Так непривычно. Он же князь… призвал бы себе другую наложницу, раз эта совсем бестолковая и едва не утопилась. Зачем он возится со мной? Ему же воевать скоро. Как вообще меня нашёл?

Моё тело будто живёт само по себе. Не хочет искать ответы на вопросы, вместо этого я делаю шаг и прижимаюсь к груди Кристера, будто котёнок. А после тихонечко повторяю:

— Такой тёплый…

Кристер смотрит на меня внимательнее. Поднимает руку, и я невольно сжимаюсь. Опасаюсь, что он ударит, оттолкнёт, размотает силу, хоть и обещал не трогать, или сделает ещё что-то. Но князь приобнимает меня за плечи, согревая и прижимая ближе к себе.

— Ты не позвала меня. Почему? — спрашивает он, а я не понимаю, о чём речь. — Рот зажимали?

— Нет, — я опустила взгляд. — Да и как бы ты?       Я же далеко была.

— Я бы услышал.

Я нахмурилась, но не поняла, как бы это помогло. Он ехал где-то отдельно, и вообще непонятно как оказался тут. Может, мне соврали все, и эта метка действительно клеймо наложницы? Он чувствует, где я нахожусь и когда в опасности?

— Просто понимала, что у меня прав даже меньше, чем у рабов. Со мной можно делать, что угодно. Для меня лучше смерть, чем… с этими быть.

— Ты — моя, запомни. Никто, кроме меня, не имеет права к тебе прикасаться.

Да уж. Определённо это самые странные слова утешения, которые я слышала. С одной стороны, хорошо. Да, он говорит, что никто не сможет меня обидеть кроме него. С другой, если что-то решит сделать сам Кристер — для меня спасения не будет.

Неизвестность пугает больше всего, и я решаюсь спросить:

— Если я наложница, как все говорят… Ты сказал, что разматывать меня не собираешься. Тогда для чего я тебе?

— Ты беременна, — он посмотрел на меня и изогнул бровь. — Когда родишь, я воспитаю твоего ребёнка, и он возглавит армию Севера.

— Эм… что? — я закрыла живот. — Это мой ребёнок! Его я в обиду не дам.

Кристер отступает и складывает руки на груди.

— О, правда? И как же ты помешаешь?

— Сделаю так, что моя беременность заморозится. Да, в моём мире так умеют. Рожу, когда посчитаю, что малыш в безопасности.

Хм, а тактика же неплоха. Откуда ему знать, что я могу и умею?

Князь хмурится:

— Первый раз такое слышу. Другие иномирки подобными способностями не обладали.

Так, держаться. Играть в свою версию до конца!

— К тебе уже попадали беременные? — склоняю голову к плечу.

— Они беременели здесь.

— Значит, это я такая особенная, — я вскидываю подбородок.

И только спустя пару мгновений до меня доходит смысл его слов.

— Постой, если они беременели здесь, а ты говорил, что девушки не проживали и года, то… — я отступаю, чувствуя, как тело мёрзнет. Не от зимнего холода вокруг, а из-за осознания, с каким монстром я стою рядом.

— Божечки… кошмар… — шепчу я, едва шевеля губами, и делаю ещё один шаг назад. — Ты убивал беременных женщин? Кристер… ты… монстр, чудовище!

Князь в лице не изменился, но между нами будто выросла ледяная стена. Те капли тепла, что робко мерцали в его холодных глазах, исчезли. Замёрзли вроде бы безвозвратно.

— От огня не отходи, иначе ты умрёшь без моего участия.

— А какая разница? — фыркаю я, и вдруг внутри меня что-то ломается. — Кристер, как можно быть таким? Я… дома всем помогала. Спасала и лечила бездомных животных, занималась благотворительностью для детей-сирот. И просто не представляю, как можно быть таким. Да тебя… даже убить мало! — выкрикиваю я и бросаюсь на него с кулаками.

Он не реагирует. Я будто по скале стучу, хотя прикладываю все силы. Невозможный мужик. Ему всё равно? Плевать на то, что он сделал. Как выбить из него реакцию?!

— Почему ты думаешь, что я виновен в их гибели?

— Ты же говорил, что они беременны были! А ты разматываешь тех, кого призвал! Значит, знал! Знал! — колочу его кулаками по широченной груди.

Он качает головой и отступает, будто ему наскучило со мной. Подходит к коню, снова открывает сумки и достаёт пару свёртков.

— Одевайся, — швыряет мне. — Сушить твою одежду времени нет. Придётся ехать так.

— Я не поеду с тобой, — мотаю головой и меня снова накрывает истерикой. — Нет! Что ты со мной хочешь сделать?! Ничего не говоришь!

— Ты моя наложница. С чего решила, что получишь ответы на все вопросы? Одевайся. Хочешь стать ещё одной мёртвой беременной? — он приподнимает бровь. — Если я оставлю тебя голой в лесу, не выживешь.

— Скажи! — настаиваю я. — Что ты хочешь со мной делать?

— Ещё не решил.

— Что значит — не решил?! — мой голос становится до смешного тонким. — Если хочешь отдать своим головорезам, то да. Лучше я буду очередной мёртвой беременной в лесу! Одной больше, одной меньше, тебе же всё равно!

Он смотрит на своего коня, будто и правда размышляет, не вскочить ли в седло. Потом поворачивается ко мне и смотрит на запястье, обёрнутое меткой и только после в глаза.

— Ты закончила истерику? Если да, одевайся. В противном случае я перекину тебя через седло в таком виде. Нам пора ехать на битву.

— Дай слово, что не отдашь меня толпе или вообще кому-либо для развлечений. — смотрю я на него исподлобья. — Потому что у меня ещё никого не было, и хочу, чтобы первым у меня…

Ой-ой-ой.

Я вижу, как бровь Кристера медленно ползёт вверх и понимаю, что мой язык меня подвёл. Очень и очень сильно. Щёки обжигает стыд, я почти готова бежать обратно к реке чтобы утопиться.

— Ты принадлежишь мне, — наконец произносит он. — Поэтому я не отдам тебя никому ни для развлечений, ни для чего-либо ещё, тебе понятно? Когда мы нагоним войско, солдаты, которые решили, что вправе пользоваться принадлежащей мне женщиной, понесут наказание и станут примером для всех остальных. Для тебя в том числе. Я уже знаю, что женщины лживы и своевольны, — он опускает подбородок, и льдисто-голубые глаза переливаются магическими огнями. — Ты моя. Запомни это.

Я сглатываю и медленно киваю.

— Хорошо. И прости… за ложь.

— Прощение ты не получишь, потому что я не зол, следовательно, и прощать не за что. Наказание ты понесёшь после битвы. И да, лично от меня.

Я одеваюсь в светлую рубаху и штаны. Само собой, в них влезла бы ещё одна я, а то может и не одна, но делать нечего. Кое-как фиксирую штаны имеющимися шнурками. Ну что ж, средневековый оверсайз. Стильно, модно, молодёжно.

Ткань плотная и мягкая, но на голое тело — приятного мало. Кристер задумчиво изучает мои сапоги и, покачав головой, бросает в снег вместе с уже заледеневшей одеждой. Я собираюсь возмутиться, но не могу выдавить из себя протеста. В одеяле и плаще Кристера мне и без того холодно. Не знаю, сколько сегодня градусов, но простуда мне обеспечена.

Засыпав снегом костёр, князь подходит и забирает у меня одеяло, а после… рвёт его. Я только глаза успеваю выпучить. Во-первых, порвать руками одеяло типа советского само по себе выглядит впечатляюще, во-вторых, сразу после он подхватил меня на руки и усадил на коня.

Успела только пискнуть от неожиданности, а Князь уже вытащил из сумки шкурку (его седельная сумка непредсказуемей женской, чего там только нет) приложил к ноге, а затем стал обматывать стопу куском одеяла. Сижу, как дура, глазами хлопаю и пытаюсь подавить волнение, когда горячие несмотря на мороз пальцы задевают кожу. Князь на моё смятение внимания не обращает, обходит и сосредотачивается на утеплении второй ноги.

Прикладывает шкурку, но неожиданно замирает и ощупывает щиколотку. Я вздрагиваю.

— Подвернула? — он поднимает взгляд.

— Не знаю. Может быть. Не заметила.

Князь качает головой и возвращается к прерванному занятию, а после вскакивает в седло позади меня. Поправляет свой плащ на моих плечах и заключает в кольцо из рук. Я чувствую спиной крепкую грудь и щёки трогает румянец.

— Держись за седло, — советует князь. — Поедем быстро.