Меня не удивляло, что Локи и Нарви были неразлучны. Я смирилась даже с тем, что по возвращении из долгого путешествия повелитель весь день проводил вместе с сыном и только под вечер приходил ко мне. Первое время я не могла этого принять, страдала так, что заламывала руки. Я ревновала супруга к собственному сыну и, осознавая это, страшно корила себя и раскаивалась. Однако я не привыкла делить любимого аса с кем бы то ни было, пусть даже с собственной кровью. Против воли вспоминались ядовитые слова Бальдра о том, что Локи всегда будет любить себя больше, чем всех остальных. И глядя, как он возится с сыном, похожим на него, точно две капли воды, я с болезненной досадой осознавала, что отец не преувеличивал. Однако затем господин приходил в мои покои, увлекал меня в постель и… Ах, я забывала все свои горести и ревность. Теми ночами мы всегда оставались без сна: сначала исступлённо сливались в акте любви телами, затем — душами, беседуя и обсуждая успевшие произойти события до самого утра.
А из Утгарда Локи вернулся иным. Он никогда не говорил мне, в чём дело, что такого могло произойти в колдовском краю турсов, но с той поездки он замкнулся в себе, стал жёстче, злее, непримиримее. Прошёл мимо сына, бросившегося к его ногам, точно и не видел его, миновал прислугу, не удостоив выслужившихся и кивком головы, лишь на мгновение задержал на мне взгляд, а после скрылся в своих покоях и не покидал их два дня. И что-то такое таилось в его коротком взоре, что я на миг окаменела, и ледяная дрожь сковала руки и спину. Я угадала в нём одно из тех противоречивых состояний, что вмещали в себя и ярость, и ненависть, и разочарование, и уязвлённое самолюбие. Мне давно не приходилось видеть мужа таким, и я испугалась. Сердце пропустило удар, а я сама — вдох. Вдруг почувствовала себя виноватой, но быстро сообразила, что на мне нет и не может быть вины. Ни на ком из нас. Поэтому бог огня не задержался ни на миг: чтобы не пролить на невинных и любимых свой кипучий гнев.
Мне потребовалось слишком много времени, чтобы понять причину происходящей в нём перемены. И за это время, утерянное мной, двуликий бог делался всё упрямее, всё требовательнее, всё язвительнее. Он без конца сражался, точно жаждал испытать свою силу, а затем всё чаще начал пропадать вне своего чертога, не возвращаясь даже ночью. Он стал ещё более скрытным, чем обычно, и представлялось невозможным выведать у него самого, что же творится с ним. Когда напряжение между нами достигло высшей точки, я решила воспользоваться его отсутствием, чтобы побеседовать со вторым асом, который мог бы пролить свет на происходящее. Мне посчастливилось застать Тора в Асгарде, и ласковые хозяева с радушием приняли меня в Бильскирнире — громовержец более искренне, его переменчивая супруга — менее.
Тем не менее, меня угостили от всей души, а после предоставили возможность побеседовать с сыном Одина с глазу на глаз. Это было не самое верное решение с моей стороны с точки зрения уважения к его госпоже, однако вопрос, который я намеревалась с ним обсудить, казался мне уж очень тонким и деликатным для чужих ушей. Простодушный Тор поведал мне, отчего Локи вернулся в Асгард сам не свой. Оказалось, на своём пути асы повстречали самого Утгарда-Локи — могучего великана и искусного колдуна, правителя Утгарда. Тогда путники ещё не ведали, кто предстал перед ними, ибо хитрый турс принял другое обличье. Йотун проводил их в чудесную страну, покинув лишь у дверей в чертог своего господина. А затем, незаметно сбросив колдовство, встретил их уже самим собою и принял в просторных палатах с благосклонностью, редкой для турса и чародея. Да только чтобы остаться его гостем в Утгарде необходимо было проявить свою силу и таланты, доказать своё превосходство в каком-либо деле. Там и повстречались впервые Локи и Логи.
Логи, как поведал мне Тор, выглядел обыкновенным великаном, а оказался, в конце концов, древним духом огня — одним из тех, кто никак не моложе Одина-Всеотца, а то и старше, мудрее. Как бы ни был хорош и умел Локи, он оставался асом и проиграл в соревновании первородной стихии, пусть и заточённой в плоть и кровь. Громовержец замолк, пожевал губами, но мне и не требовались дальнейшие пояснения. Я знала, как никто другой, насколько болезненным для самолюбия гордого аса могло стать подобное поражение. Однако поражение поражением, но ведь вскрылось — одинаково поразив и Тора, и меня — существование древних богов, величественнее и могущественнее асов, которым прежде не было равных.
Все мы ведали о происхождении Эгира, однако считали его последним представителем древней природной силы, стареющим, угасающим. А оказалось, что всё это время мы были слепы. Оказалось, верно, что и самый хитроумный среди богов не подозревал, что подчинил своей воле лишь частицу всего огненного могущества. Этого неуёмные амбиции Локи снести не могли. Я полюбопытствовала у Тора, что же произошло после. Помрачнев и поколебавшись, честный ас признался, что и слуг, и его самого ожидала та же участь. Они все проиграли силам, происхождения которых не ведали, покуда сам Утгарда-Локи не раскрыл их, посмеявшись над своими неумелыми гостями и посрамив их. Глядя на пунцовеющие, как у девицы, щёки громовержца, я догадывалась, что вероломный турс опозорил их знатно. Тем больше бед это сулило мне.
С того дня Локи становился всё более одержимым поиском силы и власти, а я ничего не могла изменить. Всё, что оставалось мне, — это быть рядом с ним, утешать и поддерживать, даже если избранный путь я не считала верным. Я стала ещё более восприимчивой и гибкой, чем прежде, потому что неожиданные вспышки гнева переменчивого супруга участились, и теперь от моей сообразительности зависела судьба не только обитателей золотого чертога, но и маленького сына. Я научила Нарви осторожности, пониманию, когда к отцу можно приблизиться, а когда лучше сидеть тихонько. Мне посчастливилось хотя бы в том, что чуткий ребёнок, ощущавший угрозу прежде, чем она успевала возникнуть, сам чувствовал, когда дозволено стоять на своём, а когда настойчивость обернётся самыми нежеланными последствиями. Я благодарила провидение за такого разумного и рассудительного мальчика, как наш сын!
Несмотря на вновь пробудившуюся страшную и необузданную суть Локи, которую нам обоим долгое время удавалось сдерживать, повелитель старался быть справедливым ко мне и особенно к сыну. Если на меня он изредка и поднимал руку в порыве гнева, то Нарви ни разу не тронул и пальцем. Правда, сообразительный мальчишка столбенел уже при звуке изменившегося ледяного голоса отца, так что для понимания и покорности ему не требовалось рукоприкладство. Он рос таким же изворотливым и хитрым, как и его повелитель. И всё же я боялась. Боялась каждый свой день, что Локи забудется и покалечит сына. Ни любовь, ни другая привязанность не останавливали его, когда взор застилала дикая ярость, — я помнила об этом с пронзительной жуткой ясностью. Есть события и поступки, которые не забываются.
Одно из таких событий произошло много лет спустя. Теперь мы уже были вынуждены каждый день посещать сад доброй Идунн, потому что беспечная молодость оказалась небесконечной. Нарви вырос в красивого и ловкого юношу да только и делал, что скакал верхом и сражался на мечах. Этому искусству его обучал Хакан, как когда-то Локи обучал его самого. Варди, оставшись близким другом подросшего господина, учил его стрелять из лука, чтобы пробивать одной стрелой другую, чего не умел даже повелитель. Остальные знания и умения Нарви постигал у Всеотца, который, с годами не утратив привязанности к богу огня, взял под своё покровительство его сына как лучший друг и ближайший соратник.
В тот день я посетила Йотунхейм снова, спустя долгое время с последнего злополучного происшествия. Почти весь Асгард собрался на пышный пир у Эгира, заскучавшего в своём отдалённом чертоге на севере. Древний повелитель штормов был одним из немногих в краю турсов, кто водил с асами давнюю и крепкую дружбу и принимал их с радостью и размахом. Широким жестом доброго хозяина приглашены были все: асы и ваны, их жёны и дети, а также слуги. К моему большому удивлению, Локи пожелал, чтобы я сопровождала его в обиталище великана. Я робела при мысли о возвращении в Йотунхейм, однако с недавних пор повелителю стало совершенно невозможно перечить. И я покорялась его воле.
