— Позовите кто-нибудь знахарку… пусть зашьет ей раны…

Бой с Радимой будоражил кровь. Марна нашла в себе смелость разыскать Олега и поговорить с ним. Он сидел у очага и жарил на огне репку с морковью.

— Здравствуй, — Марна села к Олегу на бревно и посмотрела на него сбоку.

— Здравствуй, Марна.

— Пришло время поговорить. Ты совсем забыл, что еще недавно я была твоей женой и ты обо всем делился со мной?

— Я больше не хочу, чтобы ты была моей женой. Ты свободна, Марна, — когда Олег говорил, он не смотрел на нее.

— Вот так просто? Отпустишь меня?

— И ты ведь уйдешь… — он притворно улыбнулся и перевернул морковку на ветке. — Уходи, пока у варягов нет драккаров и они не построили новые. Ты свободна, Марна.

— Дело в Райане?

— Трэлл меня мало волнует.

— Так почему ты так легко отказываешься от меня?

— А почему это тебя так заботит, душа моя? Хочешь раскопать мою душу, а затем уйти, оставив ее нараспашку?

— Олег, — Марна коснулась его плеча, и словен дрогнул. — Это что же? Паук? — она удивилась, заметив знакомое лицо у дальней палатки.

— Да, вернулся. Говорит, варяги уже в крепости, и десятки голов сушатся на стенах…

Марна вздохнула, вспомнив о своих друзьях и о сыне.

— Я никуда не уйду, пока мы не поможем им, — вёльва все же положила свою руку на плечо мужа. — Обещай, что всегда будешь оставаться сильным, каким я знала тебя. Я вижу, что тебя что-то печалит… что же… пусть и это пойдет на пользу, и только сделает тебя сильнее, мой муж. Тебе еще Киев брать, Смоленск делать своим… всех кривичей, полян, радимичей и даже некоторых древлян… Все будет твоим, Олег. Ты дойдешь до самой Византии. Я была счастлива быть женой такого великого человека и воина.

— Как я умру, Марна? Ты ведь знаешь это? Никогда не скажешь.

— Очень старым, — улыбнулась вёльва. — И не слушай других волхвов, если скажут тебе подальше держаться от своего коня.

— Вы идете в Новгород?

— Да, но нам ждать твоего приказа. Никто не пойдет к Ладоге, пока ты не скажешь свое слово.

— Пора выступать, пока варяги слабы после нашего нападения на их драккары… Пора возвращаться в Новгород и готовить войско. Трудно будет… я никогда не командовал кривичами и другими племенами. У каждого свой нрав, — Олег протянул Марне горячую морковь. — Будешь?

Она покачала головой и улыбнулась.

— Значит, ты теперь воевода?

— А кому еще им быть? Отец мертв, дядя мертв. Теперь мне место снова в Новгороде.

— Значит, свидимся в Новгороде, — Марна поцеловала Олега в щеку и на мгновение замерла. — И все же… что случилось, мой муж?

— Я был с другой женщиной. Вот и все, Марна.

Меряне жили в Поволжье, и когда князь Олег пришел к ним со своей свитой, они тут же радушно приняли его, угостили чаем из сосновых шишек и сами поднесли даров.

— Мы варягам дань платили аж с 859… — говорил мерянский князь Олегу. — Еще когда те впервые сюда пришли… до конунга Рёрика. Как же нам теперича сказать тебе нет, княже? Пойдем с тобой и за тобою, и будем служить тебе верой и правдою, ты только помоги от варягов избавиться…

И когда князь Олег уходил из Мурома, был он так воодушевлен своей победой и удачей, что велел своим воинам двигаться еще южнее, к вятичам. Очень удивило его, когда Олег пришел в их город и просил князя, а князя у вятичей не было. Правило народовластие, и каждый был равен другому. Да и главного города у вятичей не было. Все они жили в общинах и деревнях, разбросанных в бассейне реки Оки.

— Дадим мы тебе людей, коли ты женишься на нашей девушке, — говорил Олегу один старец из самой большой общины. — Коли возляжешь с ней, да заберешь с собой в Новгород и сделаешь княжной новгородской, будет тебе войско! — кряхтел старик, опираясь на трость.

— Я уже женат, и у меня есть сын, ради которого я и пришел сюда, — качал головой Олег.

— А ты поди… погляди на невесту… — старик позвал его в свою избу. — Наши вятские женщины — лучшие женщины, плодородные и свободные, потому знают, как мужа сделать счастливым. Только вот не ты ее выбираешь, а она тебя… коли приглянешься ей, будет тебе удача.

Олег из любопытства вошел в избу, и светлокурая девушка уже ждала его. Она уже закончила прясти, встала из-за веретена и поклонилась Олегу нехотя.

— Ну? Какова? — смеялся старик, подначивая Олега. — Ты погляди на нее. А, Милена, покажись!

И тогда Милена сбросила с себя платье и встала перед стариком и Олегом полностью обнаженная. Соски ее были упругими и чуть торчали в стороны, а живот был пригоден для вынашивания здорового и сильного младенца. Олег отвел взгляд, не в силах сопротивляться своему животной мужской природе.

— Я не могу, — шепнул он старику.

— Коли ты не получишь людей и не выиграешь войну против варягов, не будет у тебя ни жены, ни сына. Не понять мне вас, ильменских словен. Мужчины ваши стали слабы и женщинам подчиняются, стесняются брать то, что им принадлежит по праву. Боги создали тебя мужчиной, а ведешь себя, как баба…

Олег молчал и смотрел сквозь обнаженную деву.

— Так нужно тебе войско или нет⁈

— Нет, — вдруг твердо ответил он. — Я и сам справлюсь.

— Значит, не возьмешь деву в жены?

— Нет.

— Ты оскорбил мою дочь, — прогремел старик, и когда Олег только собирался что-то сказать, двое стражников залетели в палатку, набросили на шею Олега веревку и придушили его.

Очнулся новгородский князь уже только в телеге. Паук тянул ее на своем жеребце по пути в Смоленск. За телегой следовали и другие воины, грустные, совсем без лица.

Он пытался встать, но резкая боль пронзила живот, и князь застонал, надрывая гланды. У Паука вновь заслезились глаза: он и не знал, как сказать своему князю, что вятичи оскорбили его и обесчестили, навсегда лишив мужского естества. Он и сам узнает, как только захочет помочиться или заглянет в штаны, красные от крови. Олег более не сможет иметь детей.

Лимерик, 1996

Анна была женщиной стройной, как тростинка. Она любила носить платья в горошек, затягивать кожаный ремень на талии, делать ровно два пшика духами — на шею и запястья — и выходить из дома в 07:05, чтобы не опоздать в библиотеку, где она работала. Ее муж, однако, оставался дома, потому как именно там происходили настоящие чудеса. Дуглас был одним из лучших столяров Лимерика, и в его небольшом уютном гараже то и дело появлялись на свет кофейные столики и книжные шкафы. Они пахли свежим деревом и лаком. Беременной Анне то было по душе. Шел второй месяц: живота совсем не было видно, и потому пока соседкам не о чем было шептаться. Когда дряхлый автобус довозил Анну домой из библиотеки, она тут же бежала к мужу в гараж и жадно, сладко дышала, довольно морщила веснушчатый нос.

— Ах! Сегодня покрываешь лаком! Как здорово!

— Не навредит ли это нашей малышке?

Дуглас поднялся с пола, на котором сидел, вытянув длинные ноги в стороны, и красил деревянную лошадку-качалку. Он отряхнул пятую точку, отложил кисточку и поцеловал Анну в щеку, нежно и радостно, погладил ее по животу.

— Нашей малышке? Может быть, это малыш? — ухмыльнулась Анна, и ее голова наклонилась вбок на хрупкой тонкой шее: она рассматривала лошадку.

— Верно… — Дуглас потер двумя пальцами лохматую бороду. — Я и сам не знаю, почему так сказал. Быть может, предчувствие?

— Кто-то заказал для ребенка? Какая красота, Дуглас! Я теперь тоже такую хочу для нашей малышки! Или малыша!

Анна весело дернула плечом и засияла.

— Сделаешь?

— Сделаю-сделаю, — прозвучал в ответ бархатный низкий голос. — Майкл заказал! Тот, что держит кулинарию.

— Майкл? Неужели у него пополнение в таком возрасте? Ох уж этот старик…

— Нет, внучка родилась… Линдой назвали.

— Как здорово! Передай ему от меня сердечные поздравления!

Анна довольно прикусила нижнюю губу, чмокнула мужа в подбородок, поднявшись на носочки. Слишком высок и широкоплеч он был для нее — словно великан.