За вторым полотном скрывалась купель, которая пошла паром, стоило только прошептать заклинание. Я отнёс изнеможденную ван в тёплую воду и устроился позади, аккуратно омывая её. Она не спорила, не ругалась и не метала бешеные взгляды, желая испепелить всех и сразу. И я бы многое отдал, чтобы это мгновение продлилось дольше.

— Я нанесу тебе татуировки, — произнесла ван, сидя на кровати в лёгком платье, что чуть намокло от её кожи. Грациозно встав, она вытащила из сундука ещё одну склянку со своей кровью и устроилась подле меня, заставив сесть. — Эта зачарованная кровь. Она поможет тебе призывать мертвецов, контролировать их и не сходить с ума. А ещё усилит твой сейд, — прошептала она, окунув пальцы в вязкую жидкость.

Я осторожно перехватил её запястье, оставляя поцелуй на браслетах кожи, и прошептал:

— Прошу тебя: не рискуй. Позволь помочь тебе и спрятать. Дождись кольца, слышишь?

Она медлила с ответом, наблюдая за мной:

— Тогда в ответ я попрошу не предавать Андвари. Не дай Свартальфхейму пасть к ногам Одина.

— Обещаю, — я стиснул её ладонь в своей, и ван улыбнулась. Так искренне, что любой бы поверил, как и я.

Гулльвейг выводила руны на языке ётунов, пряча в них моё имя и своё, а после рисовала агисхьяльмы. Боль была невыносимая: зачарованная кровь будто горела на мне, оставляя шрамы на спине и руках. В ноздри ударял стойкий запах горелой кожи, но я терпел, понимая смысл и благодаря ван за её колдовство. Закончила она только к утру, и, выпив целебный отвар, я провалился в беспокойный сон.

— Локи, вставай! Началось! — кричал Андвари, толкая меня в плечо и заставляя шипеть от боли. — Ну же!

Я недовольно поморщился, прикрывая потревоженную рану:

— Что началось? О чём ты говоришь?

Мысли вертелись в голове, сливаясь в единый навязчивый гул. Кожа саднила от оставленных татуировок Гулльвейг. Я оглянулся: ван исчезла, а передо мной стоял Андвари, облачённый в доспехи.

— Ты что тут делаешь?! — недовольно бросил я и прикрылся, вылезая из кровати и натягивая одежду. — Ты разве не должен делать кольцо, как мы договаривались?

Андвари вспылил:

— А чем я, по-твоему, занимался последние два дня?!

— Что?

Я замер, удивлённо глядя на дверга. Неужели я проспал два дня? Но… Я схватил кружку у подушки, из которой пил отвар, и принюхался: ромашка, календула и что-то едва уловимое и горькое, отдающее грибами — проклятие! Ван опоила меня снотворным.

— Где Гулльвейг? — находу бросил я, завязывая штаны и рыскал по столу в поисках сосуда с её кровью. Кольцо нельзя было сделать без него, а только оно волновало меня — ван не продержалась бы без него слишком долго.

Андвари, видя, что я натянул сапоги, подал кольчугу и протараторил:

— Она пришла ко мне вчера утром и протянула сосуд со своей кровью. Сказала, что ты попросил ради кольца. Дала своё благословение и ушла — больше я её не видел. Согласно плану, Гулльвейг должна была отправиться травить Хрейдмара раз и навсегда. Однако всё это неважно, Локи! Нидхёг вот-вот выберется наружу! А солдаты Асгарда почти пожаловали сюда. Нам надо спешить, слышишь?!

Я обещал — знаю, но Гулльвейг. Где она сейчас? Не попадётся ли воронам и псам? Лишь бы не наделала глупостей, а дождалась кольца, как мы договорились.

— Локи, Гулльвейг может постоять за себя, верь ей. И прошу: поторопись! Жду у выхода из пещеры, — нетерпеливо бросил Андвари, кидая мне меч, и выходя прочь.

Проклятие. Времени не оставалось, а обещания душили, не позволяя поступать так, как хотелось. Нацепив кольчугу и перевязав её ремнём, я вышел прочь из пещеры, надеясь вернуться сюда вечером и найти здесь Гулльвейг.

Андвари благодарно кивнул при встрече меня и ринулся по коридору вглубь незнакомого лабиринта, уверенно петляя. Следуя за ним, я вспоминал всё, что знал про Нидхёгга. Змей не свирепствовал постоянно, а избрал иную тактику: появлялся на пару мгновений, уничтожая часть города и питаясь несчастными вместе с золотом и серебром, ибо всякий ребёнок знал, что нет ничего слаще для чудовищ, чем вкус драгоценностей. Хрейдмар велел жителям покинуть дома и укрыться в безопасности, но Нидхёгг будто всегда знал наперёд, где укроются его будущие жертвы. Он появлялся то в Свартальфхейме, то уползал в холодный Нифльхейм, а затем и вовсе нападал в Мидгарде, не ведая усталости и пощады. Все попытки изловить коварную тварь заканчивались смертями. Хрейдмар пытался, но не вышло — он слёг от раны и тогда же продал свой мир, бросая его на милость сильным сторонам. Однако многие не думали сдаваться так просто. Поэтому-то отряд воинов из Асгарда постоянно дежурил на нижних ярусах городов двергов, поджидая Нидхёгга, но тот словно исчез.

— На закате яростный рёв прорезал тишину, — объяснял, запыхаясь Андвари, когда мы наконец добрались до ещё одного зала, где нас ждал отряд из двенадцати двергов. — И тогда Нидхёгг выполз из земли, беснуясь и уничтожая наши города в яростном пламени. Я бросил своих воинов спасать мирное население и задержать змея до твоего прихода. Здесь остались лучшие из лучших.

Я оглянулся на немногочисленное войско — отряд преданных Андвари воинов, что решили идти до конца в этом долгом противостоянии змею, что извёл каждого.

— Братья, сегодня мы должны положить конец безумству змея! — прокричал Андвари, и дверги застучали секирами о землю. — Пробил наш час! Вперёд! Постоим за Свартальфхейм!

И с криками они кинулись в портал, что Андвари открыл при помощи заговорённого камня, а я шагнул следом за ними.

Паника захлестнула город. Началась безумная давка. Дверги бежали с нижних ярусов, оглушительно крича и топча своих же в погоне за жизнью. Воины напрасно пытались вразумить толпу — их самих едва не сносило грузными телами. Дома рушились, скрепя и падая в расщелины горы, хороня под собой несчастных. А над всем этим безумием высился Нидхёгг — огромный чёрный змей, покрытый ядовитыми шипами. Из его исполинской пасти с острыми как мечи зубами сочилось пламя, что не знало преград. Шквал яростного огня обрушился на город, заживо сжигая сотни невинных жертв. Хвост змея метался из стороны в сторону, ломая постройки и сотрясая гору, а размах его бурых крыльев заслонил бы небосвод.

— Нидхёгг был создан Имиром, чтобы казнить клятвопреступников, но братья Одина погрузили палача в сон, — объяснял мне Бюлейст. — Теперь он пробудился и не успокоится, пока не утолит свой голод. И знай, что никто и никогда не сможет его изгнать навсегда: он — бич правосудия.

Если его нельзя истребить, то нужно хотя бы успокоить и прогнать подальше от невинных жертв. Вот только уговоры змей не стал бы слушать. И пока я наблюдал за отвратительной тварью, Андвари раздавал приказы. Группка перепуганных двергов тут же облепила молодого командира, и он велел им бежать прочь из города, укрываясь меж домов. Однако я сомневался, что стены смогут вынести удар гиганта. Двадцать воинов разделились и стали пробираться к змею полукругом, готовясь обрушить на него град стрел. За ними бежали другие, неся копья и тараны — они должны были сломать высокую статую Хрейдмара, что чудом уцелела, и уронить её на тело Нидхёгга.

— Локи, не стой! — рявкнул Андвари, толкая меня на землю и закрывая от летящего камня. — Сражайся, Имир тебя раздери! — и он бросился навстречу скалящейся пасти гиганта.

Горы трупов. Стоны под обвалами. Жалкие попытки воинов Асгарда и Андвари сокрушить змея. Нет, они не справятся, ведь хотят уничтожить того, кого нельзя убивать. По крайней мере не сейчас. Пока рассуждал, не заметил, как Нидхёгг изверг поток пламени, что опалил кончики волос — едва успел пригнуться. Мысли лихорадочно метались в голове, пока я пытался придумать план. Сокрушать его огнём — бесполезно: он сам состоял из него. Клятвопреступник… Знал ли змей про проступок Одина?

— Да, — ответил мне потусторонним шёпотом отец, навевая замогильный холод.

Однако Гулльвейг предупреждала, что я смогу контролировать мертвецов, но общаться с ними явно не входило в мои планы. Но с другой стороны — от них разило силой и могуществом.