить отдышаться. Руки немели под поджарым, удивительно тяжёлым телом, но я не обращала на них ни малейшего внимания. Сердце билось безумной птицей. — Простите меня, госпожа… Я сделал, что мог, но этого оказалось недостаточно. Я умоляю Вас, простите меня за всё… Ведь я так… — голос Варди становился тише и тише, после чего, наконец, оборвался. Блестящие от слёз глаза дрогнули в последний раз и замерли, губы остались раскрытыми. Хельга в отчаянии заломила руки. Стражник скончался.
Спускаясь в Мидгард в сопровождении Хакана и двух отобранных им воинов, я много думала о том, что же бедный молодой человек не успел мне сказать. Конечно, я его простила. Простила бы вне зависимости от столь печального конца. Сколько я знала воина, Варди самозабвенно служил Локи, мне, Нарви, а затем и Вали. Не найдя снисхождения у своего отца, он обрёл утешение в обществе братьев, пусть и не осознавал кровной связи ни с тем, ни с другими. И отдал жизнь за них, как и полагается честному слуге, доблестному воину и любящему брату. Я опасалась рождавшего болезненные уколы ревности сходства с Локи и не доверяла Варди, хотя он заслуживал моего доверия и благосклонности больше всех остальных. Смелый отчаянный мальчишка… Было уже поздно горевать о нём.
Помню, мы скакали во весь опор, с грохотом раскидывая в стороны песок и мелкие камешки, а я ничего не слышала за оглушительным биением взволнованного любящего сердца. Могли ли асы и ваны так обезуметь от ненависти, чтобы излить гнев за проступки отца на его невинных сыновей? Нет, Всеотец никогда подобного не допустит. Должно быть, это просто страшное недопонимание, роковая ошибка. Я обращусь к отцу ратей и объясню ему, что Нарви и Вали не могут быть в чём-либо повинны, поскольку всё это время находились в золотом чертоге под моим присмотром и не встречались со своим противоречивым повелителем.
«Но что, — снова вопрошало чуткое материнское сердце, — если они нашли бога обмана во время твоей болезни? Что, если уже успели провиниться под влиянием каверзного аса? Как ты сумеешь защитить их?..» Нет, я в это не верила. Это было решительно невозможно, Нарви не позволил бы подобному случиться и огородил бы младшего брата от соблазна. Он благоразумен, рассудителен, милосерден. Он может ускакать из пламенного дворца, не спросив разрешения, чтобы отыскать отца и утешить мать, но он ни за что не согласится на поступок, противный его совести и чести. В нём течёт моя кровь, живёт моё чувство справедливости. Он не поддастся пагубному искушению и убережёт своего горячего спутника. Асами движет не более чем подозрение, и я сумею развеять их сомнения перед лицом Одина и собрания верховных богов.
Наивная легковерная Сигюн! Как же я заблуждалась! Ведь я и правда верила, что ослеплённые яростью и местью обитатели Асгарда дадут мне слово, прислушаются к гласу рассудка. Думала, что справедливый Один опомнится, рассудит, кто виноват, а кто невинен, хотя не раз уже мне доводилось становиться жертвой его несправедливости и безразличия. Но я лишь подгоняла коня, склонившись к тёмной гриве, полная нетерпения и бесхитростных надежд! Я так спешила, что скалы и сосны пролетали мимо, сливаясь в единый серый поток, что сильный встречный ветер то и дело норовил выкинуть меня из седла, что резкие удары воздуха в лицо рождали слёзы на уголках глаз. Как я торопилась! Но, несмотря на все мои старания, на всё моё рвение и упорство, судьба жестоко посмеялась надо мной. Я опоздала.
Когда на спуске с пригорка перед нами, наконец, открылась широкая бурная река и противоположный берег, глазам явилась страшная картина, заставившая сжаться моё глупое доверчивое сердце. Окружение асов, ванов и их слуг смыкалось вокруг загнанного в ловушку бога огня. Очевидно, упрямец-Локи не сдавался долгое время, потому что одежды стали тёмными от крови и пота, а противники, хоть и взяли его в кольцо, словно загнанного зверя, не решались подойти ближе. У некоторых из них обгорели волосы и бороды, были обожжены лицо и руки. Все они присутствовали при пленении двуликого бога: Один и Тор, Тюр и Хеймдалль, раненый Фрейр и Хермод, а также множество прочих лиц, прежде знакомых и близких.
Я уже собиралась отдать Хакану и его спутникам приказ броситься на помощь лукавому асу, когда небосвод разорвал оглушительный раскат грома, и Всеотец поднял вверх руку, привлекая внимание асов и призывая к тишине. Надежда в последний раз всколыхнулась в моей доверчивой душе. Даже Локи остановился, хотя ещё мгновение назад огненная волна сбила с ног с десяток слуг, брошенных на него. Я взглянула на мужа. Бледный, ослабленный, но обезумевший от злости, он тяжело дышал. Глаза горели яростным огнём, рыжие волосы извивались на ветру, точно медные змеи, красивое лицо перекосило от гнева и боли. Он был ранен и не раз: я угадывала это по тёмным подтёкам крови на простой светлой рубашке, по скованным движениям и резким отрывистым жестам. Один между тем подал знак, и толпа расступилась.
Я с ужасом наблюдала за тем, как к ногам отца ратей бросили моих сыновей — связанных и истощённых. Стоило мне увидеть их, как самообладание отказало, и приказ сам сорвался с губ. Взмыленные лошади кинулись к реке, подгоняемые пятками наездников. Забыв обо всём, я не сводила глаз с Нарви и Вали. Они стояли на коленях с руками, крепко связанными за спиной, но не опускали головы, не отводили глаз, сверкавших ненавистью и негодованием. Мы мчались к ним, но быстрая пенящаяся река разделяла нас, и на поиски брода ушло слишком много драгоценного времени. Губы Одина шевелились, но ветер уносил слова прочь, а грохот воды перекрывал их отголоски. Однако сердце матери разгадало подлый замысел. Коварный верховный бог использовал слабое место бога лукавства против своего побратима. По его приказу верные слуги схватили юношей за волосы, отвели головы назад, открывая шею. Приставили к горлу каждого клинок…
Когда мы оказались на той стороне, всё было кончено. Не желая подвергать опасности жизнь сыновей, Локи смирился, опустил руки, склонил голову, но не сводил зорких глаз с Нарви и Вали. Пожар, полыхавший вокруг асов и ванов, утих, опал, но не погас совсем. Тор и Хеймдалль подскочили к богу огня с двух разных сторон, скрутили руки за спиной, точной подсечкой заставили упасть на колени. Я вскрикнула, но голос мой потерялся в шуме воды и ветра, в криках и гуле присутствовавших. Хакан и его соратники собирались кинуться вперёд, но я остановила воинов быстрым жестом: судьба всех трёх любимых мной асов находилась в руках врагов, напасть на них было бы неоправданной угрозой для жизни повелителя и наших сыновей. Нам оставалось только наблюдать и выжидать.
— Я выполнил твоё требование, владыка Асгарда, — всё ещё тяжело дыша, вымолвил Локи, не опуская головы и не сводя внимательного цепкого взгляда с лица собеседника. Хеймдалль и Тор выворачивали ему руки, однако гордый ас даже не поморщился. — Теперь отпусти моих сыновей. Это дело касается старших асов.
