Но следующие воспоминания последних дней ворвались в поток его мыслей и рассуждений. Марина была лгуньей. Быть может, даже убийцей. Быть может, совсем как эта Алиса. Быть может, Алису вовсе звали не Алисой, и это имя было придумано ею лишь для Ирландии и ирландских грешков, которые она собиралась совершить. Быть может, в Петербурге ее ждал муж или возлюбленный, и в действительности по возвращении в Петербург она станет совсем другим человеком, оставив Алису позади. Как и все грехи, записанные на это имя. Так и с Мариной. Быть может, Мариной она была лишь с Марком, а здесь, в Ирландии, он найдет абсолютно другого человека, не знакомого ему. Этого-то он и боялся.
От этих мыслей, бегущих друг за другом в его голове, Марку совсем поплохело. Он опомнился только тогда, когда девушка вдруг коснулась его бедра, положив на него свою ладонь. Алиса сжала пальцы, подбираясь все ближе к его причинному месту, которое до сих пор оставалось спокойным.
— Вы глухая? Я же сказал, что мне это неинтересно, — вдруг выпалил Аристов грубо и с отвращением, но не убрав при этом ее руку.
— Хам, — Алиса сама отдернула руку, схватила брендовую сумочку и, не оплатив свои напитки, вышла из бара.
Так Марк влетел еще на двадцатку: бармен не отпускал его, как бы он ни пытался объяснить жестами, что та девушка была не с ним. Досада совсем овладела опером, и он на целый оставшийся вечер возненавидел и Марину, и Алису, и Ирландию, и бородатых барменов, и пьяных фермеров, и замки, и музеи, пока случайно не забрел на одну из площадей вечернего Лимерика.
Марк увидел тесную толпу, обступившую кольцом одно из зданий. По-видимому, зеваки за кем-то наблюдали. От нечего делать Марк решил подойти поближе. Толпа становилась все громче. Как и музыка, источник которой был заключен в кольцо этой самой толпой.
Наконец, он смог узнать и скрипку, и бубенцы. Остальные инструменты оставались тайными. Марк не разбирался в музыке. Пробираясь сквозь толпу и поднимаясь на носочки (Марк был не выше ста восьмидесяти сантиметров), он узнал и ирландский степ. Танцующих было немного. Максимум два. Быть может, даже один человек, но с очень сильными ногами и громкой обувью. Так Марк решил, когда посчитал количество ударов каблуков об асфальт. Каково же было его удивление, когда его глаза насчитали целых пять парнишек и одну девушку! Настолько ловкими были их ноги, что звук становился одним целым. Никто из танцующих даже не был близок к тому, чтобы сфальшивить, оступиться или коснуться каблуком земли раньше, чем его сосед.
Марк стоял завороженный, переминаясь с ноги на ногу и вставая на носочки. Он поглядывал через плечо рослого ирландца, что был впереди с ребенком, сидевшим у него на шее. Через минуту Марку и самому стало казаться, будто его сердце затанцевало ирландский степ. А ноги так и просились пуститься в пляс. Тогда и Марина, и Алиса, и замки, и дорогие музеи, и шумные ирландцы, и наглые бармены были прощены.
В хостел он вернулся радостный и уставший. Марку было странно и незнакомо это новое чувство, которому он не мог дать определения. Что это было? Неужели счастье? Разве истинное счастье может быть вызвано какой-то музыкой или парой танцующих ног? Истинное счастье достигается тяжким трудом, а порой и долгими годами. Вот, например, как только Марк закроет дело и найдет эту — будь она проклята — Марину, он будет действительно счастлив. И даже не один день! А, быть может, два или целую неделю, пока ему не дадут новое дело.
Все следующие дни Марк выстраивал свои маршруты так, чтобы пройти через уже знакомую площадь и застать там танцоров, но их там больше не было. Тогда он нашел в соцсетях несколько мероприятий и концертов, где в ближайшее время можно было бы посмотреть на ирландский танец еще раз, но цена его так поразила, что он раз и навсегда оставил эту идею.
Таким образом за три дня Марк обошел весь центральный Лимерик и изучил каждую его улицу.
— Пригодится, — решил он для себя. — Кто знает, где ты прячешься и куда побежишь, когда увидишь меня. А я уж буду готов.
На четвертый день пребывания в Лимерике Марку позвонили родители Мирославы, Евгений и Ирина. Они пригласили его в свой богато обставленный, правда, по мнению следователя, пошло меблированный загородный дом. Ко всему уже подготовленный, Марк тут же сообразил, куда его привез таксист. Он находился в одном из районов Лимерика, Каслтрое, что располагался восточнее и чуть-чуть севернее самого города. Марк узнал и реку, вдоль которой мчался таксист. Шаннон. Та же река, на которой стоял и замок Иоанна.
— Вот у нас университет, — рапортовал ему таксист. Марк, ничего не понимая, лишь улыбался и кивал, утыкаясь в окно. — Тут и университетский городок. Красиво! Слева — пляж. Можете сходить туда в свободный час. Он вроде как недалеко от того дома находится, куда мы едем…
— А это… справа, — продолжил он, сворачивая аккуратно и медленно на более узкую улицу, — бывший монастырь. Здесь теперь остались одни руины, в которых любят играть детишки. Говорят, это это был один из самых старых монастырей, построенных в Лимерике, еще до прихода викингов. Его много раз восстанавливали, но, видимо, судьба у него такая — быть руинами.
От слова «викинги» Марка перекосило. Аристов выглянул в окно, рассматривая руины. Он узнал это место, будто уже бывал здесь ранее. Тот самый монастырь, о котором он читал в книге Мирославы и в котором рос Райан МакДауэлл. У Аристова от самых кистей до локтей пробежали мурашки.
— А здесь вот клуб для гольфа, но вы, наверное… не любите гольф, — вдруг отчего-то решил водитель, обернувшись на хмурого и потерянного пассажира, уставившегося в окно. — Туда только богатые ходят.
Хорошо, что Марк не знал английского, иначе нашел, чем ответить на замечание о его бедности. Наконец, мучения Марка были окончены. Полчаса позора были за спиной. Он, не оставив чаевых, вошел в дом, куда его проводила пожилая горничная по имени Марта.
— Ну вот, я же говорил, что вы не играете в гольф, — вздохнул таксист и пробубнил сам себе под нос.
Разговор с парой выдался не менее странным, чем их первая встреча с Марком в квартире Александра и Мирославы. Следователь понимал: теперь он не мог говорить ни о каких правах и не мог ничего требовать. Только просить. А если он собирался просить, значит, был обязан дать что-то взамен. И тогда Марк все им рассказал. О результатах тестов ДНК, которые сообщали, что пропавшая Мирослава и ее подруга детства, дочь ее нянечки, — родственницы, скорее — сестры. Он рассказал, что нянечка Мирославы не только таинственно пропала или погибла, но и по каким-то причинам следила за Александром и Мирославой и даже бывала в его офисе. Рассказал, что прежде чем он взялся за дело и прежде чем дело было открыто, Марина пыталась закрутить с ним роман, а значит, что Мирослава вскоре исчезнет, ей было известно. И, наконец, Марк рассказал о том, что было найдено тело Мирославы, и когда Ирина чуть не упала в обморок, он добавил:
— Но это не Мирослава.
— О чем вы говорите⁈
— Женщина, которую нашли, старше Мирославы на двадцать-тридцать лет.
— Так это Мирослава или нет⁈ — вскипел Евгений.
— Наверное, родственница, — солгал Марк, не собираясь посвящать супругов в его доводы и догадки о путешествиях во времени. — Я здесь, чтобы все узнать. И мне нужна ваша помощь.
И вот теперь, рискуя потерять работу, Марк был здесь, в самом Лимерике. Он не знал языков и не имел связей, а ксива его была теперь лишь бумажкой, и тыкать ею в лицо ирландцев было бы позором не только для полиции России, но и для Марка. Чтобы найти Марину в одиночку, ему потребуются годы, а то и века, а также ирландский паспорт. Проще всего — заново родиться в Ирландии, поступить на военную службу, а уже потом приниматься за поиски.
Евгений и Ирина слушали его открыв рты, часто переглядывались, поднимали брови, закатывали глаза и порой даже жалели, что помогли Аристову с визой.
— Значит, Марина, — Евгений перебил длинный и закрученный монолог опера, в котором было много несвязанностей. — Марина, по вашему мнению, убила ту женщину, которая не Мирослава, но все считают ее Мирославой, и вам нужно ее найти. Я правильно понял, если кратко?
