Я возвращалась в свои покои, как околдованная, не помня себя, не разбирая дороги. Шла медленно, пронзённая болью, держась то за стены, то за заграждения. Дрожащей рукой придерживала живот, раскаиваясь в том, что излила свою ненависть на невинное дитя, когда стоило бы обратить её на того, кто на самом деле заслуживал быть ненавидимым. Душевная боль ослепляла, а телесная — пробуждала ярость, волнами окатывающую всю меня, отчего я не способна была мыслить здраво, успокоиться и решить, что же я намереваюсь делать дальше. Вместо этого я схватила за плечи одного из стражников, приставленных к моим покоям, и разбудила его, рванув в сторону, чтобы на ком-то сорвать свой гнев, в самых жестоких интонациях отчитала их обоих. Затем велела пристыженным слугам привести ко мне Рагну, да как можно скорее. Едва я договорила, обоих и след простыл.

К тому моменту, когда в мои покои под руки втащили испуганную заспанную служанку, точно на казнь, я сумела взять себя в руки, стёрла слёзы с лица и оставалась холодна, как лёд. В отражении я видела суровое и ожесточённое лицо Скади, но никак не своё. Вот что случалось с женщиной, когда у неё отнимали то, что она любила. Повинуясь пренебрежительному жесту, стражники оставили нас одних, затворили двери. Я прошлась по опочивальне, приблизилась к растерянной девушке, долго смотрела в её непонимающие глаза. Она не выдержала первой.

— Г-госпожа?.. — пролепетала Рагна, растеряв всю свою былую уверенность. Я всё так же глядела на неё, а руки сжимались в кулаки от негодования. Тем не менее, я не спешила в чём-либо обвинить её, основываясь только на своих догадках и подозрениях. Справедливая госпожа так не поступает. Должен же хоть кто-то в золотом чертоге оставаться справедливым и избегать подлых решений?..

— Кому ты служишь, Рагна? — тихий голос казался спокойным, равнодушным. Я старалась сделать всё, чтобы ни единая чёрточка лица не дрогнула, не выдала меня. Усилием воли я запрещала себе кусать губы, опускать взгляд, следила за дыханием, за каждым неосознанным движением. Кто бы мог знать, чего мне стоила эта деланная сдержанность!

— Повелителю, — бледную девушку била мелкая дрожь, но не теряла ясность мысли. — Затем Вам, госпожа. Затем юному господину, — служанка помолчала, пожевала губы, затем нерешительно обратила на меня взор недоверчивых светлых глаз. — Госпожа Сигюн, я не понимаю. Если я в чём-то провинилась…

— Замолкни, — собеседница осеклась, склонила голову. Некоторое время в покоях господствовало безмолвие, пока я пыталась собраться с мечущимися мыслями. Наконец, совладав с надломившимся голосом, я продолжала: — Что ты скрываешь от меня, Рагна? Что утаиваешь, пока служишь своему повелителю?..

— Госпожа, мне не дозволено иметь собственную волю и принимать решения самостоятельно. Я принадлежу повелителю и его чертогу. Выполняю приказы, которые мне отдают. Молчу, если велено молчать. Моё мнение значения не имеет, — служанка стала держаться увереннее, распрямилась, приподняла усталое лицо. Я не могла понять, говорим ли мы об одном и том же, или, может, девушка знала и о многом другом, укрытом от моих глаз в полумраке золотых палат.

— Ты приводишь любовниц к господину? — я старалась выглядеть невозмутимой, однако предательский голос дрогнул, пропал. Я усмехнулась напряжёнными сжатыми губами, силясь не заплакать снова. Больно, слишком больно было вспоминать, думать, говорить об этом. Я знала, что глаза мои блестят и выдают хозяйку. Знала, что, сколько ни старайся, эту горечь не скрыть. И всё же я держалась — держалась гордо, с достоинством.

— Это не любовницы, госпожа, — Рагна молчала долгое время, прежде чем сумела с трудом выдавить из себя эти слова. И пусть она убеждала, что не может иметь собственного мнения, но её смущённое и пристыженное лицо с проступившим на бледных щеках алым румянцем свидетельствовало об обратном. Я набрала в грудь побольше воздуха, ощущая, как отказывает мне воля, а вместе с ней и ноги. — Это служанки, наложницы, замена на время беременности. Они Вам не ровня…

— Ты что ли будешь судить, кто мне ровня?.. — вкрадчивый тон полнился подавленной злостью. Резким нервным движением я сплела пальцы, опустила на них подбородок, прикрыла глаза. Она даже не отрицала! Признавалась в этом позоре открыто, не отводя глаз! Ничуть не стыдилась своего участия в грязных интригах, проворачиваемых за моей спиной! Я стиснула зубы. — Да как ты смеешь что-то скрывать от меня, от своей госпожи?! Ты должна была первым делом явиться ко мне и обо всем доложить, получить дозволение! Любые вопросы, касающиеся хозяйства и прислуги, решаю я! Не Локи и уж тем более не ты! Кем ты себя возомнила?.. — я хотела сказать девчонке ещё много резких слов, однако боль в центре живота снова пронзила меня, вынудив тихо охнуть и согнуться, обнять талию дрожащими руками.

— Госпожа! — Рагна бросилась было ко мне, однако я отшатнулась, метнула на неё взгляд, полный непримиримой ненависти, и девушка осеклась, замерла на месте.

— Не подходи ко мне, лживая дрянь, — вполголоса выдохнула я, делая судорожный выдох. Боль не унималась, ломала меня всё сильнее. На глазах проступили слёзы, но гнев не дал им пролиться на пылающие щёки. — Лицемерка… Ведь я доверяла тебе… Впустила в круг своих приближённых… Так ты мне отплатила? — лоб горел, я ощущала, как от низа живота поднимается жар, и неизбежно слабела. Пришлось опереться о спинку деревянного кресла, чтобы не упасть. Голова кружилась, но ярость давала силы.

— Вы преувеличиваете, госпожа, — голос Рагны прозвучал, как сталь, и в нём появились резкие нотки. Губы её дрогнули и скривились от обиды, уродуя лицо. — Не надо думать, что Вы единственная входите в покои повелителя после захода солнца. Наложницы удовлетворяют ненасытное желание бога огня, когда Вы сами сделать этого не в силах. Так было последние месяцы Вашей предыдущей беременности. И ничего рокового не произошло, ничто не нарушало Вашего наивного беззаботного счастья. К чему этот надрыв теперь?.. — дерзкие насмешливые слова служанки добили меня, уничтожили. Её уничижающий голос ещё долго стоял в ушах, хотя наглая девчонка замолчала. Не знаю, откуда взялась ловкость и пыл, да только я ударила нахалку открытой ладонью по лицу с такой силой, что гулкое эхо разлилось по покоям, а крепкая девушка пошатнулась, едва не упала. Я не хотела ограничиться одной пощёчиной, но сдержалась.

— Да как ты смеешь! Забыла, кто стоит перед тобой?! Я могу тебя уничтожить. Стоит мне пожелать, и ты вылетишь из этого дворца раньше, чем успеешь попросить о прощении, — Рагна распрямилась снова. Глаза её недобро сверкнули. Однако меня не пугали выходки служанки, сколько бы она ни забылась, на что бы ни решилась. Я помнила, кто является истинной госпожой золотых чертогов. Единственной госпожой, что бы ни плели чужие злые языки. Я сумела сломить воинственную великаншу. Мне ли заробеть перед самонадеянной девчонкой?..

— Передо мной стоит одна из многих, — гадко ухмыльнувшись, произнесла Рагна и покивала головой, точно лишний раз подтверждая и одобряя свои слова. — И отныне никто в пламенном дворце не забудет об этом. Побойтесь громких слов, госпожа моя. Вас, как выяснилось, может заменить любая. Меня — даже при Вас — не сумел заменить никто.

Самообладание отказало мне. Мне показалось, ещё мгновение, и я не сдержусь, удушу негодяйку собственными руками. Напряжённые до боли пальцы тряслись и призывали меня к этому, к счастью, кровь и происхождение взяли верх. Вместо необдуманных поступков, я призвала стражу, велела вышвырнуть девчонку прочь. Рагна не сопротивлялась, молчала, но с губ её не сходила паскудная улыбка. Она сказала достаточно. Достаточно, чтобы лишить её жизни или обречь на вечное изгнание. Достаточно, чтобы сломить уязвимую госпожу. Стоило дверям захлопнуться, как силы оставили меня. Я упала на мех, чуть смягчивший удар, но всё же приложилась головой об пол. Теряя нить ускользающего сознания, я видела только одно: алое пятно, разраставшееся по светлому платью чуть ниже живота…