— Сокруши, — настаивал Фарбаути. — Сотвори иллюзию… А мы поможем…

Я оглянулся в поисках удобного места и тут же ринулся в сторону высокого холма, на котором сейчас громоздились остатки некогда роскошного чертога. Валуны летели со всех сторон, хвост чудовища поднимал пыль и каменный дождь, разя пламенем. Крики, бесконечные крики звенели в ушах, пока я упорно карабкался вверх, не замечая ничего вокруг.

Сквозь пелену я едва различал голос Андвари, что приказывал воинам сражаться до последнего. Кто-то трусливо сбежал и тут же пал от стрелы, пронзившей шею. Я оглянулся: воинов осталось ничтожно мало. Сверкающие доспехами асы метали копья в змея, и одно из них достигло цели: Нидхёгг взревел от ярости и, взмахнув исполинскими крыльями, подлетел ближе к городу, извергая пламя. Долго так продолжаться не могло.

— Сокруши! — приказывал отец.

И я призвал весь сейд в свои руки, плетя иллюзию огромного Одина. Не знаю, во что я верил и на что уповал, но надеялся, что план сработает: образ главного клятвопреступника должен был обескуражить бича правосудия, занимая внимание, и желая сожрать его. А после…

— Обмани, — советовал отец, и я заметил его могучую фигуру рядом с собой, благодарно кивнув. Я хотел проникнуть в голову змея и уговорить его уйти, вот только как это сделать — не знал, однако времени не осталось.

Я закрыл глаза: пытаясь почувствовать сейд, что стремился ко мне и обвивал ладони, сгущаясь тьмой и сплетаясь в единое хрупкое целое. Пальцы выводили пасы, заклинания срывались с губ, а в голове ясно вырисовывался образ Всеотца. Иллюзия маячила громадой и дрожала как новый лист на холодном ветру. Сосредоточься. Не думай ни о чём. Я — это сейд, а он — это я. Дыши. По кругу повторял я себе, сливаясь в одно с колдовством.

И вдруг Нидхёгг замер. Тишина заволокла город, и я нерешительно открыл глаза, удерживая пальцы в пасе, и сам не мог поверить увиденному. Огромная фигура Одина стояла прямо передо мной и насмешливо смотрела на змея.

— Предатель! — неожиданно прошипел Нидхёгг на языке ётунов. — Твоей кровью должны умыться поколения. Клятвопреступник!

Он расправил крылья, готовясь поглотить туманную плоть, и я понял, что пора. Миг. Отпустить все мысли. Второй. Представить, что ты — это и есть огромный змей, желающий смерти всем. Третий. Призвать весь сейд, представляя его мечом, что пронзает голову любому. И ты уже в голове другого.

— Мы поможем, — произнёс отец, и сердце будто забилось быстрее, а сквозь тело прошла огромная сила тьмы мертвецов.

Я и сам не понял, что произошло, как на меня хлынул поток чужих мыслей, сводя с ума. Жажда правосудия и мести, необузданный голод, что уничтожал всё изнутри, боль и обида предательства — вот чем дышал Нидхёгг в этот миг. Он извивался и кружил на своих крыльях, взмывая всё вверх и вверх, норовя разрушить гору и разорвать иллюзию Одина. Змей не сразу понял, что в его мысли вторглись, а затем чуть замедлился и сверкнул на меня огромным чёрным глазом:

— Ётун, — прошипел он.

— Уходи, — попытался приказать я, замечая, что теперь Нидхёгг забрался на выступ скалы и оттуда разил пламенем, не позволяя никому подойти. Пот стекал с моего лица, кровь сочилась из глаз, а тело било лихорадкой от потустороннего сейда, иллюзия начинала дрожать, и сил становилось всё меньше, но надо держаться и уговорить змея исчезнуть. — Уходи отсюда! Здесь нет клятвопреступников!

Нидхёгг тихо рассмеялся:

— Они повсюду, а главный из них — передо мной.

Марево Одина норовило рассыпаться — я не справлялся.

— Уходи! — повторил я. — Уйди в Хельхейм и карай там души предателей.

— Оттуда не возвращаются — там лишь смерть, — ответил Нидхёгг.

— Чего тогда ты хочешь?! — прокричал я, падая на колени. Сейд мертвецов захватил тело, позволяя тьме расползтись: руки оледенели, сердце стучало в ушах, голова шла кругом, а глаза накрыла кровавая пелена. Мне осталось недолго.

Нидхёгг взмыл в небо и вдруг опустился на чертог правителей, уничтожая его своим телом.

— Ты умираешь, разговаривая со мной, — довольно проговорил он, наслаждаясь страданиями других. — Они того стоят?

Скрепя зубы, я прохрипел:

— Предлагаю сделку! — змей любопытно прищурился, вновь одаривая подобравшихся воинов огненной волной. — Уходи в Нифльхейм и там лакомись душами клятвопреступников!

Нидхёгг захохотал, явно не веря моим словам, что давались с трудом. Из последних сил я прокричал:

— Клянусь, что придумаю ритуал людям, и они будут отправлять души в твои владения, только оставь этих несчастных!

В один миг Нидхёгг извернулся, отбрасывая хвостом воинов и ломая наконец чертога наместника на сотни мелких камней, и подлетел ближе ко мне, одаривая жаром пламени:

— Я принимаю твою клятву, ётун. Но знай, что, если предашь: я уничтожу всё, что тебе дорого, сожгу все миры, а твою душу буду пожирать вечно, наслаждаясь криками и болью.

Небеса содрогнулись от рёва Нидхёгга, что резко взмыл ввысь, а затем исчез в расщелине, уходя из Свартальфхейма прочь. А меня поглотила тьма.

Глаза болезненно открылись, и я замер, с трудом различая обстановку пещеры, в которой обитала Гулльвейг. Голова гудела, а всё тело горело как от лихорадки. Кости ныли, будто их переломали разом все. Я осторожно сел, зажимая пульсирующие виски.

— Слава Имиру! Ты очнулся! — Андвари облегченно вздохнул, протягивая кружку с водой.

— Что произошло? — голос мой охрип. Воспоминания постепенно возвращались, добавляя мигрени.

Дверг осторожно присел на кровать. Выглядел он отдохнувшим, а на лице остались лишь мелкие царапины — он что, совсем не пострадал в давке змея?

— Ты изгнал Нидхёгга, — проговорил Андвари, тяжело вздыхая. — Все видели исполинскую фигуру Одина, которую ты сотворил, чтобы напугать змея. Он бесновался, крутился, а затем резко исчез. Я нашёл тебя без сознания среди обвалов: всё лицо в крови, дыхание тихое, переломаны ноги и сильный удар головы — не представляю, как ты вообще выжил, рухнув с такой высоты. Мы принесли тебя сюда и стали выхаживать.

Осушив кружку, я протянул ему, прося добавки, и спросил:

— Что с городом и Хрейдмаром?

Андвари вернул кружку и тихо проговорил:

— Наместник умер — болезнь забрала его. А город… Мы его восстанавливаем. Меня избрали временным наместником.

— Почему временным? — не понял я.

— Марево Всеотца впечатлило многих, — печально проговорил дверг, уставившись на меня. Миг. Второй. И я расхохотался, держась за грудь, которую точно обожгли лавой. — Старейшины хотели с тобой поговорить и…

— В пекло их! Ты — наместник и точка. Знаешь, зачем я сотворил Одина? — насмешливо бросил я, осторожно выбираясь из кровати и натягивая подготовленную одежду. — Нидхёгг должен был наброситься на него и сожрать как главного клятвопреступника. Один ничуть не испугал древнего змея, однако это должно остаться между нами.

Андвари кивнул, приложив руку к сердцу, и, дождавшись, пока я застегну ремень, поинтересовался, будто действительно сомневался:

— Так ты действительно не претендуешь на звание наместника?

Я звонко засмеялся, опять сгибаясь от боли — проклятие! Однако глаза друга сверкали сомнениями и надеждой — он на самом деле переживал и подозревал меня. Неприятное ощущение.

— Андвари, я дал тебе клятву, что помогу спасти Свартальфхейм и стать его наместником, — недовольно проговорил я, застёгивая наручи. — Неужели ты думаешь, что я стану претендовать на трон чужого мне мира, когда сам являюсь наследником? Как это низко с твоей стороны!

Андвари тут же пал ниц, замаливая прощение и быстро проговорил:

— Прости-прости! Я не хотел тебя оскорблять! Просто эти старейшины… С ними сложно. Но, Локи, я никогда не сомневался в твоей честности. В ответ готов исполнить всё, что хочешь — я твой должник до скончания времён.

Отмахнувшись и велев ему встать, одна тревожная мысль кольнула сердце, заставляя оглянуться. Пещера ничуть не изменилась: всё лежало на своих местах, и никаких намёков на присутствие Гулльвейг.