— Скоро сумерки, надо возвращаться, — проговорил наконец Рефил.

Морщины глубоко отпечатались на его суровом лице, показывая, как много тревог и событий он пропускал через себя. Случай с утбурдом точно скажется на его спокойствии.

— Что ты намерен делать? — спросила я, поглаживая Ауствина и аккуратно ступая по берегу.

— Я не знаю, Астрид, — отрезал хирдман, тяжело вздыхая и бредя рядом. — Ты и этот колдун — те ещё занозы в моей жизни, доставляющие столько неприятностей, что Локи был бы восхищён.

Ауствин вскрикнул, раскрывая крылья и заставляя Рефила досадно вздохнуть. Отчасти он был прав: каждая моя выходка доставляла ему мороки и головной боли, а ведь обещала исправиться. Не зная, что сказать в оправдание, которого просто не было, я поинтересовалась:

— Ты ведь расскажешь Сигурду о произошедшем?

Рефил пожал плечами:

— Зачем? Не он ведь нашёл колдуна и потревоженную могилу. Да и будет ли эта вдова говорить? Проблемы не нужны никому, как и сплетни. Её скорее осудят, чем станут защищать.

— Сигурд будущий конунг, — напомнила я. — Ему предстало разбираться с убийствами, судить и наказывать виновных. Если тебя не волнуют смерти младенца и собак, то вспомни о повитухе, которую подставили и сделали приманкой для утбурда.

— Холера, Астрид! Я думаю, как поступить правильно и справедливо для всех, — взбесился Рефил, которому явно надоело возиться со мной, и он успел пожалеть сотню раз, что ввязался в авантюру Харальдсона.

Однако терпеть несправедливость я тоже не могла:

— Во всех девяти мирах нет ничего чисто чёрного или белого. Поступая правильно для одних, ты, возможно, губишь других. Меньшего зла не существует, — и, поклонившись, я пошла к дому травницы, оставляя Рефила в раздумьях.

Последующие несколько дней мы с Лив были предоставлены самим себе. Весна медленно наступала и стирала остатки снега. Солнце редко выглядывало из-за хмурых туч, но его тёплые лучи дарили улыбки каждому и заставляли поднимать лица к небу, согреваясь и предвкушая долгожданное лето. А вечерами вновь холодало, и иней сковывал землю, как бы намекая, что рано ещё расслабляться.

Старухи шептались, что с каждым годом зимы становятся всё холоднее и холоднее, и совсем скоро наступит Фимбульвинтер с её ужасными морозами и беспощадными буранами, скрывающими в себе двергов, великанов и Дикую охоту, что явится собирать души погибших. Предрекали и последующий Рагнарёк, видя в любой смерти дурное предзнаменование. Вот только спасения от конца света старухи не придумали, но считали своим долгом громко вздыхать и докучать прохожим, как будто точно знали, что таилось в слове «Рагнарёк».

В детстве Линн рассказывала, что люди понимали: жизнь может быть конечной и даже для богов когда-нибудь наступят сумерки, а потому и нарекли гибель мира — Рагнарёк. Каким он будет и чего ждать — неизвестно, но одно было понятно точно — смерти не избежать. Долгую зиму тоже вроде бы придумали люди, потому как мало что пугало так же сильно, как вечная мерзлота и голод. Однако Линн заверяла, что предсказаниями о Фимбульвинтер с вёльвами поделились сами боги, желая предупредить. Однако я упорно не понимала, чем это знание поможет противостоять всеобщему концу? Может, великие асы и ваны сами не ведали, как разрешится их судьба, и надеялись отыскать ответ среди людей, неистово желая избежать смерти? Я не знала и старалась не размышлять о подобном, потому что толку от тревог никакого, а изводить себя не хотелось — проблем и без того хватало.

Как и в Виндерхольме, сплетники ютились по углам и закоулкам и перешёптывались, постоянно оглядываясь и замолкая, стоило подойти чуточку ближе. Я пыталась осторожно подслушать хоть что-нибудь про смерть повитухи, однако ничего не узнала. Переговорить с Сигурдом не удавалось: он постоянно пропадал у командира, выслушивая отчёты и проверяя амбары, бараки и оружейные с драккарами, которые здесь берегли. Рефил приставил к нам с Бьёрнсон того же хускарла и, убедившись, что я извинилась перед воином за принесённое беспокойство, отправился помогать Харальдсону исполнять роль сурового надзирателя, который, казалось, обиделся на меня.

Жизнь поселения проходила однообразно и скучно. Скупые огороды близ каждого дома ожидали посева, изредка пыхтела кузня, пока мастер выполнял по одному заказу в день. Женщины стирали вещи в корытах, рядом разгуливали коровы и бараны. Свиньи вечно возились меж домов в поисках еды, гоняя гусей и куриц. Во Виндерхольме хоть и держали животных, но гораздо меньше: места не хватало и берегли облик столицы Риваланда с главным храмом богов и самым длинным домом, где и положено жить конунгу всех земель. В одалах же люди предпочитали делать подношения и молиться в колдовских кругах или устанавливать высокий идол с изображением Одина, обращаясь к нему как Всеотцу и всесильному защитнику. Дома же глав поселения хоть и выделялись на фоне остальных, однако немногим: амбары лишь были шире или сараев побольше.

Прогулки по округе навевали тоску: заштопанные платья качались на ветру вместе с чулками и перешитыми по несколько раз рубахами, показывая достаток людей. Редкие украшения в виде старых медных амулетов висели на шеях мужчин и женщин, одетых в выгоревшие наряды. Они не стремились красоваться и наряжаться, а довольствовались тем, что было, не гонясь за повышенным вниманием.

Сигурд обещал нам с Лив тренировочные бои, но вместо этого воины весьма неохотно рассказали о службе, давали поддержать затупленные топоры и показывали, как наносить удары по соломенному чучелу, а после ссылались на занятость и прогоняли нас. Настаивать на уроках мы не стали и ограничились краткими советами от сопровождающего хускарла.

— Не поддавайтесь на эмоции и не думайте, что противник будет вас жалеть, — наставлял он. — Любое промедление может стоить вам жизни, а потому действуйте быстро и точно.

Мой отец обучал хускарлов воевать, и, слушая объяснения, я невольно представляла, что это он учит меня — глупая и абсурдная мысль, не имеющая ничего общего с реальностью. Вместо Дьярви рядом шёл очередной хускарл, имя которого постоянно вылетало из головы.

— Но разве меткость не важнее скорости? — сомнительно протянула Лив. — Если бездумно махать топором, то можно выдохнуться и пропустить удар. Не лучше ли понять противника и предугадать его пасы, нанося решающий удар?

Хускарл покачал головой:

— И что же будете стоять посреди поля боя, выжидая? Вас, госпожа, быстрее застрелят из лука или метнут топор в голову. В битве всё решают инстинкты, а не мысли.

— Мне по душе стрельба из лука, а она подразумевает чёткое понимание поступков противника и его место, — возразила Лив, скрещивая руки на груди. — Важна сосредоточенность и уверенность. Что толку пускать стрелы бездумно? Промах может напугать жертву или же наоборот выдать моё укрытие. Разве я не права?

— Я говорил о ближнем бое, а не о дальнем. Ваша мать сторонница схватки один на один и вроде бы не жалует тихих атак из лука.

Лив поджала губы и тряхнула волосами, колко бросив:

— Моя мать — истинный воин, который взвешивает все за и против. Она не станет подставляться и бездумно бросаться в атаку, даже если и принадлежит к ульфхеднарам. И да, это она впервые дала мне лук, видимо, оценив стрельбу.

И, не желая тратить времени на перепалку, она круто развернулась и пошла прочь от тренировочной площадки. Я соучаствующее посмотрела на хускарла и последовала за Бьёрнсон. После того дня у колдовского круга она пыталась выпытать у меня, что же там произошло и удалось ли встретить Эймунда, но я отмахивалась, не решаясь поделиться ни открывшимся видениям, ни тайной вдовы. Лив хоть и пыталась казаться невозмутимой, но даже слепцу было бы понятно, что она обижена, однако меня это мало волновало. Она и без того достаточно знала о моих приступах.

В молчании мы добрели до деревянного старого пирса, где повсюду были разбросаны верёвки, рыбацкие сети и бочки, а в море качались лодки. Вдруг мимо нас пронеслась гурьба детей в коротких куртках и съехавших шапках, хлюпая башмаками по лужам. Я отскочила в сторону, спасаясь от брызг на новом синем плаще, который Этна закончила ткать на прошлой неделе, но Лив так и замерла на месте, с улыбкой глядя на ребятню, играющую в догонялки. Вальгард всегда ловил меня за считанные мгновения, однако проигрывал, стоило начать играть в прятки. Однако потом хитрый Сигурд придумал шутку: когда они с Ледышкой не могли найти меня, то Харальдсон громко кричал, что видел, как по улицам бродит то тролль, то и вовсе злобная великанша Грила, похищающая детей. Тогда я с визгом выбегала из укрытия и неслась к мальчишкам, а они хохотали, держась за животы.