Я нервно сглотнула: копаться в чужих вещах — непростительная дерзость, но как Эймунд умудрился так бесшумно подкрасться? И стоило ли воспринимать его слова как угрозу? Да и о чём вообще была речь?

— Нидавеллир? — переспросила я, не оборачиваясь. — Никогда не слышала такого названия.

Эймунд тихо рассмеялся, делая шаг назад:

— Неудивительно. — Я обернулась, чуть выгнув бровь в ожидании пояснений. — Нидавеллир — столица Свартальвхейма, замурованная глубоко под землёй вместе с её жителями. О ней мало, кто ещё помнит.

— Кроме, конечно же, тебя, — фыркнула я, закатывая глаза и скрещивая руки на груди. — Ещё скажи, что это утерянная правда, которую ты тоже слышал от какого-то там колдуна непременно в отдалённом уголке Риваланда.

Эймунд вдруг наклонился так, что наши глаза оказались на одном уровне, и прошептал:

— Дерзишь, маленькая недоведущая. Мне нравится.

И он рассмеялся, заставляя меня растерянно хлопать глазами и ловить воздух, потому что, кажется, опять забыла, как дышать. Колдун вальяжно прошёлся до корзины, раскрывая её и тут же закидывая в рот горсть крыжовника.

— Зачем пришла? Соскучилась?

Сплошная насмешка. Он игрался со мной, прекрасно читая как открытый свиток чувства и эмоции. Наверняка видел, как вспыхивал сейд, разгораясь ярче рядом с ним. Поправив косу, будто прогоняя мысли, встала напротив:

— Где ты был два дня?

— Дела, — отмахнулся он, опираясь локтями на стол позади и закидывая ногу на другую. — Лучше скажи: смогла прочувствовать все эмоции Торви с браслета или провозилась с Лив?

Пару дней назад Эймунд отдал мне браслет, что Харальд подарил колдуну, и велел распознать все воспоминания, которые тот хранил в себе. Но сколько бы я не крутила золотой ободок, ощущала только горечь и злость.

— Она была обижена, когда вернула браслет обратно, — отчиталась я. — Не вижу той любви, о которой ты говорил.

— Видишь, просто не понимаешь, — отозвался он, маня рукой сесть рядом. — Вот, возьми и расскажи, что чувствуешь, — колдун снял с пальца золотое кольцо, которое носил крайне редко, и вложил в мою ладонь.

Как Эймунд учил, закрыла глаза, прислушиваясь к сейду. Он, будто река, разливался повсюду и наполнял всё собой. Эймунд переливался искрами огня, что согревал, словно в ненастный день; дом по-прежнему хранил отголоски травницы, сверкающей зеленью растений и пахнущей цветами, а себя я упорно видела в мерцании Полярного сияния. Сосредоточившись, обратилась к кольцу: оно было тёплым, как и его владелец, но в то же время от него веяло холодом, царапающим и глубоким, словно вода медленно промерзала всё глубже и глубже. Контролировать дыхание, позволить сейду убаюкать меня на невидимых качелях и принять его — шаг за шагом следовала наставлениям. И вдруг перед глазами замерцали образы: плеск воды в гроте, мужчина с рыжими волосами кричит на кого-то, а после душераздирающий вопль и запах обгорелой плоти. Боль — невыносимая и уничтожающая. Я погибала, сгорала заживо. Воздух резко стал тяжёлым, я не могла сделать и вздоха, как Эймунд притянул к себе и, поглаживая по волосам, прошептал:

— Тише, недоведущая. Ты здесь, со мной — в безопасности. Никто не тронет тебя.

Меня пробила дрожь. Ужас и страх были настолько велики, что трясло, словно в припадке. С этим кольцом явно что-то было не так: слишком мрачная и злая история.

Эймунд осторожно опустил меня из объятий и протянул бурдюк с водой, ловко надевая кольцо обратно на палец.

— Откуда оно у тебя? — прохрипела я, сделав глоток.

— Долгая история, расскажу в другой раз, — и снова напускное спокойствие, будто всё это пустяк и ничего более. — Важнее иное: ты ощущаешь и концентрируешься на самых сильных воспоминаниях и эмоциях, однако есть и иные — более глубокие. Тоже самое с браслетом Торви: да, она злилась, когда возвращала его, точнее швыряла в ноги Харальду, но была и радость, ведь это свадебный подарок. Попробуй ещё раз.

Кивнув, я отложила бурдюк и вытащила из сумки браслет, пытаясь заново окунуться в сейд. Тело ещё дрожало, помня прошлый опыт, но нужно было перебороть себя. Вдох-выдох, и так по кругу, пока вновь не различу переливы колдовства. Время замерло, оставляя наедине с сейдом и воспоминаниями, хранящимися в браслете. Торви швырнула его в ноги Харальда, когда он женился на Рангхильд. Злоба, отчаяние и слёзы душили её в тот момент, пока она кричала и оскорбляла мужа, проклиная его. Я нахмурилась: слишком яркие образы не позволяли погрузиться в ранние воспоминания.

— Не ломай сейд и не наседай, а позволь ему провести через все оттенки чувств к нужному тебе образу, — наставлял Эймунд, и я слушалась, не желая нагло вторгаться в магию, как это делала Тьодбьёрг.

Расправив плечи, постаралась расслабиться и дышать спокойнее. Торви злилась и злилась, нервничала, постоянно стискивая браслет в руке, и часто бросала его, обливаясь слезами, а затем вновь надевала и верила в счастье с конунгом. Я вдруг ощутила едва заметную надежду, что теплилась в её сердце, но больше было отчаяния и боли. Не думая сдаваться, попыталась снова, хмурясь и закапываясь всё дальше в воспоминания. Голова начала болеть, но я упорно игнорировала её, ища сокрытое. Сейд сверкал всё ярче и ярче, а браслет начал жечь, однако терпела, и старания были вознаграждены: увидела, как Харальд надевал Торви на руку браслет, а она, молодая и украшенная цветами и рисунками, стояла напротив, радостно улыбаясь. Сердце её полнилось желанием и предвкушением, а в душе господствовало счастье. Как же сильно это воспоминание противоречило последнему.

Я резко распахнула глаза и будто вынырнула из-под воды, вновь начав задыхаться и заставляя Эймунда досадливо цокнуть:

— Ну кто так резко отпускает сейд? — возмутился он. — Ты же состоишь из него и просто берёшь взаймы энергии. Если так бросаться сейдом, то кровь пойдёт из носа или вообще в обморок упадёшь.

Я осушила бурдюк и протянула ему браслет обратно:

— Как умею, так и делаю, — огрызнулась. — Почему браслет так обжигает? Я делаю что-то неправильно опять?

Эймунд покачал головой, лениво растягивая слова:

— Нет, всё так. Просто надо больше практиковаться и научиться принимать сейд вокруг себя всегда, а не только тогда, когда тебе угодно. Ты же не хочешь повторять путь Тьодбьёрг?

— Нет, — честно призналась я. Вёльва предпочитала держаться от меня подальше и ни разу больше не предпринимала попытки заговорить, что несомненно радовало. — Ты сказал, что у тебя были дела. Не поделишься?

Эймунд вдруг наклонился и щёлкнул меня по носу:

— Любопытная, все тайны миров узнать хочешь? А что, если правда тебе не понравится?

Я замолчала, не зная, что и сказать. Колдун имел право на тайны: вдруг он проводил время в утехах? Глупая Астрид! Разве можно о таком спрашивать взрослого человека и надеяться получить правдивый ответ? От стыда хотелось провалиться под землю. А что, если я пришла, а он здесь развлекался бы с какой-нибудь девицей, и тогда… Щёки запылали. И о чём только думала? Нужно быть осторожнее и не врываться в чужие дома. Я покосилась на убранные вещи и едва не застонала от досады, рисуя весьма постыдные образы.

— О чём задумалась, Златовласка? — елейно подшутил Эймунд, заставляя прикусить щёку. Он ведь опять наверняка слышал мои мысли и теперь удумал играться. Не знаю, чем закончилась бы наша перепалка, если бы в дверь не постучали и в дом не вошёл бы Вальгард.

— Рад, что встретил вас обоих, — коротко произнёс он, усаживаясь на противоположную скамейку. — Близкий соглядатай Харальда доложил, что в одале недалеко от Края десяти водопадов ошиваются подозрительные воины, а стоянка их где-то в горах — до куда он смог проследить. Как мы с тобой вчера и обсуждали, Эймунд, конунг клюнул и решил использовать нас в качестве живого щита. Матс подтвердил: там действительно готовят засаду.

— О чём речь? — я непонимающе переводила взгляд с одного на другого.

— А это те самые дела, о которых ты переживала, — подмигнул колдун, заставляя покраснеть то ли от смущения, то ли возмущения.