Марна шла впереди. Анна держалась чуть позади, чтобы быть на безопасном расстоянии и видеть руки дикарки полностью. Она и сама не понимала, зачем шла по той скользкой опасной дорожке, и почему так хотела быть спасателем, покуда ее даже о том не просили. Но каждый раз, когда Анна смотрела в глаза Марны, сердце ее сжималось, а ребенок в чреве пинал ножками. Марна же знала ответ на тот вопрос, пусть и не с самого начала. Теперь многое вставало на места. Вода поглотила ее и выплюнула в 1996 не просто так. Рузи Кара предупреждал.

Они подошли к кирпичному рыжему зданию, заросшему бурьяном. Им оказалась церковь, когда-то закрытая на реконструкцию, но так и не дождавшаяся каких-либо работ.

— Я не пойду внутрь… — Анна остановилась на дороге и вновь ухватилась за живот.

Марна повернулась к матери, будущей матери, бывшей матери, улыбнулась, кивнула головой.

— Ты боишься меня. Это правильно. Я понимаю… Ну… Вот здесь я живу… — девушка пожала плечами.

— Это ужасно, Марна, — протянула Анна, сдвинув брови. — Я подожду тебя здесь. Забирай ребенка, и мы пойдем домой.

— Домой? — повторила шепотом Марна, и ее красные губы дрогнули.

Дом. Родительский дом. Каково это быть под одной крышей с мамой и папой?

Марна расцвела. Она быстро пролезла через дыру в заборе, которую сделала сама, отодвинув одну из досок, и скрылась в здании через окно. Анна заметила, как девушка торопилась. Марна в действительности делала все впопыхах, будто она могла опоздать, будто Анна могла исчезнуть, будто мог исчезнуть родительский дом, который всегда был лишь призраком. Спустя пару минут она вернулась обратно со свертком в руках. Розовый младенец с рыжим пушком на голове янился от голода и солнечного света, к которому не привык.

— Позволишь?.. — Анна протянула руки, и Марна с удовольствием передала ей младенца. — Ох, это девочка… Как же зовут эту красивую малышку?

Марна пожала плечами и принялась ломать пальцы рук от смущения.

— У нее нет имени? — вдохнула Анна. — Пойдем домой… Покормим вас.

Когда Дуглас вернулся от клиента и застал свою жену и воровку тортов за обеденным столом, его гневу и удивления не было границ. Однако он того не показал — лишь позвал Анну в спальню, чтобы та прояснила ему сложившуюся ситуацию. Она целовала его руки и убеждала в том, какая Марна хорошая девушка и в какой беде она. Дуглас ходил по спальне кругами, принимая решение.

— Она живет на улице! С месячным младенцем! Сегодня я встретила Марну, когда она хотела купить немного молока. Купить, Дуглас. Ее муж погиб.

— Анна… — Дуглас сел на кровать и позвал жену в свои объятия, протянув руки. — Ты знаешь меня. Я лишь волнуюсь за тебя. Тем более — в твоем положении…

— Если ты так волнуешься за меня, то позволь Марне остаться здесь… пока она не найдет работу и новый дом. К тому же, я смогу помочь ей с ребенком… Узнаю, каково это — быть матерью…

— Я позволю только потому, что сам нахожусь и работаю дома. Я не буду спускать глаз с этой девушки, но и ты пообещай мне… Хоть один неверный шаг с ее стороны — в твою!.. и я…

На том и договорились. Вопреки опасениям Дугласа, Марна была ниже травы и тише воды. Она будто сама была ребенком, который только учится ходить и познает мир. Марну поселили в гостевой спальне вместе с Мариной — такое имя дала Анна младенцу, и Марна согласилась.

— А ты дашь имя моей дочке! — улыбалась Анна. — Ты уже знаешь, какое? Нет? Ну, думай!

Марна помогала Анне на кухне, намывала полы и стирала в ручную вещи, поливала цветы, ходила на базар и всегда возвращалась. Однажды Анна пришла домой с полными сумками из магазина тканей.

— Я сошью тебе хорошее платье! Хватит ходить в этом тряпье!

Марна оскорбилась, но не перечила: ее одежда и вправду видела многое и больше походила на мешок, нежели на доброе платье.

— Расскажи мне о своем муже? — вдруг она спросила ее, усаживаясь за швейную машинку, пока Марна утюжила вещи напротив.

— Я… любила его больше жизни, — девушка вдруг оставила утюг и задумалась; ее глаза стали влажными.

О каком муже ей говорить, покуда их было несколько? О каком муже ее спрашивала Анна? Тот ли муж считается мужем, чью фамилию ты носишь? Или тот, чей ребенок был под твоим сердцем? Тот ли, о котором это самое сердце болит?

— Что же с ним случилось?

Марна не могла найти слов, чтобы объясниться. Тех слов, которые Анна смогла бы понять и принять.

— Я…

— Утюг! — вскрикнула Анна и засмеялась. — Ты же сожжешь пеленку!

Марна опомнилась, схватилась за утюг: на детской пеленке уже было коричневое пятно. Девушка уставилась на Анну, ожидая выговора или наказания. Но больше она боялась другого. Марина рассказывала ей, что родители погибли в пожаре.

— Ничего-ничего! Все хорошо, — но та ее лишь успокаивала. — Оставь… сядь… поговори со мной лучше. Нет ничего лучше хорошей беседы во время работы.

Марна подошла к креслу и медленно села в него. Она смотрела на Анну и восхищалась ее добротой и терпением, которые были присущи и Дугласу. От кого же она сама унаследовала такое горячее сердце? Как хотелось ей обнять Анну, как хотелось ей говорить с ней о любви, как хотелось ей получить все то, что было упущено!

— Я… — продолжила Марна, отвлекая себя от печальных мыслей. — Я только знаю, что муж мой никогда бы не оставил меня. Я помню лишь воду… помню лишь огонь… и больше ничего.

Она лгала. Не было более ярких воспоминаний, чем те, что были связаны с его именем. Теперь эти воспоминания вихрем проносились перед глазами, и Марна едва могла сдержать горькие слезы.

— Что же случилось с тобой, Марна… — вздохнула Анна и опустила ногу с педали швейной машины. — Что бы это ни было, пока ты здесь, ты в безопасности. Мы позаботимся и о тебе, и о Марине.

— Спасибо… — только смогла выговорить Марна, любуясь из кресла лицом матери.

— Быть может, твой муж жив и ищет тебя? — Анна вернулась к шитью, и звук пробегающих строчек весело зазвучал в комнате.

— Нет… Он бы нашел… Мой муж, он… Мы не могли жить друг без друга. И потому он мертв. Был бы жив… Не оставил бы меня.

— Как интересно… Дуглас всегда мне говорил, что любовь — это когда ты можешь без человека, но не хочешь, — голос Анны звучал тонко и нежно. — В твоем понимании это иначе?

— Конечно, — улыбнулась Марна. — Я боролась за свою любовь… даже когда не оставалось сил. Я…

— Боролась?.. — Анна вновь оставила машинку и повернулась всем туловищем к Марне. — Или боролись?

Вопрос поставил Марну в тупик. Она поморщилась, и на ее лбу показались складки.

— За любовь не борются, Марна. В том суть истинной любви. Она идет от сердца к сердцу. Она безусловна и уже тем более бесплатна.

— Бывает так, что весь мир — против вас, и потому приходится бороться, сражаться… цепляться за нее зубами и ногтями… вырывать…

— Мир всегда за любовь, потому он зовется миром, — не уступала Анна, читая свои наставления, и все также не поддавалась на провокации.

— Неужели у вас с па… с Дугласом никогда не было препятствий? — оговорившись, Марна заерзала в кресле, но воодушевленная разговором Анна того не заметила.

— М-м-м, интересный вопрос, но думаю, что нет… — девушка задумалась, пожала плечами и развернула ткань под иголкой, приступив к юбке. — Конечно, мы с Дугласом проходили через самые темные времена, но мы всегда были на одной стороне. Мой муж — мой друг, мой партнер, моя душа… — на этих словах губы Анны расплылись в широкой счастливой улыбке.

— И вторая половина? — добавила Марна просто так.

— Нет, ни в коем случае! Так… давай-ка накинем на тебя, что у нас тут получилось?.. Подойди ко мне.

Марна с удовольствием повиновалась, чтобы избежать продолжения неловкого разговора, от которого у нее кололо в затылке.

— Можешь, пожалуйста, раздеться?

Анна встала из-за стола и взяла в руки раскройку. Марна скинула с плеч платье без всякого смущения и колебаний и осталась в одной сорочке, совсем посеревшей от времени и плохой стирки.