Без весёлой и бойкой рыжеволосой служанки золотой чертог опустел. Нигде не раздавался её заразительный смех, больше не слышался живой и задорный голос. И без того тихая и скромная Ида в скорбном молчании переживала свою потерю и печаль. Мы не говорили об Асте: я не смела упоминать имя погибшей служанки вслух, а Ида, должно быть, не хотела огорчать меня. По крайней мере, я тешила себя такой надеждой. Я боялась узнать, что сдержанная девушка винит меня в смерти подруги, как винила себя я сама. У меня было время, чтобы обдумать своё поведение и отдаться угрызениям совести, пока я лежала в постели под неусыпным присмотром Хельги, пока мучительно медленно выздоравливала. Прошло немало дней, прежде чем я набралась сил, чтобы принимать посетителей и вести непринуждённые беседы, будто ничего и не было.
Все эти дни я не видела Локи, однако его присутствие таинственным образом ощущалось. Мне казалось, что иногда сквозь сон я чувствовала знакомые прикосновения на своём лице, а тёплый ветерок приносил запах его тела и волос. Несмотря ни на что, я тосковала по нему. По тем счастливым минутам, которые я провела подле него, когда он ещё был лучшим из асов в моих глазах. Я скучала и корила себя за это. Он нанёс мне непростительное оскорбление, причинил беспощадную боль, и, несмотря на всё, я любила мужа. Любила той преданной одержимой любовью, которую и огнём не выжечь из моего глупого доверчивого сердца. В отсутствие предавшего меня супруга я утешалась обществом сына, так на него похожего.
Нарви перенял лучшие качества своего отца: он был остроумен, находчив, обходителен, проницателен и умён. От меня (хотелось бы верить) сын унаследовал сдержанность и спокойствие, благодушие и понимание, а также чувство справедливости, каким я была наделена в прежние времена. В нём давно уже пробудилась огненная сила отца, однако я всё чаще обращала внимание, что юноша прибегает к ней лишь в редкие моменты особенной надобности, словно опасается её. Локи, несомненно, научил наследника обращаться с ней, пусть не так непринуждённо и играючи, как сам, но, тем не менее, очень искусно и умело, однако я просматривала в сыне созидательное начало. Разрушительная природная сила огня пугала и настораживала его, так что разумный господин обращался к ней с крайней осторожностью. И точно так же любящий сын обращался с ослабевшей матерью. Нарви никогда не говорил при мне ни о Локи, ни об Асте, ни о произошедшем, а только выражал беспокойство и просил меня позаботиться о себе и ребёнке — его долгожданном брате или сестре. Я была благодарна ему за чуткость и понимание.
Когда я почувствовала себя увереннее и смогла встать с постели, привести себя в надлежащий вид и прогуляться по веранде, дыша свежим воздухом, Хельга осмелилась привести ко мне служанку. Я запамятовала её имя, но помнила лицо девушки: она часто попадалась мне на глаза, работала с усердным рвением, но всегда оставалась в тени более решительной и напористой Рагны. Её я не видела с момента нашей размолвки, однако знала по тихим пересудам прислуги, что упрямец-Локи так и не прислушался к моим словам. Рагна молчала о случившемся, и её упорство, противоречащее дерзости, заставляло страшные подозрения закрадываться в мои мысли. Как бы я ни гневалась на оскорбившую меня нахалку, я всё же надеялась, что язык её остался на месте.
Спутница лекаря смотрела на меня внимательными и спокойными серо-голубыми глазами, такими необычайно светлыми даже для асов, что в них проглядывалась кровь альвов. Волосы у служанки были густые, пепельно-русые, заплетённые в аккуратную косу. Опрятная маленькая девушка производила приятное впечатление. Уловив мой взгляд, она улыбнулась уголками губ и учтиво поклонилась. Я поприветствовала её ответной слабой улыбкой. Дождавшись позволения, прислужница приблизилась, Хельга осталась у дверей, предоставляя нам возможность побеседовать в уединении. Спросив разрешения, дочь альвов начала докладывать обо всём, что происходило в чертоге во время моего беспамятства, отчиталась о проведённой работе, установленных порядках, поведении остальных слуг. Послушав до поры, я прервала её жестом.
— Почему ты рассказываешь мне об этом? Отчего не пришла Рагна? Или она боится увидеться со мной лицом к лицу?.. — полюбопытствовала я. Девушка позволила себе сдержанно улыбнуться, и я оценила, что она уловила и поняла иронию в моём голосе.
— Вам, должно быть, ещё неизвестно, госпожа. Повелитель выслал Рагну из своего чертога и назначил меня на её место, — служанка помолчала, и от меня не укрылся румянец на её щеках, взгляд победителя. Так смотрел и чувствовал себя тот, кто долгое время вынужден был находиться в тени предшественника, тот, чьи заслуги, наконец, оценили по достоинству. — Сказал, что Рагна Вам более не угодна, госпожа, и велел мне подчиняться лишь Вам одной. Предупредил, что, если я подведу или огорчу Вас, отправлюсь следом за изгнанницей, — не веря своим ушам, я обратила взгляд на Хельгу, не сомневаясь, что женщина слушает нас, хоть и не вмешивается в разговор. Улыбнувшись, лекарь склонила голову, едва заметно кивнула.
— Как тебя зовут? — спросила я, чтобы чем-то занять затянувшееся безмолвие и скрыть охватившее меня смятение. Сердце ликовало, наполняя грудь беспричинной радостью. Стало быть, он одумался, сделал первый шаг к примирению, возможно, даже раскаивался в содеянном! Здравомыслие немного остудило мой пыл, уняло неровное и скорое биение сердца: я не должна была расслабляться и доверять переменчивому повелителю, особенно зная, что ему ничего не стоит предать и опозорить меня вновь.
— Мия, госпожа, — кроткая улыбка снова озарила приятное, но непритязательное лицо служанки. Кивнув, я выслушала всё, о чём она хотела поведать мне, внимательно присматриваясь к новой помощнице. Эта маленькая хрупкая молодая женщина показалась мне очень предприимчивой, разумной и рассудительной — наделённой качествами, заслуживающими доверия и поощрения. Я сомневалась, как отнесутся к ней многочисленные слуги пламенных палат, некоторые из которых отличались своенравием, особенно в отсутствие твёрдой руки. Рагна несколько лет правила чертогом бога огня, отступив лишь перед госпожой и хозяйкой. И то, как выяснилось, не до конца искренне. Теперь Мие предстояло взять власть в свои руки.
— Ты поднимешься, если со всей ответственностью и усердием станешь относиться к возложенным на тебя обязанностям, — глядя в красивые глаза прислужницы, заключила я. Она захлопала светлыми ресницами от волнения, наклонила голову в знак повиновения. — Я скажу тебе, отчего Рагна отправилась в изгнание. Она проявила своеволие и дерзость, смела лгать и скрывать от меня свои дела и замыслы. Не повторяй чужих ошибок, Мия. Я требую от тебя, как и ото всех остальных во дворце, лишь верности. Обо всём важном или подозрительном, происходящем внутри и вне чертога будешь докладывать мне. По любым вопросам советоваться со мной, в каждом спорном деле спрашивать моего дозволения. Тебе ясно? — девушка кивнула, приняла протянутую руку, коснулась тыльной стороны ладони лбом, затем отошла. — Ступай. Будешь помнить мой завет, не узнаешь никаких бед в золотых палатах.
Мия поклонилась и покинула покои. Плохо скрытое торжество сияло на её правильном личике. Я усмехнулась и подозвала к себе Хельгу. Ещё некоторое время после тщательного осмотра, который ответственная лекарь взяла за ежедневное правило, мы провели за беседой. Я уважала мудрую женщину за то, что она никогда не принимала чью-то одну сторону и избегала всяческой категоричности. Хельга внимательно наблюдала и размышляла, пыталась понять, что же движет господами или подчинёнными. В нашей затянувшейся ссоре с Локи она сохраняла почтительные и благожелательные отношения, как с госпожой, так и с господином. Она убеждала меня смягчиться и не огорчать ни себя, ни повелителя, и я не сомневалась, что точно такие же воспитательные беседы женщина проводила и с ним, если выпадала возможность.
Нас разлучил Локи, явившийся в мои покои под вечер. Я встречала его, сидя на подушках у камина. Как ни странно, я продрогла. Дитя под сердцем больше не истощало, но и не согревало меня, и я опасалась, что оно ослабело вместе со мной, едва не погибнув один раз за другим. Я обратила к повелителю лицо, однако не смотрела в глаза, а куда-то сквозь него с выражением совершеннейшего безразличия. Статный ас был спокоен, собран, только лицо побледнело и осунулось с момента нашей последней встречи, словно на него обрушились долгие ночи мучительных переживаний. Он вздохнул, прошёлся по опочивальне, точно пытался собраться с мыслями, силясь начать разговор. Я не торопила, молчала, с подчёркнутым интересом рассматривая уютное алое пламя, теплившееся в камине. Однообразный плавный танец огня успокаивал.
