Пламя погребального костра разгоралось и разгоралось, множась снопами искр, точно звёздами на небе. Драккар отплывал и уменьшался в дали вод и скоро достиг горизонта. Языки огня пылали так, что взмывали к самому небосклону, их алые отблески разлились по неспокойной поверхности воды, вздрагивая и сливаясь, отчего казалось, что оранжевое зарево охватило и море, и небо. Неосознанным движением прижав к себе сыновей, я прощалась с родителями, расставалась со своей первой семьёй — на сей раз уже по-настоящему. Глаза щипали от слёз, а они не унимались, щекотали нос и щёки. Лицо горело. Руки дрожали. Душа замирала. Выдохи становились всё длинней, а вдохи всё короче.

Боги Асгарда с грустью провожали горящую ладью взглядами до тех самых пор, пока волны ни поглотили маленький пылающий огонёк у горизонта. Последняя яркая искра вспыхнула и погасла. Казалось, весь мир, скорбя по Бальдру, погрузился во мрак. Тосковали и грустили асы и ваны, предчувствуя конец всего сущего. Плакала безутешная Фригг — несчастная мать, потерявшая своё любимое дитя. Я с печалью и сочувствием глядела на сломленную госпожу. Разве может быть что-то в мире страшнее этого? О милостивое провидение, не дай мне пережить своих сыновей! Однако матерь асов не сдавалась, вселяя в меня восхищение и трепет: она собрала вокруг себя всех асов и ванов и, утирая слёзы, спросила, не осмелится ли кто-нибудь среди них спуститься в мрачный мир Хель и предложить его владычице выкуп за Бальдра.

Я слушала её с замиранием сердца, и речи госпожи разрывали меня противоречиями. С одной стороны, сердце дрогнуло и встрепенулось при мысли, что ещё не всё потеряно, что остаётся надежда вновь увидеть родителей, ощутить их нежные руки на своём лице, прижаться к груди! С другой — я помнила, какой Аста вернулась из Хельхейма, помнила в таких подробностях, что страшный образ снова и снова приходил ко мне в ночных кошмарах. Меньше всего мне хотелось бы увидеть Бальдра и Нанну такими — измученными, ушедшими, тусклыми. Другими…

— Это возможно? — я обернулась к Локи, отпустив от себя сыновей.

— Возможно, — согласился бог огня, глядя на меня спокойным пристальным взором. — Однако ты помнишь, чем это может закончиться, не так ли? — я не нашлась, что ему ответить, лишь рассеянно кивнула и прикрыла глаза, изнывавшие от усталости. Я чувствовала себя опустошённой, изнурённой и после всего пережитого едва держалась на ногах. Чуткий бог обмана увёз меня в золотой чертог. Сыновья, обеспокоенные моим состоянием, не стали возвращаться в свои владения, а последовали за нами. И, ведомая нежданным скорбным поводом, вся семья наконец-то собралась под сводами пламенного дворца. Мы провели вместе остаток дня, и общество любимых асов сглаживало моё одиночество, утешало печаль, умаляло потерю.

А на следующий день Хермод — один из самых юных асов, младший сын Всеотца — пустился в путь, ведомый просьбой Фригг. Исполненный надеждами Один одолжил богу проворности своего восьминого жеребца Слейпнира, скакавшего и по земле, и по небу, после чего юный ас покинул родной дом. Хермод пропадал множество долгих дней, сложившихся в месяц, и Асгард замер в унынии и подавленном молчании. Не гремели пиры, не смеялись дети на улицах, не шелестела трава и листва деревьев. Я не снимала траур, находя утешение в кругу семьи, в объятиях любимых мужчин. Наконец, быстроногий ас вернулся в Асгард и принёс добрую весть: хотя Хель посмеялась над его предложением о выкупе жизни брата золотом, ибо богатств в её царстве было не меньше, чем в крепости асов, владычица умерших согласилась отпустить Бальдра, если весь мир будет скорбеть и плакать по доброму богу весны.

Я слушала речи Хермода с замиранием сердца и корила себя за то, что не разделяю радость, охватившую асов и ванов. Я понимала, что служило тому причиной, но не могла себя оправдать. Видимо, я одна из немногих знала, что никто не возвращается из владений смерти прежним, а оттого не испытывала ни восторга, ни облегчения. Я глядела на бога обмана и разделяла его серьёзный и озабоченный взгляд. Никто не имел права нарушить заведённый природой и самой жизнью порядок, пойти наперекор судьбе. Мы с ним однажды уже убедились в этом. И хотя не проходило ни дня, чтобы я не скучала и не тосковала по своим светлым благожелательным родителям, я понимала, что их возвращение никому не принесёт добра, а только накликает на асов гнев тех зловещих враждебных сил, что уже много месяцев собирались над Асгардом.

Поразмыслив, я решила не вмешиваться в планы провидения. Я не могла воспрепятствовать асам в их желании вернуть ласкового бога света, да и что стоило бы моё слово против слова величайшей из богинь?.. Даже если бы я постаралась разубедить её, разве прислушалась бы убитая горем мать к моим доводам, когда существовала хоть малейшая возможность вернуть любимого сына? Разумеется, нет. И я, верно, на её месте поступила бы точно так же. Асы и ваны собрались у порога Вальхаллы и договорились разойтись во все концы света, обойти весь мир и, убедившись, что все тоскуют и плачут по Бальдру, принести Хель эту весть и вернуть моего отца домой. Простившись со мной, Локи отправился вместе с ними, сославшись на то, что хочет первым узнать, чем же всё разрешится. Я провожала супруга улыбкой, ясно осознавая, что вовсе не любопытство движет хитроумным богом лукавства. Однако я не стала расспрашивать или останавливать его, раз уж решила довериться судьбе.

Нетрудно догадаться, что боги Асгарда вернулись ни с чем — понурые и злые. Весь мир оплакивал Бальдра: плакали звери на земле и птицы в высоте небес, плакали рыбы, плававшие в воде, плакали медовой росой листья, травинки и лепестки цветов, плакали, истекая полупрозрачным соком, деревья и кусты, плакали камни, покрываясь по утру холодными капельками испарений, плакала и сама земля, не согретая дыханием бога весны. Но этого оказалось недостаточно. В далёких горах Йотунхейма Хермод повстречал дряхлую старуху-великаншу по имени Тёкк, которая и не слышала о светлом Бальдре, а потому не собиралась и оплакивать его. Чем больше быстрый бог уговаривал и убеждал её, тем упрямее и злее становилась старая карга, а вконец рассорившись с сыном Одина, обернулась большой чёрной вороной и вылетела из своей пещеры.

Долго кружила Тёкк в обличье вороны над Йотунхеймом, каркая: «Пусть Хель хррранит то, что имеет! Пусть Хель хррранит…», и всему краю великанов стало ясно, что не все в мире скорбят по Бальдру. Злополучная весть разнеслась по другим мирам с необычайной быстротой, а Хермод, свесив голову, вынужден был вернуться в крепость асов ни с чем. В страшное волнение и гнев пришли асы, выслушав его рассказ, и много месяцев после этого Тор искал злобную каргу Тёкк, чтобы расправиться с ней из мести за брата, да так и не нашёл. Старуха словно сквозь землю провалилась. Однако это ничего не меняло: не с чем было асам вернуться в мир Хель, и светлый Бальдр так и остался пленником богини смерти. Я утешала себя рассказами бога проворства, видевшего старшего брата во владениях дочери Локи: Бальдр и Нанна сидели за одним столом с повелительницей умерших, на почётном месте по правую руку от неё, словно желанные гости. Я надеялась, что там, в Хельхейме, несчастная чета обрела покой…

* * *

Миновал год со смерти отца, и я, наконец, смогла улыбаться. Время излечивало печаль, выветривало из памяти дурные воспоминания. Траур был снят, однако Асгард уже никогда не стал бы прежним без улыбчивого и благожелательного властелина Мирных кущ. Печаль и страх закрались в сердца асов и ванов, как в те дни, когда по моей родине, словно хозяйка, разгуливала Гулльвейг. Ненавистная колдунья снова держала своё слово: мы больше не встречались и не говорили, ни лицом к лицу, ни во снах, однако её присутствие ощущалось повсеместно. Та разрушительная сила, о которой она рассказывала мне, нависала над Асгардом, точно меч над головой того, кому уже не ждать пощады. И не я одна ощущала её: и асы, и ваны ходили хмурые, задумчивые, а Один только и думал о том, как бы ему расширить и усилить своё воинство эйнхериев.