— В чем дело, Дуглас? Не говори так. Да, она своеобразная. Порой мне кажется, что запуганная. В ее прошлом явно было совсем не все сладко.

Дуглас похлопал ладонью по покрывалу, приглашая жену сесть рядом с ним. Он пытался быть ласковым. Он знал, что слова, которые собирались быть им сказаны, расстроят Анну, и меньше всего на свете Дуглас хотел расстраивать свою любимую жену. Анна повиновалась и села рядом, накрыла руку мужа своей.

— Майкл, который заказал у меня ту деревянную лошадку…

— Ой, да, такая красивая она у тебя вышла!

— Да, Анна, спасибо… Так вот… Майкл пришел очень расстроенный, вне себя. Я спросил, что же произошло.

— Что же?.. — воскликнула Анна, не давая закончить свой рассказ Дугласу.

— Он пожаловался мне, — Дуглас вновь тяжело вздохнул. — Сказал, что сегодня произошел неприятный случай в его кулинарии. На смене за прилавком была его жена, и какая-то женщина провела ее: украла шоколадный торт, пока та искала нужную упаковку в подсобке.

— Как же так⁈ — Анна причмокнула языком. — Разве в наши дни, да в Каслтрой!

— Анна, приди в себя. То был шоколадный торт, что принесла Марна.

— Что ты такое говоришь, Дуглас? Неужели ты пришел к такому выводу, только потому что… Это подло, Дуглас!

Анна резко отдернула руку, которой прежде накрывала руку мужа.

— Та женщина была рыжеволосой.

— Мы в Ирландии, Дуглас! Это мог быть кто угодно!

— В зеленом странном платье! Почему она вообще носит такое, черт возьми⁈

Дуглас выходил из себя. Его тон повышался. Добродушность и простота его жены расстраивали его.

— Нет, Дуглас, — вновь возразила Анна, вставая с кровати, сама не веря своим словам. — Боже! Дуглас! Неужели это и вправду Марна? — Анна потерла пальцами виски.

Дуглас выдохнул с облегчением. Ему удалось переубедить жену.

— Если это так…

Анна ходила по спальне кругами, вновь растирая крем на руках, который давно впитался в кожу.

— Если это так… В какой беде Марна? Ты только подумай! Она стащила этот несчастный торт, только чтобы прийти не с пустыми руками! Вот почему она не хотела приходить! У бедняжки совсем нет денег! А ведь она беременна! И ходит все в одном и том же…

— Анна! — вскрикнул Дуглас отчаянно, пристав с кровати. — Дорогая! Опомнись! Таким поступкам нет оправдания! Не удивлюсь, если она стащила что-нибудь и из нашего дома!

— Я поговорю с ней. Я не оставлю это так. Я буду осторожна. Я обещаю тебе, Дуглас. Я люблю тебя.

Анна обошла кровать с другой стороны, чмокнула мужа в лоб. Дуглас, всегда храпевший под боком жены, не мог уснуть полночи. Нехорошее предчувствие мучило его, и он все думал, как остановить Анну, чтобы бедная его жена не попала в плохие руки по собственной глупости. Однако, Марна в библиотеке больше не появлялась. Порой Анна пыталась отыскать ее и даже спрашивала о беременной девушке со шрамом у всех знакомых, в магазинчиках, лавках, школах и университетах. Дуглас успокоился. Живот Анны начал расти, и к третьему месяцу округлился, появился наружу. Теперь она не могла носить ремни, сменила одни платья в горошек на другие платья в горошек — пошире и посвободнее. Соседки, наконец, смогли вздохнуть с облегчением и начать шептаться об интересном положении библиотекарши.

Анна была уже на сносях, когда, наконец, волей случая, отыскала Марну. Воровка тортов, укрывшись капюшоном, покупала молоко на местном рынке. Анна тут же ее узнала по манере одеваться (все то же длинное потертое зеленое платье и стоптанные кожаные ботинки), но не окликнула ее, боясь спугнуть. Марна трясла и выворачивала карманы, пересчитывала монеты, чтобы расплатиться с продавщицей за прилавком.

— А нельзя ли отлить немного в кружку? — вполголоса заговорила Марна и оглянулась по сторонам, стыдясь своей просьбы. — Мне не хватает половины.

— Чего-чего? — вскрикнула старушка, не расслышав, но будто намеренно, будто ей хотелось пристыдить девушку и тем насладиться.

— Я… — Марна облизнула губы, чтобы собраться с силами, но голос ее никак не хотел становиться звонче.

Женщина помотала головой и с трудом вырвала бутылку молока из ее рук: Марна вцепилась в нее длинными пальцами.

— Вон там… разливают. Приходи с чеплашкой.

— А у вас нету? Я верну… — не уступала Марна, а про себя думала: «Мерзкая старуха все и так прекрасно слышит!»

Анна подошла ближе, теряясь в толпе, и разглядела давнюю подругу сбоку — живота не было. Родила и, вероятно, покупала молоко младенцу. Неужели была некормящей? Сама Марна была видима только благодаря мешковатому платью — такой худенькой она стала. Анна предположила, что у новоиспеченной матери от голода и стресса совсем пропало молоко. Однако, Марна встала на путь истинный, и то вызывало восхищение — ведь она могла украсть немного еды, как поступила прежде с шоколадным тортом, но она этого не сделала. Сердце Анны облилось кровью. Девушка набралась смелости, чтобы подойти ближе и оплатить покупку, но пока Анна пробивалась сквозь толпу, Марна уже оставила прилавок, безуспешно попытав там удачу. Она вышла с рынка. Анна кралась следом.

Марна долго бродила по улицам, оглядываясь по сторонам, словно раздумывая, где бы ей достать молока. Наконец, она остановилась у хлипкого заборчика, подошла к нему ближе, вцепилась грязными руками в доски. По ту сторону корова лениво жевала сено. Пробраться в чужие угодья и подоить ее у Марны бы не вызвало никаких трудностей. Она привыкла к работе руками и ее не страшилась, но вот сдаивать молоко совсем было не во что. Марна шагала вдоль заборчика, рассматривая ферму. Ее взгляд скользил по теплицам и сарайчикам — вероятно, в одном из них сыскалось бы какое ведро или бидончик.

Угадав ее мысли, Анна вышла из-за дерева и уверенным (почти) шагом направилась к Марне. Та была так занята рассматриванием сарая, что не сразу заметила подругу.

— Здравствуй… — окликнула ее Анна, подойдя совсем близко, коснулась плеча.

Марна тут же отскочила от забора, словно бездомная кошка, увидевшая собаку, и вынула из-за пояса нож, сжала его рукоять длинными пальцами.

— Марна! — воскликнула Анна, машинально схватилась обеими руками за живот и сделала шаг назад, не сводя глаз с сияющего лезвия в руках девушки. Ее сердце колотилось в груди.

— Прости… прости… я бы… никогда… — Марна и сама отступила назад, стыдясь своей реакции — что-то в ней изменилось с последней встречи дома. — Прости меня, пожалуйста. Я не хотела тебя напугать… Это просто… машинально так вышло…

Девушка размахивала ножом, не зная, куда девать руки, всегда готовые к атаке и обороне. Она была похожа на крошечного воробья с поломанными крылышками, который попал на дорогу и не знал, куда прыгнуть, чтобы не угодить под колеса.

— Кто довел тебя до такого? — спросила Анна, хмурясь и все еще держась за живот, который тянуло — Марна обратила на это внимание и изобразила на лице нечто подобное улыбке, но глаза ее совсем не улыбались.

— Некоторые истории должны оставаться не рассказанными…

— Может быть, их можно показать? Где твой ребенок? Это девочка или мальчик? Давай вернемся на рынок и купим молока.

Осунувшееся лицо Марны обрело цвет. Она подняла глаза, и они заблестели, полные благодарности. Либо Анна была слишком глупой, либо смелой — если уж не сбежала от дикарки с ножом, будучи беременной.

— Только при одном условии, — командовала Анна, словно говорила с собственным ребенком. — Выброси этот нож сейчас же!

Марна сжала пальцы сильнее, чувствуя приятный холод металла на своей коже. Как много глоток вскрыл этот нож и в скольких сердцах он побывал! Этим же ножом она перерезала собственную пуповину. Этим же ножом чертила имена на надгробных плитах. Этим же ножом…

— Марна! — голос Анны стал громче, жестче.

Девушка повернулась лицом к забору, прицелилась и выпустила нож. Он засвистел, разрезая воздух, и, наконец, воткнулся в дальнее вишневое дерево, напугав корову. Та замычала и побежала в сарай, хвостом разгоняя мух. Никакой нож не стоил того, чтобы печалить любимого человека, даже если ковал его другой любимый человек… (нет, Марна, конечно же, вернется за ним чуть позже).