— Вы уверены, госпожа? — обеспокоенно переспросил преданный стражник. Его побледневшее лицо склонилось надо мной, такое красивое и такое несчастное. Бедный юноша, бедный пленник чужих чар! Он, конечно, не слышал голоса Гулльвейг, призвавшего меня к себе, не ощущал чужого присутствия. Он оказался жертвой своих светлых чувств и чужой беды, был околдован околдованной госпожой. — Может, позвать лекаря?
— Не нужно. Немного закружилась голова и только. Подышу свежим воздухом, и всё пройдёт, — я слышала свой тихий голос и не узнавала его. Я будто разделилась надвое: одна говорила и служила Гулльвейг, вторая всё видела и ужасалась, но ничего не могла поделать, не способна была сломить сильное колдовство. Я поднялась на ноги и подала несчастному влюблённому юноше руку, улыбнулась ласково и многообещающе, как не смела и не должна была. Эйнар почтительно поклонился и пропустил меня вперёд. Он как будто ощутил нечто тревожное, подозрительное, и доброе лицо его помрачнело, но молодой человек не смел ослушаться. Мы вышли в сад. Едва слышный сладкий голос Гулльвейг звал меня, растекаясь, словно ядовитый мёд. Он звучал будто со всех сторон сразу, и на миг я растерялась, не зная, что мне делать и куда идти.
— Этой ночью в саду повелителя вырос золотой цветок, по красоте которому нет и не может быть равных, — вдруг вполголоса поведал Эйнар, нерешительно ко мне приблизившись, но всё ещё оставаясь на почтительном расстоянии. Он колебался. По глазам было видно, как яро борются в нём преданность своему господину и непокорное страстное чувство. — Точно как и Вам, госпожа Сигюн. Вы одна достойны его… — голос стражника затих, и он указал мне направление ладонью. Плавно кивнув, я осторожно углубилась в тенистую тишину сада. Там в полутьме, укрытый пышной зеленью, сокрылся заколдованный цветок, к которому наивный юноша привёл меня.
Я взглянула на него и снова как наяву увидела её глаза, безраздельно мной повелевавшие, её хищную улыбку, больше похожую на звериный оскал, ощутила прикосновения ледяных кончиков пальцев на своих горящих щеках. Она была где-то рядом, манила и звала… Моя госпожа. Я сделала шаг к золотому цветку и опять разглядела пещеру, и костёр, и верных спутниц великанши, и ребёнка с глазами из чистого льда. На следующем шаге всё исчезло, и явился грот, полный золота и драгоценных камней, в глубинах его сидел уродливый карлик-цверг, улыбаясь безумно и жадно и перекатывая между короткими неловкими пальцами дивное золотое кольцо. Было холодно и сыро, где-то неподалёку грохотала вода. На другом шаге мерзкого уродца поглотила тьма. А затем, когда я опускалась на колени у чудесного драгоценного растения, её рассекло и развеяло яркое алое пламя, на мгновение ослепившее меня.
Я замерла. Огонь выжег всё, не оставив ничего, кроме горсти пепла и трепещущего в центре сердца. Я содрогнулась от страха и отвращения внутри себя, но тело не слушалось меня. Я протянула руки к цветку, пульсировавшему и звавшему меня к себе, когда сзади послышался какой-то шум и как будто шаги. Однако мне это было безразлично. Чем ближе мои ладони были к волшебным лепесткам, покачивавшимся на ветру и шептавшим моё имя, тем яснее становилось видение. Я уже могла разглядеть: кто-то приближался к несгоревшему сердцу, его длинная тень была всё ближе. Тёмный силуэт опустился на колени, протянул руки и…
— Сигюн! — кто-то грубо рванул меня назад в тот миг, когда кончики пальцев почти коснулись зловещего золотого цветка. Я сдавленно простонала и попыталась вырваться из сильных рук, отделявших меня от сладостного наваждения. — Сигюн, приди в себя! — этот тон… Решительный, строгий, настойчивый… Почему он был мне так знаком? Почему такую власть надо мной имели светлые на солнце взволнованные карие глаза? Почему я переставала бороться за право первой прикоснуться к дивному цветку, когда они были рядом?.. Локи больно сжал тонкими пальцами подбородок, впиваясь в кожу ногтями и заставляя меня вскрикнуть и зажмуриться. — Смотри мне в глаза, Сигюн! Ты слышишь? Борись с наваждением! Смотри мне в глаза, когда я тебе говорю! — голос мужа звучал где-то далеко, подобно Эйнару. Перед глазами переливались яркие слепящие пятна, вспышки, не дававшие ничего разглядеть. Я теряла нить реальности.
Звонкая пощёчина снова вырвала меня из страшного морока. Вторая заставила видение окончательно рассеяться и исчезнуть. Змеиный шёпот Гулльвейг затих. Третья вынудила меня широко распахнуть глаза и вздохнуть полной грудью, будто всё это время я медленно тонула, задыхалась, и сама не понимала этого. В зрачок ударил яркий солнечный свет, больно резанув по глазам и заставив меня часто заморгать. Я поморщилась от резкой головной боли, пронзившей меня вместе с лучами Соль, но пальцы бога огня вновь притянули лицо к нему, жёстко заставили распахнуть ресницы.
— Золотые искры в глазах, — поражённо прошептал Локи и нахмурился. — Гулльвейг… — добавил ещё тише. Только я одна могла расслышать это страшное имя. Самообладание медленно возвращалось ко мне, я вспомнила, кто я такая, кто предстал передо мной. Я лежала в высокой изумрудной траве, двуликий бог сидел подле меня и бережно держал за плечи. Рядом, сжавшись и покорно склонившись, замер Эйнар. За нашими спинами нарастали гул и суета, должно быть, поднятый шум привлёк много любопытных глаз. Голова кружилась, сердце билось слишком часто, чтобы я могла подняться на ноги самостоятельно. Я перевела испуганный взгляд на супруга. Щёки горели от довольно сильных пощёчин, но больше — от стыда. — Уходят. Ты понимаешь, где находишься, Сигюн?
— Да, повелитель, — едва слышно ответила я и закашлялась. В горле пересохло, голос не подчинялся мне в полной мере. Локи велел подоспевшим служанкам принести воды. — Что произошло? Как я оказалась здесь?.. — голова раскалывалась, и я устало сжала лоб похолодевшей ладонью. Морок медленно рассеивался, я забывала увиденное и вспоминала начало своего дня. Мне приснился кошмар, и я спустилась вниз с Эйнаром. Затем вышла в сад, хотя вовсе не собиралась. А потом всё, как в тумане. Повинуясь смутному тревожному чувству, я попыталась выглянуть из-за плеча бога огня, чтобы увидеть… Что я только что видела? Однако Локи, быстро угадав мой порыв, отклонился вместе со мной, ограждая меня от опасности. Его руки ласково коснулись моего лица.
— Незачем тебе это вспоминать, — уверенно произнёс он и дал мне напиться, помог сесть. Я не стала спорить. Возможно, я и правда не хотела помнить нечто страшное, непонятное, злое, нашедшее на меня этим утром. Я постепенно приходила в себя и вскоре сумела подняться на ноги, опершись на надёжное плечо супруга. Локи отпустил слуг, и все они нехотя разошлись, не желая попасть под гнев повелителя. — А ты останься, — коротко холодно бросил он Эйнару, также незаметно попятившемуся назад. Что-то такое прозвучало в ледяном голосе двуликого бога, что я испугалась и схватила его ладонь, словно тотчас он мог сорваться со своего места и растерзать несчастного.
Повелитель искоса взглянул на меня, но высвобождаться не стал, только сжал пальцы свободной руки, и золотой цветок, больше походивший на бесконечно тонкую работу искусного кузнеца, нежели на живое растение, вспыхнул огнём. Очнувшись от чар чужой воли, я могла смотреть на него без содрогания и слабости. Цветок не горел, а таял, плавился и капал, точно свечной воск. Неужели и правда он был рождён не землёй, а чистым золотом? Локи терпеливо собирал свою силу воедино, пока и крупицы проклятого цветка не осталось на земле, а только круг выжженной травы. Казалось, это требовало от него особого усилия и сосредоточения. Мне это показалось странным, ведь всегда пламенный ас управлялся со своей стихией играючи.
— Значит, ты один был при госпоже, — вкрадчиво начал Локи, повернувшись к Эйнару. Стражник слегка кивнул и склонился. Лицо его побелело, точно он уже видел свою смерть. В голосе повелителя, впрочем, звучала такая сталь, что несложно было предугадать исход несчастного юноши. Бог огня сделал шаг к собеседнику, я вынуждена была отпустить его и остаться за плечом. Обманчиво спокойный тон его заставлял меня мелко дрожать — за многие дни, проведённые подле вспыльчивого аса, я научилась различать малейшую перемену в его голосе, самый неуловимый блеск глаз, незаметное движение лица. Это было так важно, потому что невнимательность и неосмотрительность в золотом чертоге могли стоить жизни. Даже госпоже, не то что рабу. — Ни служанок, ни ближайшей свиты, нет даже второго стражника. Как же так получилось?
