Меня неожиданно сильно раздражает зверь, хотя сам предложил его подобрать. С ним она ласковее, чем со мной.

— До утра будешь пить зелья, — предупреждаю я. — Как рассветёт, отправимся на юг, — морщусь, вспоминая Айварса, самого младшего и надоедливого из моих братьев.

— Хорошо, — она послушно кивает и сминает тонкой ладонью одеяло. — А ты тоже здесь спать будешь?

— Да.

Если, конечно, не поймают Алишера. Тогда сном можно и пожертвовать.

Ложусь на одеяло, не раздеваясь. На этой кровати достаточно места, чтобы уместить ещё пару наложниц, так что её волнение мне непонятно.

Чувствую, сидит и смотрит. Ждёт чего-то.

— Если ещё хочешь в ванную, иди, — не глядя, киваю в сторону двери. — Не запирайся. Бригитта скоро принесёт еду.

— Ты будешь спать со мной в одной кровати? — снова уточняет она. — Помнишь, я Хаосом заражена. Для тебя опасно.

Почему мне кажется, что сейчас она этому только рада?

— Это моё дело, женщина. Уж точно не тебе учить меня защите.

Впрочем, её слова немного похожи на заботу.

Кот слезает с её коленей и забирается на мою грудь. Открываю глаза, и некоторое время мы с мелким паразитом смотрим друг на друга.

— Видишь? — поворачиваюсь к иномирке. — Будь у меня кусок мяса, он бы уже забыл о безвозмездной любви к тебе.

— Ты хочешь сказать, что здесь у меня нет надежды даже на любовь кота? — Катя поджимает губы. — Хочешь, чтобы я сильнее чувствовала себя покинутой и одинокой?

Поворачиваюсь к ней. Глаза блестят, губы подрагивают. Мне это не нравится, но могу ли я требовать от неё многого? Хоть рычи на кота, чтоб убрался и ко мне не подходил.

Постоянно забываю, как люди слабы. Уже столетие живу среди них, а всё равняю по себе. Впрочем, то, что она не бьётся в истерике, заламывая руки, не кричит, какое я чудовище и не пытается сбежать, даже зная, что это грозит ей смертью, дорогого стоит.

Пожалуй, буду с ней мягче. Хотя бы потому, что на её руке метка, обрекающая нас на долгое сотрудничество.

— Ты не одинока, Катя. Ты упиваешься жалостью к самой себе, людям это свойственно. Можешь продолжать воспринимать мои слова как новые удары или опустить эмоции и увидеть, что я тебе не враг. Более того, мы на одной стороне. Думаешь, всем моим наложницам разрешалось лежать в этой постели? Это привилегия. Я тебя выделил. Если бы тебя действительно покинули и бросили, ты бы погибла в той реке. Или замерзала в камере и, не исключаю, что кто-то из солдат решил бы этим воспользоваться. Много вариантов. Перестань зацикливаться на проблемах и обрати внимание, что всего за один день ты перебралась с заледенелой лавки в постель князя.

Конечно же, она обиделась. Поджала губы, смяла в кулачках одеяло. Злится, но пусть подумает об этом. Никогда не понимал людской привычки к самокопанию. Если судьба определила эту женщину мне в истинные, не хочу, чтобы она целыми днями страдала из-за ерунды. В мире предостаточно поводов для печали и глупое «меня никто не любит» — чепуха в сравнении.

Дверь отворяется и в проходе появляется Бригитта с большим подносом. Киваю на стол в углу, а сам встаю и иду к гардеробу. Выбрал для Кати самую короткую рубашку, какая у меня была и вернулся в комнату.

— Надевай, — передал ей одежду и посмотрел на служанку. — Что-то ещё?

— Нет, господин… я…

— Алишера нашли?

— Кажется, ещё нет.

— Тогда сообщи на ближайшие посты, города и деревни. Я хочу, чтобы под каждым камнем знали, что я ищу эту крысу и жестоко накажу того, кто посмеет покрывать его. Свободна.

Снимаю с блюд клоши и выбираю кусок ветчины. Сворачиваю в трубочку и несу притихшей Кате, которая так и не начала одеваться. Кот оживляется, начинает противно скрипеть, выпрашивая угощение, но я отдаю его человечке.

— Сама его корми. Пусть привязывается к тебе.

— А если я не хотела оказываться в твоей постели? — неожиданно резко выдаёт она. — Может для меня это наоборот — унижение? Ну и забирал бы к себе в кровать хоть миллион наложниц. Для чего мне эти знания вообще? Выделил, — фыркает она и отдаёт ветчину коту. — Вот уж спасибо.

Сложно сказать, это проявление её характера или влияние Хаоса. Наклоняю голову к плечу и ухмыляюсь.

— Хорошо. Дерзость куда приятнее нытья.

— А, так тебе нравится такое? — она щурит яркие глаза и привстаёт на локте. — Так надо было сразу сказать. Я бы ремни подготовила, стяжки.

— У меня есть ремни, — заинтересованно поднимаю бровь. — Достать?

— Конечно, а потом ложись на спину и протяни руки вверх.

Некоторое время мы смотрим друг на друга, а потом я киваю:

— Хорошо. Я принимаю вызов. При условии, что одеваться ты не будешь.

— Ладно, но тогда тебе будет сложнее, — человечка смотрит на меня. В её глазах прыгают лукавые огоньки. — Согласен так мучиться?

Полагаю, сейчас в ней говорит Хаос, слишком уж резкая перемена. Стану ли я отказываться от падения границ? Вот ещё.

— Почему же мучиться? — беру за край одеяла и тяну на себя. — Или нравится пожёстче? Впрочем нет. Если не лгала про девственность, такое ты любить не можешь.

— Потому что тебе нельзя меня трогать, — она явно наслаждается этим фактом. — Ты же не хочешь рисковать великим СОБОЙ ради какой-то наложницы?

— А может, я готов рискнуть? — резко дёргаю одеяло и роняю его на пол.

И вот теперь по ее лицу пробегает тень страха, но малышка пытается храбриться.

— Ну, конечно. Ты же даже пуговицу на рубашке не расстегнул, — она фыркает, но уже не так уверенно и трогательно прикрывается одной из подушек.

Забавно.

Ухмыляюсь и кладу руку на ремень. Человечка следит за моими движениями и, кажется, теряет воинственный запал. Расстёгиваю и вытягиваю его из петель, а после расправляю в руках.

— Что ж, начнём?

— Начнём что? — она попеременно смотрит, то на меня, то на ремень. — Ты… меня что? Наказывать всё же будешь?!

— Думала, я пошутил? — усмехаюсь и ставлю колено на кровать.

— Нет! — Катя вжимается в изголовье. — Не посмеешь! Только тронь, и я… — она хватает другую подушку. — Ударю тебя. Честное слово!

— Давай, — согласно киваю. — Так даже интереснее.

Сдержаться бы. То ли всё дело в её метке, то ли ещё в чём, но мне нравится то, что происходит. Её бессмысленное сопротивление раззадоривает азарт моего дракона. Инстинкты охотника мешаются с инстинктами размножения, растрясая нервы, которые, как я думал, уже давно замёрзли.

— Если тебя мучает чувство справедливости, я тоже могу раздеться, — предлагаю, наклонив голову.

— Ты серьёзно? — Катя пугается ещё больше. — Я сильно ударю, причёска точно испортится. И нет… давай ради справедливости оденусь я.

— Так неинтересно, — хватаю край подушки, которую она держит и тяну к себе. — В чём дело, женщина? Сама же предложила.

— Это была шутка, — Катя сопротивляется. — Кристер, ты не посмеешь!

— Ладно, убедила, — поднимаю ладони. — Рубашку я сниму, — начинаю расстёгивать пуговицы, глядя ей в глаза и изучая реакцию. — Видишь, как много я для тебя делаю, человечка?

Забавно наблюдать за тем, как в её взгляде к страху примешивается заинтересованность. Пусть лёгкая, едва заметная, но она определённо есть. Сглатывает, когда видит мой торс. Но стоило мне потянуть рубашку с плеч, как в лицо всё же прилетела подушка.

— Вот тебе!

Рефлексы, выработавшиеся на войне с тварями, помогают поймать. Я выглядываю из-за снаряда и вижу, что Катя метнулась в направлении выхода.

— Ну уж нет, — короткий выпад, и я прижимаю её к простыням, а затем набрасываю на руки петлю ремня. — Заражённым Хаосом запрещено носиться по моему замку. Ещё и в таком виде.

Очень соблазнительном, не могу не признать.

— Нет! — Катя начала брыкаться и пару раз даже попадает мне по рёбрам коленом. — Ты… озабоченный! Дракон-маньяк, вот ты кто!

— Женщина, не перекладывай на меня свои фантазии. Сама знаешь, мне нельзя заражаться, чтобы твоя героическая жертва не была напрасной.