Тело ныло от столь резких перемен, и я, еле переставляя ноги и ругая себя, что отказалась от помощи брата, брела домой по подворотням. Но спасение Эймунда сейчас важнее, а значит, выдержу и справлюсь, лишь бы только по роковой случайности отца не было дома.

Однако милостивые боги оказались глухи сегодня к моим молитвам, и все надежды разбились об камни, стоило только миновать просторный двор и постройку, где жили трэллы. Из дома доносились крики и сильна брань, а затем что-то грохнуло, и я распахнула тяжёлую дверь, замирая на пороге от увиденного.

Посуда была раскидана на полу вместе с овощами и кусками мяса, чан закатился под скамейку, а прямо возле очага Дьярви повалил Этну на стол, задрав платье и спустив собственные штаны. Тир плакала и вырывалась, но хэрсир не обращал внимания и изумлённо уставился на меня.

— Ты?! — взревел он, явно не ожидая встречи. — Живая?!

Мир вдруг замер и сжался до маленькой точки, что пылала болью и яростью. Ненависть выжигала внутри меня всё хорошее и светлое, а тело вновь наполнило сейдом, что готов был разорвать округу. Трэллов били, насиловали, уродовали потехи ради, мучили до смерти и бросали в выгребные ямы, но я наивно думала, что в нашей семье всё иначе. А теперь Этна пыталась выбраться из хватки хэрсира и прикрыться, не решаясь поднять взгляд. Привычный мир окончательно разбился на сотню осколков, и единственное, что осталось во мне — презрение.

— Нравится, что видишь? — насмешливо бросил Дьярви, отпихивая от себя тир и демонстративно шнуруя штаны.

Этна, едва слышно плача, стыдливо спрятала лицо в ладонях и попятилась к двери, поправляя платье и выбегая прочь. Проводив тир равнодушным взглядом, хэрсир, отпихнув валяющиеся овощи дальше под стол, уселся на скамью и налил себе кружку эля, тут же опустошая её до дна.

— Так сильно хотелось посмотреть, как женщин берут? Неужто доросла и пора искать тебе мужа, а? А раз противно, то подождала бы на улице вместе с другими трэллами.

Я молчала, боясь сорваться и испепелить его на месте. Лживый и гнилой человек, в котором не осталось ничего хорошего. Как он смел поднять руку на женщину и брать её против воли? Как он продолжал сказываться правильным и доблестным героем, если мог только измываться над беззащитными? Такие, как Дьярви, не достойны жить.

— Убей, убей, убей… — вновь потусторонний голос, сопротивляться которому становилось всё сложнее и сложнее.

Эль пенился в бороде хэрсира, а глаза смотрели с отвращением, когда он обернулся:

— Что, язык прикусила? Вся храбрость ушла на то, чтоб ворваться сюда? Или ты как всегда: делаешь, а потом уже думаешь?

— Тебе хватит одного удара… Только пожелай… Пожелай…

Я зажмурилась, пытаясь отогнать наваждение. Не стоило делать ничего, о чём пожалела бы сотню раз позже. Дышать глубже и отвлечься, я листочек в этом огромном мире.

Кружка резво опустилась на стол, расплескивая эль.

— Я с тобой разговариваю! Совсем ошалела?!

Впилась ногтями в ладони, медленно произнося:

— Ты не посмеешь её насиловать впредь. Никогда.

Противный смех сорвался с его рта. Дьярви налил себе очередную кружку, размахивая ею в воздухе:

— И кто же мне запретит? Ты? Не позабыла ли ты, девчонка, кто здесь главный? Язык слишком длинным вырос, как погляжу. Может, стоит научить тебя манерам?

Я выпрямилась: больше не боялась ни Дьярви, ни его гнева. Он, как и все остальные, не стоил ничего и был всего лишь мелкой назойливой букашкой перед сейдом, который скрывался внутри мира и меня. Сокрушу, хватит сил.

— Ты больше не тронешь меня и Этну, иначе пожалеешь.

— И что же ты мне сделаешь? Нашлёшь болезнь или хмуро посмотришь исподлобья? Неблагодарное отребье! — желваки его заходили, а взгляд потемнел: хмель ударил в голову. — Я кормлю тебя, а ты смеешь открывать свой поганый рот и перечить?! Вернусь из похода и отдам замуж за первого попавшегося бонда. Глаза только мозолишь. И попробуй сейчас сказать слово против — одним ударом всю дурь вышибу. Я твой отец, и слово моё — закон.

— Ты никогда не был мне отцом! — вскричала я. — Всю жизнь видишь во мне тварь, что якобы извела твою любимую Герду! Лицемер и сволочь! Кричишь на каждом углу о вечном горе и трауре по умершей жене, а сам кувыркаешься с тир, не ведая печали. Скольких ты бастардов наплодил и убил, а?!

Глаза Дьярви пылали яростью, но меня уже было не остановить: всё, что копилось годами теперь получило выход.

— Ненавидишь и презираешь сейд, но только благодаря ему и вёльве Герда прожила дольше положенного, иначе погибла бы от твоего неуёмного зуда в штанах. Ты сам принёс меня в этот дом, так что же не убьёшься, а только мне смерти желаешь?! Я слышала твой разговор с Тьодбьёрг и всё знаю. Ты отдал меня в обучение тупой сестре, точно издеваясь, а после попросил «позаботиться» Сигрид, надеясь, что я сдохну от сейда, верно?! Ублюдок!

Я плюнула ему под ноги, стиснув кулаки и не обращая внимания на нарастающий шёпот.

— Использовал бабу, которая ради тебя готова на всё, лишь бы ты её взял в тёмной подворотне, а сам дерёшь тир. Сукин сын, мог бы давно задушить во сне, а не избавлять от меня чужими руками как истинный слабак.

Вспышка боли ослепила, а голова противно загудела от удара. Дьярви вскочил на ноги и ударил кувшином, что разлетелся на осколки. По рукам и шее стекал липкий эль. Я зажмурилась, пытаясь прийти в себя, но хэрсир тотчас схватил за горло, начав душить. Хрипы срывались с губ, пока пыталась вырваться из крепкой хватки. Глаза Дьярви сочились таким омерзением и яростью, что я тут же стала в них захлёбываться, перенимая его эмоции и смешивая со своими.

Преисполненная гневом, ударила его меж ног со всей силы и схватила со стола нож, сжимая в руке. Тело саднило, голова раскалывалась, а реальность опять ускользала с пугающей быстротой.

Дьярви оскалился и молниеносно ринулся вперёд, обескураживая. Все уроки Сигрид пошли прахом: хэрсир повалил меня на пол и прижал руку с ножом к горлу, пока я отчаянно сопротивлялась. Попытки спихнуть его грузное тело провалились. Миг. Мне оставался всего один миг, чтобы жить. Брыкалась, отчаянно сопротивлялась, но лезвие было всё ближе и ближе, царапая кожу.

Вдруг тело обдало жаром, а перед глазами замаячили образы: дома пылали, люди бежали, спасаясь от стрел, Сигрид и Дьярви сражались рука об руку, а затем оглушительный крик, и Бешеная закрыла собой хэрсира, падая на землю с топором в груди. Обгорелый воин довольно хохотал, глядя в глаза моего названного отца. Битва, лязг мечей и вспышка боли под ребрами — Дьярви, униженный и побеждённый, пал замертво.

— Сгинешь как трус и низменный червь. Ты недостоин Вальгаллы, Дьярви, бастард конунга Гуннара, — прохрипела я чужим, пугающим голосом, будто он исходил из-под земли.

Дьярви бы убил меня, если бы не Вальгард, вновь появившийся, будто солнечный луч в пасмурный день. Брат ударил отца рукоятью топора и пихнул его прочь, рывком поднимая меня на ноги.

— Щенок! Как смеешь?! — взревел Дьярви, обнажая меч. — Эта сука только что прокляла меня, а ты защищаешь её?!

Вальгард предупреждающе перехватил топор, загораживая меня собой.

— Ты напал первым, — холодно проговорил он. — Не ты ли отдал приказ избить колдуна до полусмерти, потому что стремился защитить своего давнего дружка Видара? Уверен, потому и хотел избавиться также от Астрид.

Так вот оно что… Следовало бы догадаться ранее, что отец покрывал Видара — такого же мерзавца, как и он сам. Отморозки липнут друг к другу, как мухи к мёду.

— Вальгард… — сквозь зубы прошипел Дьярви. — Ты не понимаешь…

— О, я прекрасно всё понимаю, — перебил его брат, уводя меня к двери. — Ты и твои подонки воруете, покрываете преступления друг друга и стремитесь избавиться от Харальда и «избалованного олуха» Сигурда. Ты хотел бы убить их и поставить меня на престол, используя как куклу. Эйрик Высокий — никудышный пьяница, что сболтнул про готовящийся обвал близ Тролльтинда. Но не беспокойся, я обо всём позаботился, отец.