— А как же Видар и смерть ребёнка?

Рефил ответил не сразу, видимо, размышляя, как лучше огорчить меня:

— Я не стал говорить Сигурду и решил сам выяснить, что произошло, однако вдова молчит и не желает разговаривать. А если пострадавшая не жалуется, то, что мы можем сделать? Пойми, если человек не хочет спасаться, то бесполезно нырять за ним на дно или заходить в костёр — быстрее сама погибнешь.

— И что? Вдруг он запугал её? Эймунд говорил…

Рефил вспылил:

— Эймунд да Эймунд! Отродье Локи, вот он кто! Вскружил тебе голову своими обрядами, наговорил невесть что, а затем исчез, будто Хельхейм под его ногами открылся. Пропал твой ненаглядный, и никто теперь ничего не докажет.

— А ты не думал, что он может быть в опасности? Что Видар мог прознать и избавиться от свидетеля? — теперь пришла моя очередь злится, ведь это совсем не походило на всегда правильного хирдмана, который очень ревностно относился к долгу. Горькая мысль осенила голову: Эймунд был колдуном, а их не особо ценили, так что мало кто и заметил бы пропажи «гнилого и мерзкого человека».

— Чего ты от меня хочешь, Астрид? — устало вздохнул Рефил, замирая напротив. — Чтобы начинать расспросы, нужно иметь обвинения, донос или случайно обнаруженное тело наконец. Но никто не жалуется и не просит наказать виновного, так что же я или Сигурд можем сделать? Бросить Видару в лицо подозрения и слова, которые никто не сможет подтвердить? Да нас на смех поднимут и перестанут уважать, а замену командира на столь далёкий пост найти крайне сложно. Так что уж прости, если на сей раз не похожу на героя славных саг и песен.

Ответить было нечем: мало кто согласился бы променять уютный дом на глушь, а обвинениями разбрасываться не стоило. Однако и просто так оставить произошедшее я не могла.

— Позволь сходить на колдовской круг ещё раз и поискать там Эймунда, — с мольбой произнесла я. — Быть может, он объявится и всё же решится помочь вдове. А если и нет, то я буду рада хотя бы возможности попрощаться.

Рефил наградил меня испытывающим взглядом, а после в очередной раз тяжело вздохнул и отпустил, приставив в сопровождение одного из хускарлов, стоило нам только вернуться в поселение. Лив любопытно поглядывала и активно подмигивала, будто намекая, что её стоило бы взять с собой, но я предпочла не обращать внимания и, дождавшись воина, ринулась к колдовскому кругу.

Однако там меня ожидала только пустота: всё те же серые камни, кучка со жжёными травами и слегка раскопанная ямка, и больше ничего. Я бродила туда-сюда, пыталась рассмотреть следы, но едва ли различала их очертания, и, не придумав ничего лучше, присела подле алтаря, закрыв глаза. Хускарл тут же засуетился и предложил убраться отсюда поскорее, однако я лишь цыкнула в ответ, пытаясь погрузиться в сейд. Вдруг Эймунд был здесь, а затем случилось что-то страшное, и его избили, похитили или вовсе убили, выбросив тело в море.

Тряхнув головой, будто это могло помочь избавиться от дурных мыслей, я стиснула зубы и принялась погружаться в сейд, как и учил колдун. Вокруг мерцали нити, переливаясь всевозможными цветами и храня в себе различные воспоминания и эмоции. Мерцала чуть жёлтая нить хускарла, что неодобрительно косился на меня, а вокруг всё утопало в сложной паутине из синих, зелёных, красных и прочих оттенков. В тот раз Эймунд виделся в голубых отблесках, а значит, стоило поискать именно их среди разнообразия. Несмело я мысленно потянулась к белой нити, опоясывающей округу, и тут же зашипела от боли: сейд противился вторжению, норовя обжечь. Прикусив губу, попробовать снова: нужно всего лишь прикоснуться и ощутить всё произошедшее. Представила, что вокруг всё утопает в воде, а я лишь опускала руку в прохладу и пыталась пробраться к воспоминаниям.

— Смелее, Астрид, — его голос звучал в голове, придавая смелости. Я должна справиться, ведь никому не было дела до пропажи колдуна. Нужно представлять себя частью мира: сопящий рядом хускарл, клич птиц, шум прибоя и скитание ветра — они часть Мидгарда, как и я. Глубокий вдох и выдох, и так по кругу: снова и снова, снова и снова, пока не получится.

Вдруг раздался крик, заставляющий встрепенуться: Эймунд громко вопил за камнями близ берега и умолял о помощи. Я вскочила и ринулась в сторону, боясь опоздать. Как же могла не заметить раньше? Неужели он всё время лежал там без чувств и откликнулся только на зов сейда? Хускарл кричал вслед, умоляя остановиться, но мне было всё равно: я спасу его, не позволю умереть.

Осторожно перелезая через мокрые камни и едва не срываясь в прибой, упорно лезла вперёд. Но почему он не смог выбраться сам? Что же такого произошло? Руки скользили по валунам, брызги долетали до лица, сапоги намокли от пены — всё не имело значения, если Эймунд действительно за этими камнями.

Однако стоило только перелезть через последний валун, как едва не сорвалась вниз, обдирая руки до крови на катком выступе. За грудой камней меня встречала пустота, и никакого Эймунда. В растерянности обернулась на хускарла, однако и он пропал. Я оглянулась: вокруг только камни и море, и ничего более. Резкая боль пронзила висок, и я упала на колени, зажимая голову руками. Противный звон оглушал, грудь горела от амулета, дышать становилось всё сложнее и сложнее.

Погода резко переменилась: яркое полуденное солнце скрылось за завесой чёрных туч, а на горизонте закручивался ураган, надвигавшийся всё ближе и ближе. Волны усиливались и поднимались всё выше и выше, норовя затопить округу. Едва соображая, я отползла за валун, дрожа от холода и ужаса. Неужели перестаралась и натворила шторм, самого того не понимая? Нет, не могла — слишком никчёмная, а значит, это видение. Но сколько бы себя ни щипала, ни била по щекам, становилось только хуже. Молния ударила совсем рядом, и я закричала от страха, но голос терялся в рёве природы, что стонала от урагана.

Раскатистый смех пронёсся по округе, и я осторожно выглянула из-за валуна, обомлев от ужаса. Прямо из глубины водной пучины стала подниматься женщина исполинского роста, достигающего неба, а подле неё открывались одна за другой воронки, засасывающее в себя всё, что оказывалось рядом. Синие и зелёные водоросли опоясывали тело великанши, чёрные, как смоль, волосы подобно щупальцам развевались в разные стороны, а глаза сияли молниями.

— Ран, — едва прошептала я, и она тут же обернулась, зловеще хохоча:

— Ба’р’н миркр*, — жутко взревела она на неизвестном языке. — Эр бэгга**.

Жуткое подобие улыбки исказило её лицо, не предвещая ничего хорошего: море вспенилось, ветер завыл меж скал, волны поднимались в высоту Утёса, а я неотрывно глядела на Ран, что приближалась, волоча за собой легендарную сеть. В золотых, сияющих сейдом узлах барахтались акулы, касатки и драккары, а вместе с ними и люди. Леска изорвала их одежду и искромсала лица, но они всё кричали и кричали, умоляя о помощи и захлёбываясь в морской воде.

Вдруг Ран наклонилась ко мне, протягивая ладонь, на которой лежал рунный камень с высеченным, будто кровью, знаком халагаз.

— Така ве’л вэйм***, — рассмеялась она и окатила меня волной.

Я ударилась головой об скалу и перед глазами потемнело. Миг вокруг погрузился во мрак.

* — Дитя тьмы; ** — Я ждала; *** — Добро пожаловать

— Астрид! Я здесь, я с тобой!

Голос Эймунда звучал будто через воду. Был ли он галлюцинацией, или я уже умерла? Реальность ускользала, оставляя только невыносимую боль. Тело будто варилось в лаве Муспельхейма, а голова пульсировала, словно готовилась взорваться. Не могла пошевелить даже пальцем, погружаясь всё больше в муки.

Образы сменяли друг друга, заставляя метаться в агонии и пытаться сбросить оковы кошмаров. Мне виделся то Эймунд, несущий меня на руках, то страшный шторм, который затопил округу: в огромном котле буйства моря и ветра гибли люди и животные под оглушительный хохот Ран. Великанша безумствовала, и природа подчинялась ей, но в тот миг, когда казалось, что мир погибнет в чудовищном водовороте, яркий свет озарил округу, и наступила пустота. Голова раскалывалась, хотелось сбросить пелену сна, но не было сил. Попытка открыть глаза отзывалась мучительной болью.