— Думаешь, оно того стоило? — неожиданно спросил Сигурд, кивая на жену бонда.

Она, сверкающая серебром и утопающая в густом мехе шубы, пошатнулась и тотчас пала на колени, извергая рвоту. Сожалела ли она и будет ли её преследовать совесть — не знаю, но сейчас вокруг неё мерцали жёлтые и чёрные искры, а нить из сердца переливалась голубым цветом. Я не знала, что означают все оттенки, лишь могла гадать о наполнивших сейчас душу тоске, боли и мести. Мысли начали путаться, голоса зазвучали в голове, погружая в чужие воспоминания: объятия на кровати, поцелуи, пылающие на обнажённых телах и клятвы под мерцание свечей.

Я сжала амулет и стала глубоко дышать, не желая срываться в бездну чувств толпы. Стоило уловить эмоции одного, как передо мной будто открывалась дверь в головы каждого, и их тайны, воспоминания и ощущения захлёстывали как волны близ скал. Перед глазами замелькали разноцветные искры, в ушах стоял гомон, среди которого с трудом различила Идэ — неудивительно, что и она здесь. Казнь явно достойное мероприятие для хорошей жены и матери.

— Астрид-Астрид! — Сигурд схватил меня за плечи. — Дыши, давай. Вдох и выдох, ты в безопасности, не слушай их. Не падай в обморок.

Он зажал мне уши в попытке успокоить, но не помогало, приступ накрыл снова. Вновь начало трясти в припадке, тело горело изнутри, не ощущая скрипучего мороза. Как же это всё надоело. Я ненавидела себя за беспомощность, ненавидела отца за его издевательства, ненавидела сейд, разрывающий нутро, ненавидела людей, слишком много думающих и чувствующих.

— Ты не они, слушай мой голос, — вдруг, как сквозь гладь воды, донёсся голос Эймунда. — Дыши, Астрид. Представь, что ты лист, скользящий по волнам. Маленький зелёный листик, что сорвало ветром. Он не щадил тебя, кружил и кружил, пока не уронил в воду. Холод сковал тебя, волны подбрасывали и тут же омывали, норовя утопить, но ты слишком лёгкая, чтобы погибнуть.

Я плыла за его мягким вкрадчивым тоном, не рискуя думать, как Эймунд оказался здесь. Он говорил, что на его пути только один человек постоянно ищет неприятности — может, колдун тоже один из них? Пускай, главное он помогает. С ним всё кажется спокойнее, проще.

— Жалуешься, что люди много думают, а сама не лучше, — с издёвкой бросил Эймунд. — Листок, довольно блуждать по волнам. Следуй за мной в мир людей, — и будто тепло разлилось от медальона, а в голове возник образ Эймунда, окутанного мягким свечением. Тёмные волосы спадали на лоб и скрывали шрам, он протянул мне руки и осторожно повёл за собой сквозь плотную завесу тумана, который окутал нас. Эймунд не смотрел на меня, но прикосновения прохладных рук успокаивали, и я отчего-то улыбнулась. Голоса вдруг замолкали, чувства отпускали, оставляя внутри лишь пустоту и долгожданное единение с собой. — Не ныряй глубоко, недоведущая, — и Эймунд исчез.

Я медленно открыла глаза, разлепляя иней на ресницах — вновь заплакала от переизбытка эмоций.

— Ну наконец-то! — облегчённо воскликнул Сигурд, нависая надо мной. — Ты в порядке?

Голова раскалывалась, и соображать выходило плохо. Мгновение, и осознала, что лежала на коленях у Харальдсона. Я встрепенулась, едва не ударив женщину, склонившуюся ко мне с бурдюком.

— Госпожа, простите, — сдавленно произнесла она с явным акцентом. — Это настойка из полыни, она едкая. Привела вас к нам.

Я вгляделась в лицо травницы и обомлела: подле меня сидела та самая тир, которую Рефил спас на пристани. Серое шерстяное платье, побитые башмаки и короткие волосы, чуть проглядывающиеся из-под платка, но ни ран, ни дыр на одежде. Значит, хирдман всё же позаботился о ней и пристроил у целительницы, вопреки словам — доброе сердце всегда даёт о себе знать.

— Я не хотела вам навредить, только спасти. Не ударяйте, пожалуйста, — сбивчиво шептала тир, коверкая слова. Она боялась поднять взгляд и держалась стороной.

Сигурд махнул ей рукой, приказывая молчать, и медленно поднял меня. Я оглянулась, но не заметила ни самого Эймунда, ни его следов на снегу — только три пары истоптали землю возле помоста. Проклятие, как же он тут оказался? Неужели всё же преследует? Я увереннее встала, закутавшись в плащ. Густые сумерки опустились на Виндерхольм, мороз стал обнимать всё крепче. Взглянув на своих спасителей, я глубоко поклонилась им двоим, наплевав на приличия:

— Спасибо, — и, глядя в песочные глаза тир, произнесла: — Милостью Фрейи ты оказалась рядом и помогла вопреки всему. Я этого не забуду, а теперь вернись к своей госпоже, пока не стало слишком поздно.

Тир окинула нас странным взглядом, поклонилась и сбежала. Я тоже заторопилась, не желая больше находиться здесь.

— Только не смотри туда больше, ладно? — Сигурд схватил меня под локоть и осторожно повёл в сторону дома.

— Я и без того увидела достаточно.

Харальдсон не ответил: на сегодня нам обоим хватило слов и впечатлений. Но больше всего меня беспокоило появление Эймунда в голове: как и почему — не получу ответы, пока не встретимся лично. Но сколько бы я не искала его все эти месяцы, не находила и тени. Сигурд ничего не слышал о колдуне, а значит, до ушей его мачех не долетали слухи. Этна испугалась и попросила не искать Эймунда, иначе накликаю проклятие. Вот только он казался мне единственным шансом на спасение. И я не упущу его.

— Ох, Астрид, прошу тебя: только будь осторожна и слушайся Рефила, — причитала Этна, разбавляя горячую воду в чане. — Постарайся не отходить от него и не ведись на уговоры господина Сигурда. Зная его нрав, ничего приличного и хорошего он предложить не сможет.

Я рассмеялась, откидываясь на деревянную скамью:

— Осторожнее, а то вдруг мыши донесут, как мы тут с тобой обсуждаем славного Харальдсона.

Этна брызнула на меня ледяной водой из бочки:

— Откуда в сауне мышам взяться, если тир убирается здесь постоянно! Бессовестная госпожа Астрид! Наговариваешь на меня и на остальных, — она деловито подбоченилась, откидывая мокрые волосы назад. — А что до Сигурда: его желание свозить вас с Лив на Утёс похвально, но он и сам наверняка развлечься хочет. Парню девятнадцать в этом году, а он вьётся рядом с отцом. Вальгарда вон бросили в Хваланд, не спрашивая, а должен-то был Сигурд поехать.

Я предостерегающе подняла руку и поудобнее уселась на скамье. Этна, повинуясь, замолчала и принялась натирать меня, попеременно окатывая тёплой водой.

Сауны стояли почти у каждого жителя Виндерхольма: небольшие деревянные домики с крепкой дверью и маленьким окошком под самой крышей. Ряд скамеек располагался близ открытого очага, обложенного камнями и обмазанного глиной. Пар поднимался от огня, на котором грели воду, и позже мылись, натираясь золой. И чтобы не тратить тепло напрасно, старались ходить по парам. Этна всегда помогала мне купаться, подавая воду и приготавливая отвары из трав, которые по заверениям травниц способствовали росту волос и здоровью тела. После купания мы обычно вытирались и расчёсывались гребнями, что тир покупала на рынке, будто ребёнок игрушки.

Этна была маленькой худой женщиной с большими зелёными глазами и ореховыми волосами, которые отец позволял ей отращивать до плеч вопреки закону о короткостриженых тир. Мешковатые серые одежды она всегда украшала вышивкой в виде цветов, рун или животных, а также шила шерстяные чулки для себя и остальных трэллов. Этна попала к нам в семью благодаря моей матери: во время набега она вытащила перепуганную женщину из горящего дома и после сделала личной тир, которая затем стала заботиться обо мне. Шестнадцать лет она жила рядом с нами и виделась, скорее, частью семьи, а не невольницей. Отец считал её старшей над другими трэллами, поэтому Этна всегда отчитывалась ему о состоянии слуг и их заботах. Она же распределяла еду, вела учёт запасов и старалась помогать каждому, как могла.

— Почему ты не доверяешь Сигурду? — я решила вернуться к начатому разговору, который продолжался уже три дня.

Тогда Харальдсон возник на пороге нашего дома вместе с вернувшимся Рефилом и озвучил моему отцу план поездки на Утёс. Они долго распивали эль и поедали утку в кислом соусе, а после Дьярви дал согласие и отпустил меня вместе с Лив. Мнение Сигрид они то ли не учли, то ли решили, что возражать Бешеная не станет.