— Сигурд Харальдсон, за публичное унижение женщины тебе полагается десять ударов плетью, — холодно произнёс Вальгард. — Матс, свяжите наследнику руки и отнимите оружие, если не отдаст сам. Ты, — обратился он к одному из хускарлов, — забери наши вещи и пригони лошадей к отдалённой сторожке, что встретилась по пути — заночуем там.

Сигурд гадко рассмеялся, позволяя связать себе руки:

— Кем ты себя возомнил, Ледышка? Думаешь, один удачный план, и ты теперь лучше всех, да?

Вальгард обернулся, и в глазах его сверкнула такая сталь, что мне стало не по себе:

— Я — хэрсир. И ты подчиняешься моим приказам, старший хускарл. — Сигурд отвернулся, ядовито улыбаясь, а брат устало повернулся к нам: — Эймунд, отведи девушек в сторожку и позаботься об их ранах, пожалуйста. Мне жаль, что вам пришлось пережить всё это.

Лив наконец опустила лук и осторожно спросила:

— Что ты собираешься делать?

Вальгард вытащил меч и, взглянув на лезвие, произнёс:

— То, что должен каждый хэрсир, когда верные люди предают его — карать.

Я не запомнила ни дороги до сторожки, ни той ночи. Эймунд залечивал рану Лив, тратя последние силы, а я раскладывала тюфяки для сна и грела на очаге воду, взятую из горного ручья. Еда не приносила вкуса, разговоры не клеились. Бьёрнсон, поблагодарив колдуна за спасение, провалилась в беспокойный сон, а я устроилась рядом с Эймундом на пороге сторожки, глядя на звёзды и ожидая прихода брата и Сигурда. Сначала хотела ринуться за ними, ибо времени прошло уже не мало, но меня удержали со словами: «Так надо». Мокрая наша одежда покачивалась на ветках, а тёплые плащи согревали и будто защищали от пережитого ужаса.

— Я горжусь тобой, — тихо произнёс Эймунд. — Ты справилась и показала, кто тут истинная заклинательница сейда, а теперь, пожалуйста, спи.

Он легко коснулся губами моего лба и отвернулся к небу, на котором мерно мерцали звёзды. Ауствин, пропадающий всё время неизвестно где, мягко опустился на ветви дерева и внимательно посмотрел на нас, сверкая глазами.

— Ты ведь не человек, да? — прошептала я, заставляя Эймунда усмехнуться. Время шло, а он всё молчал, и сон одолевал сильнее и сильнее, убаюкивая меня на плече колдуна.

Утро встретило нас тучами и мелким накрапывающим дождём, под который и пришлось возвращаться домой.

С момента нашего возвращения прошло всего четыре дня, а казалось, что минула целая вечность, наполненная только страхом и переживаниями. Эймунд занимался со мной почти без перерыва, не позволяя оставаться одной, но как бы ни старалась сосредоточиться на сейде, мысли улетали. Колдун злился и оставлял до позднего вечера у себя дома, подкидывая различные загадки: сварить зелье от несварения живота, смешать мазь для залечивания ран, предсказать будущее при помощи только одного прикосновения. Последнее было сложнее и поразительнее всего: Тьодбьёрг для подобного обряда распивала чашу с тем, кому гадала, а затем пела, погружаясь в транс, и выбрасывала кости с высеченными рунами или же насылала пророческий сон. Эймунд же предлагал ограничиться только одним касанием, чтобы предсказать намёки на ближайшие события.

— Я привыкла видеть сны, а не трогать всех подряд, — огрызнулась я, когда в очередной раз не смогла ничего предсказать. Он подкинул мне чью-ту ржавую филубу, владелица которой умоляла колдуна погадать. — Не получается и всё тут. Не моё.

— Учись.

Вот и весь его ответ. С утра до наступления ночи мы проводили дни, и я почти не видела Вальгарда, который едва ли казался счастливым и спокойным. Переговорить с ним по душам удалось только один раз, в остальное же время брат пропадал с хускарлами, разбирая бумаги и дела отца. Лив по-прежнему жила с нами, но не решилась бросать тренировки и тоже постоянно пропадала, так что дома оставались только трэллы и Кётр с Ауствином, которые приглядывали за хозяйством.

Той ночью Вальгард собственным мечом казнил предателей, а позже сжёг тела вместе с хускарлами и Матсом. Говорить клятвопреступники отказались, нарекая брата ничтожеством и слабаком, что не смог продолжить великое дело Дьярви. Найденная в утренних сумерках стоянка предателей не рассказала ничего: ни вещей, ни даже скудных припасов еды, будто воины готовились умереть. Брат надеялся отыскать там хоть какую-то зацепку, чтобы понять размах паутины и отыскать кукловодов, что теперь пытаются контролировать людей, но наткнулся только на пустоту. Оставалась надежда на Матса, но давить на него Вальгард не хотел — боялся, что лишится единственного помощника среди стаи врагов.

Вести о нападении конунг воспринял спокойно, однако показал истинную ярость, когда прознал про наказание для сына и ударил его родовой печатью, оставляя на щеке Болтуна кривой шрам. Вальгард корил себя, говоря, что не стоило перед воинами так унижать Сигурда, но и пойти против законов не мог: иначе какой из него хэрсир? Да и терпеть подобное поведение Ледышка никогда не стал бы, ведь оскорбление девушки и её чести — непростительная грубость. Харальд решил сам выступить палачом. Публично наказывать Сигурда однако не стали, а привязали к столбу на заднем дворе дома: в том самом саду, что так заботливо выращивала его мать, Болтун получил десять ударов плетью в присутствии Матса и Вальгарда. Как признался брат, он чувствовал себя до невозможности виноватым: не стоило идти на провокации и просто следовало переждать вспышку нрава друга — тогда бы, возможно, удалось избежать всего этого.

Лив полагала, что это она виновата в случившемся и просила прощения у Вальгарда, буквально встав на колени. Однако брат тут же поднял её, запретив вытворять подобное:

— Ты не виновата ни в чём, Лив, — проговорил он, пока я раздумывала над самым удачным способом наказания для Бьёрнсон. Что бы ни говорил брат, она оказалась причастна к случившемуся: Сигурд наверняка затаил ненависть и жаждал мести, уничтожая некогда близкую дружбу между ним и Ледышкой.

Бьёрнсон понимала, что я виню её, и тоже решила извиниться, но толку в этом было мало. Гораздо важнее было бы помирить их и не дарить предателем повод для радости. Однако я даже не знала, что сейчас смогло бы помирить их.

На пятый день после возвращения наконец-то в Виндерхольм прибыли драккары Змеев. Пропустить такое событие мы не могли, а потому вместе с Лив отправились глазеть на Новую пристань. Вальгард стоял рядом с конунгом, подчёркивая свой новый титул, в то время как Сигурд мрачно скрывался позади. Эймунд и вовсе предпочёл проигнорировать прибытие ярла, сказав, что понадобится чуточку позже, но где именно и зачем — конечно, не уточнил.

Приезд Змеев совпал с проведением праздника урожая — Волков день. Отмечали его только на территории Хвивафюльке, чествуя Фрейю и Фрейра, дарующих плодородие и богатый урожай. После восстания Орлов многие голодали и лишились членов семьи, а потому Харальд предложил людям возможность немного отдохнуть и развеяться — тогда впервые и был устроен праздник. Традиционно на него пекли хлеб и пироги с ягодами черники, брусники и клубники, жгли костры до небес и танцевали в свете звёзд, встречая зарю у берега фьорда. Люди начинали заранее готовиться, украшая центральную площадь и дорожку, ведущую к Храму. Вот и сейчас они сновали всюду — видимо, Харальд решил не отказываться от традиций, несмотря на визит предателя-ярла.

Чёрные паруса зловеще развевались на ветру, походя на грозовые тучи, не сулившие ничего хорошего. Ярл вместе со своей женой и двумя дочерями спустился на помост и, перебирая мелкими ножками, дотащил грузное пузо до Харальда, тяжело опускаясь перед ним на колени. Этот толстый и неповоротливый мужчина едва ли походил на свирепого и беспощадного Змея, напоминая больше на червя в гнилой туше. Конунг натянуто улыбнулся и потащил ярла в Храм, откуда потом его должны были доставить в темницы для «дружеского» разговора, как предупреждал Эймунд. Туда-то он и собирался пойти, чтобы помочь добыть сведения из ярла.

Десяток воинов, облачённых в чёрно-серые одежды, спрыгнули на берег и быстро растворились в толпе. Лив пристально смотрела им вслед и хотела чем-то поделиться, как вдруг к нам подлетела Далия. Моя младшая кузина тяжело дышала, лицо её побледнело и осунулось ещё больше. Выгоревшее жёлтое платье едва ли красило девушку, а мешковатый хагенрок добавлял полноты — была бы здесь рядом Идэ, точно цокнула бы, приговаривая, что неблагодарным всегда достаются лучшие вещи, намекая на наши с Лив наряды.